Варвар 2. Исступление
Шрифт:
Но если быть честной, как долго я смогла бы скрывать свою беременность? И удалось ли бы мне сбежать? Он должен был узнать. Это неизбежно.
– В сумке.
– Давай сюда, - резко убрал руку, и я почувствовала неприятный холод в затылке.
Застегнул штаны, поправил рубашку. При этом не прекратил буравить меня тяжёлым взглядом.
– Сумка там… В гостиной. Можно я схожу за ней?
Сейчас мне казалось благоразумным - не злить его ещё больше. Не вывести из себя каким-нибудь неосторожным
– Я сам схожу. Сядь, - минуя меня, пошёл к двери. Резко распахнув её, буквально вылетел из комнаты, словно ему здесь нечем стало дышать. Точно такое же чувство испытывала и я.
Внизу всё вибрировало от жёсткого секса, и я вдруг ощутила какую-то неприятную пульсацию в животе. Тут же резкая боль заставила вскрикнуть и рухнуть на дрожащие колени. Вспышка, за ней ещё одна, и вот я уже скрючиваюсь в позе эмбриона.
– Нет… Только не это… Пожалуйста, нет!
– шептала в пустоту, прижимая вспотевшие ладони к животу и тихо выла от осознания, что я теряю своего малыша. Если маленький комочек счастья во мне погаснет, то и меня не станет. Я не перенесу этого.
Я падала на пол безумно долго. Так, словно летела в бездну. Бездну глаз Варвара.
***
Отыскав сумку Снежаны, открыл её, бездумно уставился на содержимое. Помады, кошелёк, детские игрушки, какие-то нитки. Полная сумка всякой бесполезной хуйни.
В глаза бросилась погремушка для младенцев и где-то в грудине провернули кол. Начался жёсткий откат. И осознание.
Марат верил ей. Знал, что лгать о беременности ей нет резона. Вопрос: врала ли она раньше? Судя по записям в её медицинской карте, Снежана действительно длительное время пила гормональные препараты, и ей поставили диагноз «первичное бесплодие». Что оно такое Марат не знал и особо на этом не заострял своё внимание. Тогда и мысли не было, что в один прекрасный день он решит жениться на ней.
Вздохнув, перевернул содержимое сумки на стол, взял белый конверт, повертел его пальцами. Рука дрогнула.
Нет. Он не готов. Ни хрена не готов! И никогда не будет.
Перед глазами возник тот день, когда он забирал из роддома бледную, слабую Залину с маленьким свёртком в руках. Мелкий пошёл в отца, жена еле выносила его. Марат мечтал о том, как вырастит настоящего мужчину. Даст ему то, что не получил от своего отца. Даст ему всё. Впервые взяв на руки сына, он понял, что жизнь не будет прежней. Захотелось дышать полной грудью и орать на весь мир, что он отец.
И тут же триггером в сознание впилась страшная картина, что до сих пор мучила его в кошмарах.
Сын в саду. Огромные ледяные капли дождя размывают его кровь, забирая с собой в землю. И даже птицы не поют. Мрак и безысходность, поглощающие его душу, возрождающие зверя.
Взревев, опустил кулак на стол и тот разлетелся пополам. Схватившись за голову, заорал, пнул стул, запустив его в стену.
– Я не готов. Не готов. Не готов, - упёрся кулаками в стену, прислонился к ней лбом.
– Твою мать. Я не готов!
Дёрнулся, когда за штанину его схватила маленькая
– Ты чего не спишь?
– строго зыркнул на пацана, а тот, упираясь ногами, пытался его куда-то тащить.
– Чего?
– Мама… - прошептал мелкий, указывая пальцем в сторону спальни Снежаны.
ГЛАВА 11
– Ему нужен врач! Вызовите врача!
– пошатываясь, словно пьяный, он нёс бездыханного сына на руках, а перед ним расступалась толпа.
Марат не узнавал этих людей, хотя долгие годы они работали на него. Сейчас все были безликими. Он видел только бледное лицо своего сына, и из глотки рвался беспомощный хрип. Агония - вот что испытывал Марат. Чёрная ледяная лава пронеслась по венам и застыла там, как смола.
И безысходность.
Он мог купить полмира. Мог развязать войну. Мог убить любого. А сына вернуть не мог.
– Не всё подвластно людям. Даже таким непростым, как ты, - кто-то говорил ему эти слова, и он отчаянно пытался вспомнить, кто. Пока нёс своего сына к машине, чтобы отвезти его в больницу.
Уже в клинике пришло осознание, и мертвого ребёнка не смогли забрать из рук Марата. Он обещал убить каждого, кто прикоснётся к сыну. С ним на руках и провёл больше суток. А когда всё же передал сына Али, смола снова заструилась по венам. Закипела, превратилась в огонь.
***
– Ребёнок выживет?
– Я не знаю, - врач беспомощно развёл руками.
– Мы сделали всё возможное и теперь…
Марат не дал ему договорить долбанную, заученную фразу, схватив светилу за шиворот и оторвав его от пола.
– Не нужно кормить меня своими дебильными отговорками, врач. Ты не должен болтать, ты должен действовать. Сохрани этого ребёнка, и больше работать тебе не придётся. Я заплачу тебе столько, что унести не сможешь. А не сохранишь - отрублю тебе руки. Ты хочешь остаться без рук?
– в широко распахнутых глазах доктора увидел своё отражение. Сам зверь смотрел на него оттуда.
– Нне-ет… То есть, - запнулся, затрясся.
– Я сделаю всё, что смогу!
Марат оскалился, притянув доктора ближе.
– Ты сделаешь возможное и невозможное.
– Да! Я сделаю!
Наверное, не следовало так запугивать врача, но хороший стимул ему явно пригодится.
А потом Хаджиев перестал существовать на то время, пока решалась судьба его нерождённого ребёнка. И пусть он не был готов снова становиться отцом, пусть хотелось порвать пасть тому докторишке, что поставил диагноз Снежане, но терять ребёнка не хотел. Только не снова.
Невероятно долгие часы до рассвета, и чувства обострены до предела. Казалось, слышал каждый звук, даже сердцебиение из палаты, где по подушке разбросаны белые кудри. Обоняние улавливало тошнотворный запах медикаментов, который въедался в одежду, в кожу, в лёгкие. Всё на грани.
Марат знал: случись непоправимое, Снежану это убьёт. Он видел, чувствовал её материнскую нерастраченную энергию. Понимал, что значит для неё ребёнок, появления которого никогда не ждала. Хотя, вполне возможно, что ждала. Только какая нахуй разница теперь, когда не ясно, выживет ли мелкий.