Варяги. Меж степью и Римом
Шрифт:
Если Станислав плоховато мог изобразить то, что было ему не свойственно, то тут ощущал себя полностью уверенным. Биться об заклад ему приходилось часто, да и вообще, на просторах Польши этим развлекались многие, порой становясь из бедняков богачами. А порой и наоборот. Признаться, Драгомира несколько раз удерживала его от тех споров с гостями, которые считала опасными для благополучия. Но сейчас Сейчас это было совсем другое. Спор уже не спор, но очередной ложный облик. Прикрывающий. Прикрывающий Вельмиру в ее неумолимом и необратимом желании уничтожить врага тех, кому она истово и непреклонно служила. Отдав всю верность, честь, жизнь.
Желающих посмотреть за спором двух благородных панов оказалось много, чуть ли не половина из тех, кто находился в зале. И все оин попалили на выход, разгоряченные вином, не слишком то обходительные друг с другом. И тут Станислав понял, что именно эта толчея и нужна была его спутнице. Ведь она то незаметно и совершенно естественно отступила в сторону, не желая оказаться на дороге подвыпивших людей. Отступивши же, оказалась чуть сзади Кшиштофа. Тот воспринял это как само собой разумеющееся. Более того, улыбнулся, сочтя, что красавица Магдалена предпочла искать защиту за его широкой спиной, а не за спиною мужа. И тут
Видеть происходящее с участием Ведьмиры и Кшиштофа мог лишь тот, кто осознанно следил бы именно за ними. А сделать это было сложно! Не зря жрица Лады выбирала место, момент, ох не зря. Требовалось лишь несколько мгновений для того, чтобы ей в руку скользнул не нож даже, а тонкая и острая спица. Безобидный предмет, никак не могущий считаться серьезным оружием. Для большинства людей.
Станислав был уверен в обратном. Он видел, как жрицы Лады умеют обращаться с ними, а также с другими внешне безобидными женскими штучками. Потому мог домыслить то, что осталось скрытым даже от его понимающего взгляда в сторону своей спутницы.
Мгновение рука Вельмиры сжимает спицу. Еще одно, и резкий удар сзади, между головой и шеей. Станислав слышал о том, что, попав туда даже рукой, можно убить человека, но верилось не очень. И вот сейчас он наблюдал за тем, как воплощаются казалось бы обычные россказни, слушанные им в Киеве. Затем Вельмира дернула руку со спицей в сторону, словно бы обламывая ее. Нет, действительно обламывая! Станислав осознал это во время внезапной вспышки озарения, что порой случаются с любым человеком. Видел не раз, что оставленный в ране меч или кинжал не дают вытекать крови. Иногда, в зависимости от того, в какое место попасть. Но жрица Лады точно знала, в этом он не думал даже усомниться. И теперь вряд ли кинувшиеся к мертвецу приятели просто любопытные зеваки быстро поймут, от каких причин тот скончался.
Все. Кшиштоф, еще не мертвый, но лишившийся возможности двигаться, говорить, понимающий, что жизнь закончена, медленно оседал на пол. И громкий, душераздирающий женский крик. Кричала Вельмира. Изобразив на своем прелестном личике дикую смесь из ужаса, непонимания, желания исчезнуть из этого страшного места и в то же время жалость к непонятно отчего падающему на пол крепкому, недавно еще пышущему жизнью мужчине.
Месть свершилась. В «Красной грамоте» стало на одну строку меньше. Можно было быть уверенным, что здесь и сейчас никто не разберется в причине смерти Кшиштофа. Осознавая это, Станислав понимал еще одно врагам Руси точно не стоит надеяться на спокойную жизнь. Смерть ходит рядом с ними, выжидая удобного момента. И обличье у нее вовсе не старухи с косой или верзилы с боевым топором. Нет, оно может быть любым, даже таким прекрасным, как вот эта прижавшаяся к нему и орошающая рубаху слезами девушка. Слезами настоящими. Искренними. Только лились они не от горя, совсем не от него. Плачущая от радости убийца, палач в роскошном платье Это пугало.
Глава 8
Как чувствует себя отбивная на сковородке? Думаю не слишком многих людей занимал столь экзотический вопрос. Зато теперь я хорошо понимаю ее, отбивную эту. Ей небось столь же плохо и тоскливо, как мне, не один день отбивавшему задницу о седло во время утомительной скачки. Не-на-ви-жу! И лошадей, и скачку, и особенно печенегов из-за которых вынужден был терпеть подобные муки.
Печенеги. Как много в этом звуке для сердца росского слилось. Тут и набеги на порубежные земли, и более серьезные пакости, с которыми приходилось бороться. Только вся борьба так и не доходила до логического конца. Степняков отгоняли обратно в степи, серьезно убавляли их силы, но до конца так и не дошли. А зря! Подобных врагов, по сути своей дикарей, нельзя оставлять разбитыми не до конца. Нельзя заключать мирный договор. Они просто не осознают значения этих слов. Нет, их можно только уничтожать, примерно как саранчу или иных садово-огорожных вредителей. Без излишней жестокости. Но деловито и без колебаний.
Именно поэтому мы, разгромив двадцатитысячное войско, из которого трупов насчитали тринадцать тысяч, а из выживших две тысячи отступили организованно и еще пять рассеялись мелкими группками, не успокоились. Путь лежал в родные кочевья печенегов. Точнее в ту часть из них, что была расположена по левую сторону Днепра и принадлежала четырем из восьми их племен Правда левобережные племена были, как бы это сказать, менее значимыми, но сути это не меняло. Более того, значительно облегчало нашу задачу.
Восемь тысяч войска. Вроде бы не так много, но вместе с тем вполне достаточно. До этого дня почему-то никто не ставил перед собой задачу прийти в гости к печенегам. Ведь добычи с них особой не взять, городов нет, мобильность высокая. Но! Мы то пришли не за добычей. Да и насчет их мобильности тоже были придуманы контрмеры, чего тут скрывать. Не зря же Эйрик Петля с немалой частью драккаров ждал близко к истокам Днепра сигнала. А получив, начал сплавляться вниз по реке, в готовности отрезать печенегов от переправ. Совсем отрезать, благо средства для этого у него теперь имелись.
Но не только для отсечения степняков от переправ были предназначены драккары Эйрика. На каждом из них находилось около полусотни варягов, три десятка из которых легко могли сойти на берег, образуя не столь уж малое войско. Удар же с двух направлений по уже ослабленным и неготовым печенегам это просто роскошный вариант. Именно он и был сейчас темой для разговора.
Разговор. Такие разговоры немыслимо вести в седле, когда все мысли о том, чтобы это безумие наконец закончилось. Потому и вели его ночью, когда большая часть нашего войска спала, а меньшая охраняла этот самый сон от возможных нарушителей. Уже совсем рядом относительно рядом, само собой были кочевья печенегов. Не случайные одиночки, а центры, где располагались главные становища всех четырех левобережных племен: Иртим, Гила, Харавои, Хопон. И мне было абсолютно безразлично, какое из них первым попадет под удар.