Варварство

Валиуллин Ринат Рифович

Пакет неба

Я хотел бы вас целоватьбез сознания с ваших объятий,небом, высветленным в целлофан,развлекающимся на вате.Я хотел бы хотеть всегда,вы мне нравитесь до маразма,анатомия в слове страдать,я влюблён и любовью заразен.То болезнь распрекрасный недуг,упоительное хворание.Поцелуй – совершенство губ,обнимите, как обнимали бы.

The book(овски)

Я сер, мой мозг продолговат,и мне бывает

одиноко.С Буковски под букетом жёлтых ваттиз прозы нацедил немного водки.Мой вечер исключительно с собой,хоть автор периодикой толкает:«Не отвлекайся на фантазии, ковбой,паси животных моих мыслей на бумаге».Читать заразнее, чем ничего не делать,читать не вдумываясь.Душа покрепче ухватила тело,литературы ощущая грубость.

Графа

Кафе… Полно людей, целующих бокалы.Стекло на вкус прозрачное губам,их будто целовал официант,до операции приборы расставляя.Кафе… В лесу из стульев и столов темно,слова усеяли полы и ничего не стоят,оркестр вливает музыки вино,где вечер, там должно быть двое.Ночь вместо женщины однако… И кафе.Сосуд иссяк, посуда замолчала,графин закончил смену и домой к графе«любовь», что тоже содержимым пустовала.

Творцам

Хватайте глазами хитрыми от жизни кайф,хладнокровные животные —творцы, оборудуйте райне дверьми, так окнами.Пусть их свет пылит в темноте,отметьтесь не жизнью, так смертью.Нас приняли не за тех на Земле,а вы не отвертитесь.На стол общепитанакройте произведения духовной пищи.Отравите, пока мы не сгнилив библиотек чистилище после грязищи.

Я, состоящий из вчерашних котлет и свежих…

Я, состоящий из вчерашних котлет и свежихновостей, еду к тебе на свидание,чую… Опаздывать невежливо,даже к любимой давней.В душе олимпийские игры:нервы бежали и прыгали,чувство боролось,прижавши к уху мобильник.На том конце, аллолуи,бесцветный голос:– Где ты? – Скоро буду,лет через пять, пробки.Стою мыслью в улицах твоего мозга,сомнений бумажник транжирю робко,для тебя ли я создан?

Исповедь Дон Жуана

Перелом открытыйне души, но уже сердца,ему не изреветься.Боитесь горячей крови?Наложите? Страха в штаныили хотя бы молчания швы.Я и так слышу, как бурлаки тянутваших связок сопрано меццо.Сегодня буду тапёром,выслушайте и вы мой каприз.Нравишься ли?Да, вдохновляешь,я бессилия контрабандист,расцарапаю ноты дочёрных клавиш.Женщина зашла и села в печёнках.Это хуже, чем в сердце.Она переигрывает увлеченноклапанами моего оркестра.Эй, ты, муза,своей музыкойсбиваешь с ритма:– Ко мне, милый!И я у стройной ноги. Тузик,выдрессированный и забитый.Женщина родила,женщина и погубитлюбовью, опьянением с марихуану.Улечу ли, как многие, на ракете девятиграммовойнедосягаемым спутником,я, прошедший ад Дон Кихота за доннойдо рая бездонного Дон Жуана.Излапайте меня, страницы книг,подшитые языком к позвоночнику.Я сочувствующий полупроводникк полуночному одиночеству.Завернитесь в ковёр шерстяных следов,разве вас когда-нибудь так гладили,чтобы руки напоминали вдохвдохновению, что украдено.

Лавочник

Люди улицы, срань господняперемешалась со сранью самих господ,каждый приспосабливается к ней сегодня,если вчера не сдох.Окуная голову в ванну искусства,распутывая клубок извилин,город впаривает мне чьё-то занудствоиз кирпича и глины.Мне бы без дома, без улиц, без людейлавочку,где на часах всегда без пятнадцати осень,где можно любить и творить беспорядочно,пока тебя не попросят.

Книга

Точка зрения там же, где точка опоры.Съела тьма стеклянные шторы,не на что оперетьсятолком,преодолевая одноимённый путь.С вываренным в свёклу сердцемготова стать шёлковой.Тьма, день ослеп от собственного тщеславия,моргают звёзды.До них докричаться не хватит никакого дыхания.Почти не дышу, словно экономлю воздухпоследнего свидания.Оглавление повести подтверждает бытиё,где повесть – всё остальное тело.Пролистайте меня ещё,я бы этого очень хотела.

Выходные в чужом городе

Я встряхнулся, встал и пошёл.Пепельное небо,окурки зодчества.Памятникам среди нас хорошобегать от одиночества.Припарковано светило,на солнцестоянке пусто и дорого.Луна: фонарь и охранникодного разлива.Я, пепел, в ожидании «скорого»шарю в своём кармане как карманник.

О любви

Окна расстёгнуты,глаза вытаращены,глотку сорвало лето.Сколько тащись – не вытащишьдень одного цвета.Сколько люби – не вылюбишьдо дна, до обложки женщину.Сколько хотеть – не выхотетьстервенную, нежнейшую.

Эйфелева игла

Вместо того чтобы сотрясать тишь,вместе с сердцем твоим в него же барабанитьбез толку.Уеду в Парижштопать душевную рану Эйфелевой иголкой.Нет, мне не плакать от чувств, перепаханныхкрестьянами твоего безумства.Лейтесь от поцелуевой бездны до пахакрасные реки бургундского.Я безнравственный моралист,жутко нравится всё красивое.На музыку кожи вашей батистподсел, вот откуда сочится плаксивость.– Уходите?– Ухожу… – раскачивались ответом бёдра.Тело моё замерло прощальной буквой,но, сдвинувшись с точки зрения мёртвой,выдохнуло: – Сделайте эту милостьсо скоростью не света, то хотя бы звука.