Варяг
Шрифт:
– Плохо мы живем, матушка, – решившись, произнесла Мстислава.
– Ай обижает тебя мой сынок? – всполошилась Ирина. Если сын и в самом деле чем обидел княжескую племянницу, она и князю может пожаловаться, и глядишь, попал Эрик в опалу!
– Нет, не обижает. Дурна я что ли собой стала...
– Уж такой красоты несказанной! – перебила ее свекровь, но Мстислава только отмахнулась. В самом деле, беременность ничуть не испортила ее лица. Наоборот, она стала еще краше – кожа светилась, гладкая, как шелк, а располневший стан придавал облику женщины нежную томность.
– А
– К какой такой девке? – Ирина аж вскочила.
– К рабыне этой, фряженке бесстыжей! По три дни у нее пропадает, приходит довольный такой! А мне – ни улыбки, ни словечка приветливого. И подарки ей носит, от дома отрывает. А мне мучайся, дитя носи, да рожай потом...
Мстислава снова зарыдала, припав свекрови на плечо. Та сидела, окаменев. Вот оно что! Значит не оставил сынок своей безделки. Даже хуже стало – раньше парень холостой был, а теперь женат, теперь ему перед князем ответ держать.
– Ты погоди слезы лить, – шепнула свекровь Мстиславе. – Найдем средство, как тебе помочь.
Слезы у Мстиславы тут же высохли, словно под лучами жаркого солнышка. А свекровь продолжала нашептывать.
– Есть один тайный человек... Он и судьбу говорит – на бобах раскидывает, и на солнце скрозь решето смотрит. А еще готовит снадобья. Сама знаешь, такие... Чтоб от неугодных людей избавляться.
Мстислава побледнела.
– Зачем? Ой, нет, я так не хочу. Такой грех на душу брать, чтоб зельем извести!
– Глупенькая, – зашептала свекровь, поняв, что не с того конца зашла. – Кто ж тебе говорит, что извести ее надо? Об этом речи нет. А только слышала я от старых людей, что есть отворотные зелья. Подсыпать такое разлучнице в кушанье либо в питье. А как выпьет она его, так отвернется сердцем от милого, да и ему станет противней всего. Так, глядишь, они и разойдутся, а ты знай радуйся!
– Не знаю, матушка, хорошо ли это, – задумчиво промолвила Мстислава. – А отчего девке надо зелье сыпать? Почему б мужа им не полечить?
– К мужу другое средство есть. – не смутясь вопросом, отвечала Ирина. – Ему в рубаху нужно тряпицу с каплей крови твоей зашить. Тогда, где б он ни был, кровь его будет к тебе тянуть. С человеком тайным я сама поговорю, а про мужнии рубашки ты беспокойся. Как слажу дело, сама к вам приеду, чтоб ты по дорогам чрево не трясла.
– Спасибо, матушка, утешила ты меня! – воскликнула Мстислава, кидаясь целовать свекровь. – Уж так утешила, голубушка! Никогда я этого не забуду, все отблагодарю!
– Ну что ты, что ты, дочка, какие между сродственниками счеты, – бормотала свекровь, а сама нет-нет да и бросит взгляд на уголок, куда служанка Мстиславы поставила привезенный сундучок. Видно, приметила Мстислава свекровкины взгляды, потому что вспорхнула, словно птица.
– Ой, что ж это я! Гостинцы я привезла!
... После отъезда невестки Ирина долго рассматривала щедрые дары. Не поскупилась Мстислава ради свекровкиной дружбы: чего-чего только не было в сундучке! Дорогое платно, все вышитое цветами и зверями, с тридцатью самоцветными пуговицами, и колты жемчужные, и повязка, вышитая серебром... Вроде и некуда рядиться в деревне-то, а все одно приятно. Не то, что та нищенка – приехала с сыном кланяться, ни тряпицы не привезла. Вот она я, принимайте! Да что с нее взять, с холопки! А эта, сразу видно, знатная жена да не спесивица.
И в душе своей положила Ирина помочь всем, чем можно, своей невестке, а заодно и досадить проклятой фряженке. Захлопнула крышку сундука – ишь, замок-то какой редкостный, работы тонкой, византийской.
– А грех на себя возьму, – вдруг пробормотала она, облокотившись на крышку сундука.
Из угла горницы равнодушно смотрели на нее суровые лики византийских икон.
В следующий же день, порешив нимало не медлить, отправилась Ирина в Киев, на Подол. Не хотела быть замеченной, устроила так, чтобы в сумерки подойти к дому ведуна. На ближайшей улице оставила возок, сама пошла пешком.
Ведун жил в ладной пятистенке, во дворе завывал и рвался с цепи сытый кобель. Ирине навстречу выбежала девушка-служанка, с поклоном проводила в горницу. Ирина оглядывалась: живет чисто, светло. А все равно боязно. Нащупала мешочек с деньгами... Ох, не случилось бы беды!
Послышались шаги, растворилась низенькая дверца. Вошел хозяин. При первом взгляде на него Ирина успокоилась: ничего страшного в его облике не было, напротив даже. Ликом был волхв светел, румян и приветлив. Хоть и припоминались по дороге слова священника-наставника, что, мол, волхвование – суть прельщение дьявольское, но тут женщина совсем успокоилась. Дьявол, он с собачьей мордой, с рогами, хвостом, копытами, а в этом мужчине ничего дьявольского не было. Смотрел он на гостью ласково, чистую и кудрявую бороду мял в кулаке.
– Что привело тебя ко мне, почтенная? – спросил он, поклонившись низко.
Ирина огляделась – не слышит ли кто? – и, понизив голос, зашептала:
– Беда у нас. От жены уводит мужа дурная девка. Помоги, добрый человек, а я в долгу не останусь...
– Вот те раз! – засмеялся хозяин. – Чем же я помогу?
Ирина торопливо рванула тесемку, сорвала с шеи кошель. Поскакали по полу золотые монеты, со звоном раскатились по горнице.
– Помоги, добрый человек! Все тебе отдам!
– Что ты, что ты, – зашептал хозяин, и Ирина уловила алчный блеск в его глазах.
– Слышала я, можешь ты зелье отворотное сделать. Знание с тобой тайное, многое тебе ведомо, – причитала Ирина, собирая монеты.
– Тише, почтенная, – усмирял ее хозяин. – Так и быть, помогу тебе в горе. Но смотри же, чтоб не выдала меня! И плата моя немалая, но знаешь сама – головой рискую!
– Да что ты, кормилец...
Ирина клялась не выдать, хозяин обещался помочь. Оставив ее в горнице, ушел, и не было его долго. Ирина уж трепетать начала – зашлет к ней лихих прислужников, отберут деньги, а саму головой в колодезь спустят. Но ничего такого не подеялось. Через некоторое время вернулся хозяин и принес с собой малый глиняный сосуд.