Варвара Спиридонова, ныне покойная
Шрифт:
Он взял подергивающуюся руку Кристины и прижался к ней лбом.
Ведь даже неизвестно было, где на самом деле была Варвара.
В ту ночь Ивановой стало хуже, и началась агония. Воспалительный процесс охватил ствол её мозга, и болезнь приняла новую, поставившую врачей в тупик, фазу.
Пациентку перевели в реанимацию, и Марку вход туда был закрыт. Он только получал сухие сводки: хуже, еще хуже, совсем плохо.
— У неё такие симптомы, словно мозг отторгает инородное
Пока медики собирали консилиумы, увлеченные необычными открытиями о довольно редкой болезни, Марк много гулял с Бисмарком. Он взял отпуск, не в силах думать о работе.
Сходил в оперу, и пение Гренландии Брик едва не довело его до слез.
После выступления они с оперной дивой отправились в бар, где грустно и задумчиво пили в молчании.
Утром позвонил Соловьев.
— Ты знаешь, — удивленно сказал он, — воспаление сходит на нет. И я еще не вполне уверен, но кажется, что нейронные связи восстанавливаются. Терапия действует! Я напишу об этом диссертацию…
Марк не стал говорить о том, что он бы не стал рассчитывать на прорыв в лечении энцефалитов. Ему просто не подчинялись голосовые связки.
Он без всяких сил опустил трубку и зарылся лицом в шерсть Бисмарка.
16
Кристину Иванову перевели из палаты интенсивной терапии через неделю.
Она была в сознании, когда Марк навестил её, но её рассудок все еще не подчинялся ей.
— Капает, — губы едва шевелились, а речь была крайне невнятной.
— Привет. Я Марк. Я твой друг.
Кристина обвела его мутным, рассеянным взглядом. Она часто облизывала губы и никак не могла сфокусироваться на его лице.
— Друг? — переспросила она.
— Марк. Друг, — твердо повторил он, взяв её за руку.
Она не пыталась её отдернуть, увлеченная рисунком на занавесках.
Ладонь была холодной и влажной, как у лягушки.
— Капает, — повторила она настойчиво.
Видимо, капельница её раздражала.
— Это пройдет, — утешил её Марк.
Кристина снова попыталась посмотреть на него.
— Нос, — сказала она.
— Правильно. Марк.
Он склонился над ней, удерживая её лицо за подбородок. В глубине невыразительных серых глаз что-то переливалось, похожее на мерцание капли бензина в луже.
От облегчения Марк ощутил такую слабость, что едва не прилег на больничную койку вместе с Кристиной.
— Ну ладно, — сказал он, прикасаясь губами к её лбу. — Я вытащу тебя.
— Нос?
— Марк.
Главное, чтобы родственники Ивановой не выгнали его вон.
— Реабилитация может занять долгие месяцы, — сообщил
Марк, на правах романтической привязанности, слушал тоже.
Повезло, что обошлось без мужа и двоих детей.
Что бы они тогда с Варварой делали?
— Болезнь нарушила когнитивные, поведенческие, социальные, эмоциональные навыки.
Тетушки слушали врача с ужасом и ничего не понимали.
— Кристине нужно учиться всему заново: разговаривать, слушать, есть, принимать душ, — перешел на русский язык Соловьев. — Здесь необходима не только работа специалистов-реабилитологов, но и поддержка семьи. Благоприятная обстановка, привычное окружение, физиотерапия.
— Но мы живем в деревне, — сказала одна тетушка.
— У нас корова, — сказала другая.
— Где мне поставить раскладушку? — спросил Марк.
— Но вы мужчина.
— И мы вас не знаем.
— У вас корова, — напомнил Марк. — Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь.
Так Кристина Иванова оказалась в его полном распоряжении.
— Кто ты? — спросила она несколькими днями позже.
Чистые волосы пушились вокруг её лица, и веснушки двигались, когда она разговаривала или хмурилась.
Марк, который в этот момент натягивал на неё ноги носки, вскинул голову, пытаясь понять, последует ли за этим вопросом вспышка гнева.
— Я Марк, — спокойно ответил он.
— Кто ты? — повторила она отчетливо.
— Душегуб и убивец, — вздохнул он.
Она сдвинула рыжие густые брови, пытаясь сосредоточиться. Подняла свои подрагивающие руки, разглядывая их.
— Я не знаю тебя, — сказала Кристина возмущенно.
— У нас с тобой полно времени, чтобы познакомиться, — утешил он её.
— Жужжит, — пожаловала она, поднимая руки к голове. Марк перехватил её за запястья прежде, чем она начала дергать себя за волосы.
— Тихо, — сказал он, бережно укачивая Кристину. — Не буянь, Варвара.
Это имя вырвалось у него само себе, хотя он обещал себе не использовать его больше.
Но оно подействовало самым успокаивающим образом.
Кристина доверчиво прижалась к нему, сказала доверчиво:
— Приятно. Тепло.
— Конечно, — согласился с ней Марк, легко целуя в висок.
С ходьбой у них получалось неплохо, но мелкая моторика не давалась Кристине. Ложки и расчески выпадали из её рук, а рисование, которое посоветовали реабилитологи, превращалось в сущее наказание.
Она плохо спала по ночам, её терзали судороги, приступы удушья и панические атаки. Иногда она на полном серьезе пыталась оторвать себе голову, крича во все горло, что она чужая. Это приводило Марка в отчаяние, и он начинал уже винить себя за то, что впутал Кристину в эту историю.