Варшавские тайны
Шрифт:
По Новосенаторской и Трембацкой экипаж выехал на Краковское Предместье и покатил на юг. У Соборной площади свернул на Каровую, и пейзаж сразу изменился. Вчера Лыков здесь не ходил! Будто они перенеслись как по волшебству из Варшавы в московскую Хапиловку. Всюду грязь, горы неубранного мусора, дома-развалюхи и бедняки в лохмотьях. Где же нарядная и веселая публика с проспектов? Вместо нее — унылые и пришибленные голодранцы. Опытный глаз Лыкова замечал и «деловой элемент». Воры и мазурики, завидев полицейских, торопливо скрывались в переулках.
— Самое опасное место на этом берегу Вислы. Хуже только в Праге.
Не имеющий чина хотел что-то возразить, но передумал.
Пролетка по разбитой дороге медленно спускалась к реке. Наружность прохожих делалась все отвратительнее. Когда пересекли Добрую, Лыков ахнул: ну, чистая Сретенка! Такой же длинный остов улицы-позвоночника с торчащими в обе стороны переулками-ребрами.
Проехали водозаборную станцию и остановились на берегу. Чуть ниже трубы, у самой воды раскинулась огромная зловонная свалка. Куда смотрит городская управа? Нигде еще Алексей не видел такого вопиющего нарушения санитарных норм. В Петербурге одна из двух столичных свалок тоже расположена у Невы. Но не около же водозабора!
Возле одной из куч столпились люди: помощник пристава, двое городовых, фотограф с треногой и доктор с чемоданчиком. Рядом стояла закрытая карета-труповозка. Лыкова удивило отсутствие толпы зевак. Обитатели свалки, наоборот, попрятались. Лишь какой-то оборванец мирно спал неподалеку на заботливо подстеленных листах толя.
— Вон побежали! — дернул начальника за рукав Нарбутт.
— Где?
— Да уж скрылись! На Густую завернут, там у них притон.
— Узнали кого, Витольд Зенонович?
— А как же! Рафал Васютынский со своей хеврой. Шесть человек, все в сборе. Зданек Дыня сильно хромает, его под руки ведут.
— Это шайка грабителей, что работает от свалки, — пояснил Алексею Гриневецкий. — Так, второй сорт. Не до них сейчас.
Полицейские вылезли из пролетки и подошли к трупу. Начальник сыскной полиции представил Лыкова:
— Мой новый помощник. Временный, для ускорения розыска убийц Емельянова.
Фотограф и доктор, оба поляки, молча переглянулись. Помощ ник пристава, долговязый русак-подпоручик, пробасил:
— Давно бы так! Третий месяц уже, как приткнули человека, и никаких концов… Тут у нас, Эрнест Феликсович, тово… опять…
— Показывайте.
Городовой сдернул рогожу, и Лыков увидел своего вчерашнего недруга. Штабс-капитан пограничной стражи лежал на боку. Скрючившись, он сжимал в охапку собственные внутренности, вывалившиеся из распоротого живота. Мундир и шаровары задубели от крови. Гримаса невыносимой боли исказила лицо убитого, но это был он, скандалист из ресторана.
— Доктор?
— Рана очень жестокая, но какая-то неумелая. А может, нарочно так сделали, чтобы дольше мучился? Его держали за руки, когда резали. На запястьях остались следы… Офицер умирал несколько часов.
— Где? Здесь, на свалке?
— Так точно, Эрнест Феликсович, — встрял подпоручик. — Вон сколько крови натекло.
— И никто не слышал стонов? Вокруг ночуют десятки людей.
— Кто станет связываться с полицией? Они же все без видов. Ишь как попрятались, расканальский народ!
— Витольд Зенонович, вызывайте агентов и начинайте поиск свидетелей, — распорядился надворный советник. — Никого не пугайте, ногами не топайте, будто бы вы просители. Понадобится — дайте полтину опохмелиться. Пусть только честно расскажут, что видели или слышали. Должны были, если этот несчастный мучился тут полночи. Кто-то его сюда привел! Или привез. И этого кого-то могли запомнить.
— Слушаюсь.
— В карманах что-нибудь нашли? — вновь обратился к помощнику пристава Гриневецкий.
— Нет. Их вывернули до нас.
— Убийца?
— Может, и он, но скорее здешние. Дождались, когда кончился, и обчистили.
— Это запросто, — согласился Нарбутт. — Но если так, опрос ничего не даст. Тот, кто обшарил покойника, не сознается. А мазурики его не выдадут.
— Надо обойти местные питейные заведения, — предложил Лыков. — Вдруг кто посреди ночи пришел часы пропивать?
— У нас, Алексей Николаевич, посреди ночи все питейные закрыты, я вам вчера это объяснял, — терпеливо возразил Гриневецкий.
— Даже низкого пошиба?
— И низкого, и высокого.
— И подпольных кабаков нет? И «мельниц», где уголовные в карты играют? А скупщики краденого тоже по ночам спят? Не поверю, извините!
— Алексей Николаевич прав, — сказал Нарбутт. — Я оставлю на свалке одного агента. Пусть ходит, спрашивает. Больше для очистки совести, чем в ожидании пользы. А сам с ребятами прочешу Добрую и переулки. Вдруг да зацепим!
— Личность убитого пока не установили? — спросил у подпоручика Гриневецкий.
— Офицеры паспортов не имеют. По мундиру судить, так он из Александровской бригады пограничной стражи. Надо им телеграфировать.
— Его фамилия — Сергеев-третий, — неожиданно для всех пояснил Лыков.
Состоялась немая сцена. После длинной паузы надворный советник спросил:
— Это ваш знакомый? Но откуда? Вы в Варшаве неполный день!
— Я познакомился с ним вчера в ресторане «У Владека».
— На углу Краковского Предместья и Мариенштата?
— Да.
— Вы обедали вместе, если знаете его фамилию?
— Не совсем так. Я зашел поесть, а штабс-капитан уже был там. Не один, а с двумя пехотными поручиками. Все трое напились и устроили дебош. Мне пришлось вмешаться.
Нарбутт почему-то так разволновался, что даже взял Лыко ва под руку.
— Что же вы предприняли?
— Вывел их на улицу.
— Один — троих? И они пошли с вами?
— Ну… они сначала не хотели выходить. Поэтому пришлось их вынести.