Варшавское шоссе – любой ценой. Трагедия Зайцевой горы. 1942–1943
Шрифт:
Прошел еще день. Как потом мне стало известно, в первую ночь санитары были обстреляны. Они вернулись и сказали, что меня не нашли. Мой помкомвзвода сержант Иванов, бывший уголовник, пришел в медсанроту полка и пригрозил автоматом, если в следующую ночь меня не вынесут. В ночь на 20 мая санитары пришли. Когда они меня несли, немцы освещали местность ракетами и вели огонь трассирующими пулями. Санитары резко бросали носилки и залегали. Я испытывал невыносимую боль. Когда начало светать, на опушке леса нас встретил сержант Иванов.
Ноги от голода опухли, и сапоги пришлось разрезать. Меня на повозке повезли в медсанбат. Дорога пролегала через болотистую местность по гатям (дорога устлана поперек бревнами), и перебитые кости тряслись, как барабанная дробь. В медсанбате наложили шины. Далее повезли на грузовой автомашине в армейский госпиталь в село Воронино. Носилки лежали в кузове грузовика и по ухабистой дороге подпрыгивали, причиняя
В этот день самолет с двумя ранеными, летевший на Москву, был сбит немецким самолетом. Я пробыл в армейском госпитале одни сутки, и меня самолетом У-2 отправили в Калугу…
…Теперь хотелось бы взглядом ветерана войны, которому за восемьдесят, более объективно самокритично осветить некоторые особо памятные события военных лет и поразмыслить о самых важных эпизодах, оставшихся неизгладимо в моей памяти. Самое незабываемое и страшное, что мне пришлось пережить, – это кошмарный ад в апреле – мае 1942 года под Зайцевой горой. На памятном знаке 58-й краснознаменной стрелковой Одерской дивизии на обратной стороне написано: «Зайцева гора – Корсунь-Шевченковский – Берлин – Прага». Это говорит о том, что совершенно неизвестная маленькая деревушка по боевым действиям приравнивается к таким известным городам и битвам. Потери нашей дивизии под Зайцевой горой на сравнительно небольшом участке фронта были больше, чем во всех дальнейших операциях, вместе взятых. Такого напряжения, которое я пережил под Зайцевой горой, не было даже в штрафном батальоне. Кроме кровавой мясорубки, пришлось пережить страшный голод. В моей памяти и в памяти всех солдат, проливших кровь за этот клочок земли, бои под Зайцевой горой остались трагедией и непонятной загадкой. Вот как это подтверждает в своих воспоминаниях рядовой 170-го стрелкового полка П.А. Кузнецов: «В ходе «наступательных» боев я – лучший спортсмен школы, как многие другие бойцы, был доведен до полного физического и нравственного истощения. Кому я обязан своему головокружительному падению, при котором не способен был даже реагировать на опасности бомбежек, артиллерийских обстрелов и другие угрозы жизни? Кто гнал нас на бессмысленную смерть, пренебрегая даже примитивной стратегией? Бои под Зайцевой Горой в апреле – мае 1942 года – одна из бесславных страниц летописи Великой Отечественной войны…»
Кто задумал и осуществлял это такой дорогой ценой? Командовал тогда Западным фронтом Жуков. В военной литературе и в мемуарах самого Жукова о Зайцевой Горе не упоминается. Позор тех поражений лежит на совести Верховного командования, в том числе и Жукова. Даже командующий 50-й армией генерал-полковник Болдин был только исполнителем этой бойни, судя по тому, что еще в то время позицию под Зайцевой Горой он назвал «мышеловкой». Правда, он организовал неоправданный подкоп под высотой 269,8.
На нашем участке фронта, как в мышеловке, уничтожались одна дивизия за другой. Наша дивизия прибыла на смену почти полностью уничтоженной 146-й стрелковой дивизии, а та в свою очередь сменила также почти полностью уничтоженную 173-ю стрелковую дивизию. Все это произошло в течение одного месяца, за апрель – начало мая 1942 года. Перед отправкой на фронт все эти дивизии были полностью укомплектованы, их численность была 11–12 тысяч. Уничтожались наши дивизии сравнительно небольшими силами противника, сумевшего после отступления от Москвы занять командные высоты. Не помог и подкоп длиной 100 метров и глубиной 15 метров. Под опорным пунктом немецкой обороны было заложено большое количество взрывчатки. После взрыва изменений в продвижении дивизии не произошло. Подкоп производился ночью, совершенно секретно. Немцы узнали о подкопе и своевременно отошли, а после взрыва вернулись. Об этих кровавых боях знали в госпиталях и видели, что опять и опять везут раненых с Зайцевой горы. Тогда ее называли «горой смерти». Знают и помнят об этой бойне жители окрестных сел и деревень. Они ежегодно 9 мая собираются на 275-м километре Варшавского шоссе почтить память погибших. Здесь органы власти Калужской области, при содействии ветеранов, создали мемориальный музей, с величественным памятником, где горит вечный огонь…
P. S. 22 июня 2002 года, в день 61-й годовщины начала войны, мне исполнилось 80 лет и почти 60 лет, как меня вынесли с поля боя под Зайцевой горой. Такой знаменательный день рождения я со своей женой и младшим 14-летним внуком отметили в мемориальном музее «Зайцева Гора» на 275-м километре Варшавского шоссе. Посетили место боев, возложили цветы к монументу на братской могиле, где горит вечный огонь, и к мемориалу славы 58-й Краснознаменной стрелковой дивизии» (А. Аллер, 58-я стрелковая дивизия).
