Варвары
Шрифт:
Черт! Алексей никогда не думал, что опасность так возбуждает…
Острое ощущение жизни кипело у него внутри, и такой же бешеный ритм (он чувствовал!) яростно пульсировал внутри ее лона. Черная (темнее ночи) грива металась во мраке, хлеща Алексея по лицу, когда Анастасия, вцепившись в его плечи, раскачивалась, как рвущийся с цепи маятник, взлетала и падала, звонко ударяясь ягодицами о его бедра. Казалось, она пытается вырваться из капкана коршуновских рук и вот-вот выскользнет, потому что невозможно удержать дикое пламя… Но в самый последний миг черный поток волос перехлестнул через плечи Алексея,
И сразу кто-то заколотил в дверь.
— Открой, госпожа! — потребовал мужской голос. — Открой!
Коршунов дернулся, но Анастасия не отпустила. Обмякшее, отяжелевшее тело ее распласталось, растеклось по его груди и животу, влажный пальчик коснулся его губ: молчи!
— Что тебе нужно, Хвитс? — сонным голосом спросила Анастасия.
— Открой! Мы знаем, что он — у тебя!
— Кто — «он»? — спросила женщина. — Ты дурак, Хвитс! Ты зачем прервал мой сон? Вот я Стайне пожалуюсь…
— Открой, госпожа, или мы сломаем дверь!
В дверь стукнули еще раз — кулаком, а потом добавили чем-то тяжелым.
Дерево захрустело.
«Как удачно, что здесь — двери, а не обычная завеса из шкур», — подумал Алексей.
Так быстро Коршунов даже на курсантских сборах не одевался.
— Давай, ломай! — крикнула Анастасия. — Увидишь, что Стайна с тобой сделает, когда узнает, что ты ворвался ко мне ночью!
— Он все узнает, Стайса! — выкрикнул другой голос. — Лучше открой! Пусть твой любовник примет смерть как мужчина! Мы убьем его быстро! Эй, ты, слышишь нас?
— Молчи, — прошипела Анастасия.
Но Коршунов и не собирался вступать в дискуссию со стражей. Один раз, когда он пробрался сюда, эти бездельники его проворонили. Почему бы не повторить еще раз тот же трюк?
Пятно окна было чуть светлее, чем темнота в комнате. Коршунов осторожно выглянул…
Ага! Внизу топтались как минимум двое. Старались вести себя тихо, но у одного был насморк, а у второго, похоже, чесотка. Алексея это даже позабавило, хотя его положение трудно было назвать забавным. До бурга — километров десять, а вокруг полно людей Стайны. И все-таки, черт возьми, он ни о чем не жалел! Разве что о том, что невольно подставил Настеньку. Но ведь не убьет же ее Стайна! Что он, дурак — такую красавицу убивать? Что там у них за посягательство на чужую женщину полагается? Изгнание?
Он осторожно протиснулся в окно, зацепился за выступ, подтянулся — и через пару секунд уже лежал на соломенной крыше. Снизу ничего не заметили. И не услышали.
Анастасия через дверь громко препиралась со слугами. И одновременно очень тщательно вытиралась лоскутом ткани. Закончив, запихнула лоскут в щель между половиц.
За супружескую измену по здешним законам ничего хорошего не полагалось. Жену-изменницу — разметать лошадьми. Совратитель мог отделаться вирой. Если речь шла о рабыне, чьи дети не имели права наследования. Или же мог быть казнен. Так же, как женщина. Если вина доказана. Мера пресечения устанавливалась судьей. Но муж мог отказаться от виры и мстить, если считал, что судья проявил излишнюю мягкость.
Вряд ли знание этой части здешнего кодекса порадовало бы Коршунова. Или заставило его быть еще осторожнее, когда он, практически бесшумно, соскользнул с другой стороны дома: сначала — на навес над крыльцом, потом — на землю. У «парадного входа» никого не было. В том числе и собачек. Теперь-то понятно, почему со двора исчезли барбосы. Чтоб раньше времени не спугнуть дичь.
Мимо протопали двое. Остановились у крыльца. У одного — что-то в руках. Подлинней топора, но покороче копья.
— Темно, как у лисы в норе, — пожаловался один.
— Ниче, — успокоил второй. — Я и на звук хорошо бью. — Коршунов услышал, как басом загудела тетива. Значит, лук?
— Ниче! Счас огонь принесут. Хозяин скоро прискачет. Дверь вышибем…
— А чего хозяина ждать? — буркнул второй. — Чего Хвитс тянет? Там на три раза топором тюкнуть…
— А коли нет у ней никого? — возразил первый. — И то: как бы он туда попал, ежели его никто не видал?
— Так он же герой с неба! — возразил второй. — Может, по небу и прилетел?
— Чегой-то никто в бурге не видел, чтоб он по небу летал, — сказал первый. — Ежли он летать умеет, так давно уж улетел — и искать нечего. А коли нет его, а мы дверь вынесем — хозяин нам такого выдаст! Сам как будто не знаешь?
— А ежли нет его там, так чего эта тиви будто под мужиком пищала?
— Да могла со сна пищать, бывает же, а то сам не знаешь? Куда торопиться? Вона уже факелы несут!
Точно, от служебных построек, мельтеша, приближались огни. Коршунов залег в траву (черт, крапива!), приник к бревнам.
Появился третий. Со средствами освещения.
Все трое сгрудились, разжигая факелы от того, который уже горел. Коршунов понял, что лучшей возможности у него не будет. Вскочил, обогнул угол дома и помчался к сараям. Уже у самой цели его угораздило споткнуться обо что-то в траве. Алексей грохнулся в яму, полную тухлой воды, окунулся с головой, вынырнул и…
С-с-с… Б-банг! — посланная на звук стрела врезалась в стенку амбара.
Коршунов осторожно приподнялся. Ничего хорошего не увидел. Двое бежали к нему, третий, стрелок, остался у входа и сейчас выцеливал невидимую дичь. Не слишком осторожный парень. Будь на месте Коршунова местный орел с луком или копьем, он бы стрелка — на счет «раз». Тот был идеально подсвечен воткнутым в оградку факелом.
Один из тех, кто бежал к сараю, споткнулся и уронил факел. Второй, вместо того чтобы бежать дальше, остановился. Коршунов вылез из ямы и прошмыгнул в сарай. Если там найдется сено, то можно в него зарыться и…
Твою мать! Сено в сарае было. И довольно много. Но в этом сене кто-то уже копошился.
— Ну, Хильди, ну дай, ну дай… — бубнил мужской голос. — Ну тебе ж юбку задрать — всего и делов. Ну, Хильди…
Женский голос ничего не говорил, только хихикал. К счастью, эти двое были заняты собственными делами и не заметили вторжения Коршунова. А вот не заметить его преследователей было мудрено.
— Ага! — радостно заревел один из них, широко распахивая двери и обнаруживая человеческое присутствие.