Варвара Спиридонова, ныне покойная
Шрифт:
— А если все получится… Ну предположим, я смогу там остаться насовсем. И умру вместе с ней? Тоже насовсем, — предположила она с несвойственной ей робостью.
— Ну так постарайся не умирать. Возьми себя в руки, — фыркнул Марк.
— Я думала, что ты физик. Физика — это точная наука. Она не должна основываться на псевдонаучных теориях и смутных мотивациях.
— Отнесем тебя в экспериментальный раздел науки.
— Тебе совсем без разницы, что со мной будет? — спросила Варвара печально. В уголках её глаз сверкнули слезы.
— Не драматизируй,
Варвара пришла в движение. Тяжеленное тело самбиста Аристофана, буквально, вдавило худого Марка в диван. Открыв глаза, он увидел совсем рядом переливы перламутра.
— Ты меня раздавишь, — пожаловался Марк.
— Признайся, что тебе тоже страшно, — велела она жалобно и требовательно одновременно.
— Вот еще!
— Да тебя просто трясет от ужаса.
— Это твои домыслы.
— Почему ты врешь?
Дышать было уже почти нечем, и Марк сдался.
— Потому что страх парализует, — сердито заорал он. — Он не дает думать, не дает двигаться, не дает делать хоть что-то. Страха парализует точно также, как тело твоего орангутана, которым ты меня придавила. Слезь с меня немедленно, Варвара!
Она поспешно отпрянула. Марк сел, хватая ртом воздух.
— Ты совсем рехнулась?
— Мне хотелось, чтобы ты тоже почувствовал себя беспомощным, — если Варвара и чувствовала себя виноватой, то совсем немного. Скорее, она выглядела удовлетворенной. — Как будто тебя пригвоздили булавками, и ты не можешь даже дернуться. Я себя так чувствую каждый день. Просто смотрю в будущее, и не вижу его.
— Послушай, — обнимать Варвару было особенно неудобно, она не помещалась в охвате его рук, но Марк все-таки как-то умудрился пристроить её на своей груди. — Нам обоим некуда отступать.
— Вчера ты сказал, что мне нечего терять. Но мне есть, Марк, мне есть.
Он успокаивающе поцеловал её в колючий бритый висок.
— Я не хочу смотреть, как ты медленно исчезаешь.
— И ты предлагаешь мне совершить нечто антинаучное, не дающее никаких гарантий, с ничтожным шансом на успех?
— Что тебя смущает?
Варвара подняла голову и посмотрела на него. Слезы струились по её лицу, будто где-то открыли кран.
— Если я еще раз умру по твоей вине, — пригрозила она, — то снова вернусь к тебе в качестве призрака. И уже не буду такой дружелюбной и всепрощающей! Я стану злобным полтергейстом из тех, кто обрушивают люстры и ломают стены. Полтергейстом из фильмов ужасов. Твоим проклятием, дорогой убивец!
— Если тебя это так успокоит, то уже вполне полноценное мое личное проклятие.
— Спасибо, — она смахнула с лица слезы, заулыбалась.
Марк засмеялся, покрыл её лицо короткими быстрыми поцелуями.
— Я присмотрю за тобой, не переживай.
— Посади какие-нибудь красивые цветы на моей могиле.
— Репейник.
15
Электронное письмо было следующего содержания:
«Дорогой
Я сделаю это завтра, в четверг, в 19.00.
Что будет дальше — это совершенно неважно, мой дорогой убивец.
Я хочу сказать, что наше маленькое приключение было забавным, и вы порядком скрасили мое посмертное существование.
Это было мило, спасибо.
Если у нас не получится — не расстраивайтесь очень уж сильно.
В конце концов, я всего лишь какая-то ошибка, и все должно было закончиться уже давно. В тот самый день, когда я решила покурить под мостом.
Целую вас по-французски, и заведите себе уже настоящую, живую женщину.
Вы еще тот горячий пирожочек».
— Она сумасшедшая, — сказал Марк Бисмарку. — Горячий пирожочек, как тебе это?
Он смотрел, как двигается стрелка часов.
Еще два часа — и это мир станет таким же пустым, как раньше.
И то, что будет дальше — было самым важным на свете.
Марк взял зонт и отправился в больницу.
Ваня Соловьев был его одноклассником, и пришлось напеть ему про романтический интерес к Кристине Ивановой.
— Ого, — сказал Ваня. — На молоденьких потянуло?
Но тут же заткнулся и перешел на серьезный тон.
— Мы вообще-то никому, кроме родственников информации не даем, но Иванова из района, её родным неудобно часто приезжать в город. Ну ты и сам знаешь, что она живет совершенно одна… И она очень поздно обратилась за помощью, пыталась сдать квартальный отчет, эти сумасшедшие бухгалтеры! Эпилептические припадки уже начались, какие уж тут отчеты. В итоге болезнь уже слишком далеко зашла. Клиника стремительная. Мы сразу начали иммуномодулирующую терапию, но пока не добились положительной динамики. Марк, я боюсь, что прогнозы не утешительны.
— Я могу её видеть?
Соловьев нервно дернул плечом.
— Ладно, — неохотно сказал он, — но она тебя вряд ли узнает. У неё деменция, нарушения речи и гиперсомния. Скорее всего, сейчас она спит. Ты уверен, что?..
Без пятнадцати семь.
— Конечно, — сказал Марк.
Кристина Иванова, действительно, спала.
Бледное круглое лицо, покрытое веснушками, резко контрастирующими с бледностью кожи. Широкий нос, обкусанные губы, спутанные не слишком чистые волосы, непроизвольно подрагивающие пальцы рук, поверхностное рваное дыхание.
Марку показалось, что близкая смерть уже нанесла свои отметины, обветрив губы белым налетом, а вокруг глаз, наоборот, нарисовав темноты.
Теплый лучик скользнул по рукаву Марка, добрался до его плеча, на минутку задержался возле его шеи, согрел щеку. Он попытался ухватиться за этот лучик, погладить его, приласкать, но тот растворился сквозь пальцы и перебрался на Кристину.
Устроился на её груди, пока, медленно бледнея, не исчез.
Марк сглотнул.
Страх разъедал его, как соляная кислота.