Все это, уважаемый читатель, слова участников тех тяжелых событий, происходивших в районе Зайцевой Горы весной 1942 года, поистине «окопная правда». Но наиболее интересными, на наш взгляд, являются воспоминания И.М. Романова «Это было», машинописная рукопись которых попала в наши руки при подготовке данной работы. Работа эта основана на личных воспоминаниях, письмах с фронта и рассказах ветеранов. Малая часть этих воспоминаний в сильно урезанном виде (причину этого вы поймете, ознакомившись с нижеприведенными отрывками) была опубликована в сборнике «Во имя отчизны», подготовленном Казанским университетом в 1975 году. Будем надеяться, что когда-нибудь эти, может быть, для кого-то неудобные воспоминания все-таки увидят свет. Чтобы понять, насколько близок был этот автор к описываемым событиям, необходимо ознакомиться с основными вехами его биографии.
Романов Игорь Михайлович, русский, родился в 1915 году в Казани в семье служащих. После окончания школы работал монтером Казанской телефонной станции, затем учился на физико-математическом факультете Казанского университета, который окончил с отличием в 1937 году. Во время учебы в университете прошел высшую вневойсковую артиллерийскую подготовку, сдал экзамены на звание командира взвода артиллерии. За время учебы, сборов и маневров получил хорошую теоретическую и практическую подготовку по ведению артиллерийского огня и руководству артиллерийским подразделением, а также высокие навыки в верховой езде, рубке, стрельбе из личного оружия, самбо. С началом Великой Отечественной войны И.М. Романов был направлен в Казань в 28-й запасной артиллерийский полк, в котором служил до ноября 1941 года на должности первого помощника начальника штаба. После неоднократных рапортов о посылке на фронт получил направление в 280-й артиллерийский полк 146-й стрелковой дивизии, формировавшейся в Татарии. С апреля 1942 по март 1943 года И.М. Романов принимал активное участие в тяжелых боях на Западном фронте на должности ПНШ-2 (начальник разведки) 280-го артиллерийского полка 146-й стрелковой дивизии 50-й армии (воинское звание – младший лейтенант, капитан). Участвовал в тяжелейших боях в апреле 1942 года на участке Фомино – Зайцева Гора. За хорошую организацию разведки в полку и личную храбрость в 1942 году был награжден солдатской медалью «За отвагу». В период с мая 1942 по март 1943 года участвовал в боях севернее Мосальска. С 23 марта 1943 года И.М. Романов командовал вторым дивизионом 280-го артиллерийского полка 146-й стрелковой дивизии уже в звании майора. Участвовал в боях на ближних подступах к Спас-Деменску и вместе с разведчиками одним из первых вошел в город. 13 сентября 1943 года во время наступательных боев получил тяжелое осколочное ранение обеих ног и контузию головного и спинного мозга. Как инвалид Отечественной войны в августе 1944 года был демобилизован и уволен в отставку в звании майора. После войны продолжил работу в Казанском университете. Всего до сентября 1968 года И.М. Романовым выполнено и опубликовано 137 научных работ. В июне 1972 года защитил докторскую диссертацию. Занимался научной и военно-патриотической работой. Неоднократно удостаивался высоких наград. Итак, слово И.М. Романову:
«– И то верно, товарищ лейтенант. Я тут такого насмотрелся и наслушался… – многозначительно сказал Файнлейб (старшина, зав. делами), склоняясь к столу и понижая голос.
Уже тогда, когда наш полк формировался, я знал, что Файнлейб обладает удивительной способностью многие новости узнавать раньше других, а по некоторым, конечно, не основным вопросам он порой был проинформирован, по-видимому, не хуже начальника оперативного отдела штадива.
– Мне рассказывали, как наш 608-й стрелковый полк сменял Московскую дивизию (173-ю сд) в Фомино-1. Наши шли ночью. Кругом темно… Кругом мелкий лес… А в лесу раненые и убитые… Много-много… Когда 608-й пришел в Фомино-1, там и сменять было некого. Либо уже ушли, либо немцы поубивали… И немцы не стреляли. Вот наш генерал и хотел с ходу, ночным броском захватить высоту 269,8. Вывели полк на исходные позиции и доложили командующему Болдину, а тот штурм и не разрешил, говорит:
– Как же атаковать без артподготовки, без поддержки соседей, а потом как вы будете удерживать и отбивать немецкие контратаки без артиллерии и боеприпасов. Так и не разрешил штурмом взять высоту. – Но почему же?
– А потому, что не его штаб разрабатывал план операции, и приказал Болдин полк отвести назад в Фомино-1. Вот тут наш генерал очень рассердился.
– А ты откуда все это знаешь? Ты что, во время разговора у Новосельского (комдив 146-й сд) на КП под столом сидел?
– Ну зачем так, товарищ лейтенант? Просто мне об этом знакомый телефонист из штадива рассказывал. Да и капитан Козлов в это время в штадиве был. Хоть у него спросите, только не говорите, что я об этом рассказывал… Так вот, стал наш генерал говорить с Болдиным и кричит в трубку: – Нельзя полк отводить в Фомино-1 и начинать атаку утром, ведь сверху немцам все Фомино видно как на ладони. Весь полк уничтожат еще до подхода к высоте…