Варвар, который ошибался
Шрифт:
Шатци передернул глыбами плеч.
– Ты лучше расспроси об этом моих эльфов. Они вот что велели тебе при встрече передать. Используй, сказали, то оружие, что добыл у горгон. Оно, мол, хорошее, проковано с добавкой металла Агона. Не знаю, что там за Агон, хе-хе, хы, го!
Зато я знаю, дорогой мой брат. Это мир, в который Творец заключил истинных эльфов, обезумевших от свалившегося на них бессмертия.
– У горгон? Я отобрал мечи у оргов Митризена.
Братец кивнул:
– Ага. Орги – они же горгоны. Орги – это если укороченно.
«Прямо как ты», – едва не ввернул я.
– Митризен, что Сеет Пагубу, он же Изгнанный из Витриума, в странствиях обнаружил их. И открыл кое-какие их свойства…
Горгониды… «Горгонид» – назывался корабль Димеро Буна. Интересное совпадение. Слишком много совпадений в этой истории, яханный фонарь! А еще этот Митризен, который, по словам Шатци, бродит где-то в Храме…
Я хотел расспросить о свойствах тварей, спросить и про Митризена, но принц внезапно закашлялся, сдвинулся и издал стон.
– Фа… а-а-а… ти-и-ик…
Я склонился над ним. Эльф распахнул веки, нашарил меня глазами, по которым опять, как в Ридондо, расползлась тьма.
– Обещай…
– Все, что угодно.
– Произведи сейчас свое слово… псс-ха-а-а… – Кровь заклокотала в его груди, поднялась вместе со словами к горлу, он сделал над собой усилие и сплюнул длинную тягучую струю. – Бросишь… сейчас… меня…
– Не брошу.
– Бросишь… крентенел… пока есть время! В яму Оракула. Ты. Пока я живой немногим буду…
– Зачем мне тебя убивать?
На самом деле я должен был спросить в лоб: «На черта я буду тебя убивать? Ты же отец моей жены, верно, и сам сейчас отдашь концы?»
Он задышал быстро, в предагонии, всхлипывая и клокоча.
– Ответ на вопрос… Как спасти мою дочь.
Твою же! Вот что задумал этот ушастый на пороге смерти! Смело – и отнюдь не глупо. И тяжело – для меня. Старине Фатику нужно прорваться к Оракулу, пока эльф еще дышит – ибо мертвое тело с отлетевшей душой Оракул не примет.
И хитро. Давайте учтем, что принц активно противился моей связи с Виджи, всеми четырьмя лапами упирался. Похоже, я становлюсь параноиком, но смотрите: если я убью Квинтариминиэля (между нами – за одно это имя его стоило пустить в расход), пусть даже ради жизни его дочери, пусть даже он и так готовится распрощаться с нашим миром, я превращусь в отцеубийцу. Не отвернется ли от меня Виджи, или, того хуже, – хотя что может быть хуже? – не ляжет ли на нее обязанность кровной мести? Кто их знает, этих эльфов. Не скажу, что я боюсь смерти от руки любимой женщины, но хочется все-таки пожить, и крайне желательно – в ее обществе.
Эльф захрипел.
– Обещай мне свое заднее слово срочно! Я тяну… пс-с-ха-а-а… свою жизнь еще час, потом уйду за порог. Дай могучее слово Джарси!
Гритт!
Слово варваров Джарси нерушимо. Это основа основ нашего Кодекса, который мы, все – и мальчики, и девочки – заучиваем наизусть, начиная с момента, когда начинаем самостоятельно ходить на горшок. Угу, именно так – нам читают Кодекс, и мы заучиваем все сотни его страниц на протяжении детства, отрочества и юности (зачастую сидя на том самом горшке). И в конце концов сдаем экзамен на знание Кодекса.
Мой брат, сопя, склонился над нами. Я тут же превратился в дольку чеснока.
– Чего он там стрекочет, этот воробей? Зашвырнуть его к Оракулу заради ответа? Фатик, я это сделаю, не вопрос. Да и весит он как перышко от синичкиной попки.
Принц распахнул глаза и взглянул на Шатци с ужасом.
– Запре… пссс-ха-а-а… щаю! Аллин тир аммен! Ты, малый варвар с плешью, ты отправишь меня в яму!
Даже на пороге смерти он не удержался от того, чтобы меня подколоть.
– Слово… варвар… с-слово-о-о… Если любишь мою дочь.
Кровь стекала с углов губ, тягучая, черная в полумраке.
Я видел по его глазам, что ему нужно мое слово, жизненно нужно, как бы смешно это ни звучало.
Черт с ним. Я произнес клятву Джарси, нерушимую, и так далее, и тому подобное.
Эльф вздохнул, как мне показалось, облегченно, хотя какое может быть облегчение, когда в твоей груди зияет дыра размером с кулак?
Ледяные пальцы коснулись моего запястья.
– Бла… годарю… Будь мужественным на всю свою малую длину.
Все-таки он меня не любил.
Я оглянулся на отряд и решил нарушить свою клятву. Чихал я на аллин тир аммен.
Принц издал жалобный вздох и закрыл глаза, но сердце его продолжало биться. Он знал, что протянет еще час, оттягивал момент смерти каким-то хитросваренным эльфийским способом, может быть, перекрывал силой воли магистральные сосуды, чтобы до времени не истечь кровью. А я знал, что нарушу клятву, потому что… У меня есть еще одно существо с душой, которое я могу принести в жертву ненасытной утробе Оракула.
Альбо. Пророк Гритта-Миротворца. Разум его стерт, но душа, надеюсь, жива – эльфы говорили, что транкас убивает разум, но не стирает душу.
Поверю эльфам на этот раз.
– Во-от, – промолвил Шатци над самым моим ухом, – я как чувствовал, что Зал Оракула тебе будет нужен. Да и Талиэль мне это же сказал… Смотри, – он еще понизил голос, – ситуация такая. Мы изначально закрепились в Зале Оракула, держим его и часть переходов Храма. У нас в заложниках несколько аколитов и сам настоятель Чедаак. Маги бьются со смертоносцами и их шатией, попутно режут аколитов, аколиты режут магов и смертоносцев, в общем, все режут друг друга, чехарда еще та, и мы в самой ее сердцевинке. Да, Талиэль что-то там говорил о каком-то странном шепоте…