Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь
Шрифт:
– Искать Правды! – звонко выкрикнул Свейни.
– Говори! – приказал посадник.
– Не твоей правды! – выкрикнул Гудым раньше, чем Свейни успел что-то сказать. – Не твоей правды, нурман!
По рядам воинов за спиной посадника прокатилась легкая волна: словно каждый поудобнее перехватил щит.
«Нам крездец!» – с каким-то веселым отчаянием подумал Серега, глядя на сверкающие начищенным железом шеренги.
Он плохо знал варягов. А вот посадник знал их хорошо. И еще лучше помнил, что посадивший его на смоленское правление Игорь – тоже варяг.
Посадник мрачно поглядел на Гудыма и махнул рукой одному из своих лучших мужей. Тот вышел вперед, стянул с головы шлем, встряхнул головой, расправляя косы, – чтобы все видели: он не нурман, не варяг, а родом и обетами – из южных славян.
– Я – Мятлик Большое Ухо, если кто меня не знает, – сухо произнес он. – Я тебе гож, Гудым?
– Гож, – кивнул полочанин.
– Тогда говори свои обиды.
Свейни набрал воздуху, собираясь запротестовать, но не посмел, придавленный тяжелым взглядом посадника.
– Я не обиду хочу искать, а Правду. – Сотник полоцкого князя снял с головы шлем. Его чуб тоже был синим, как и усы, и свисал на ухо поперек бритого черепа. – Пусть видаки говорят.
Всю дорогу к кремлю они с Устахом что-то обсуждали вполголоса. Серегу к обсуждению не привлекали.
Из толпы вытолкнули свидетелей. Их было много. В том числе – продавец камней, так и не продавший гранатового ожерелья.
Процедура снятия показаний была отработана. Свидетели поклялись богами говорить по правде и без поиска корысти. Затем, по очереди, с небольшими вариациями, повторили одно и то же: сотник Хайнар и гридень Свейни сами начали дерзкий разговор с Духаревым, к которому чуть позже присоединился Устах. Нурман обвинял варяга в обиде (в какой именно – тут мнения свидетелей разошлись), а затем без предупреждения напал на Духарева, даже не дав ему обнажить оружие. Но убить варяга сразу нурману не удалось, а наоборот, варяг сумел достать меч и убил нурмана. Но до этого нурман убил свободную женщину, водимую жену мастера-корабельщика Чутки.
К окончанию опроса свидетелей общественное мнение было полностью на стороне Духарева, и даже сам посадник угрюмо и неодобрительно поглядывал на своих нурманов.
– Кто еще хочет сказать? – спросил Мятлик Большое Ухо.
– Я! – тотчас выкрикнул Свейни.
– О чем ты хочешь сказать?
– О том, почему Хайнар был вправе убить варяга Серегея.
– Говори!
– Варяг Серегей убил брата Хайнара Виглафа.
– Виглафа-ульфхеднара? – Это спросил не Мятлик, а сам смоленский посадник.
– Да! Хайнар с хирдманами шел к тебе, ярл! – Он сказал это на своем языке, но Серега, как ни странно, понял.
Мятлик Большое Ухо повернулся и с укором поглядел на своего старшего. Посадник коснулся ладонью губ: «Молчу».
– Варяг Серегей! – громко произнес Мятлик.
Серега вышел вперед. Вместе с ним вышел и Устах.
– Ты говоришь перед богами. Не лги!
– Он помнит, – вместо Духарева ответил Устах.
– Ты сказал сотнику Хайнару, что убил его брата?
– Нет, – честно ответил Серега.
– Ты знаешь, кто сказал сотнику Хайнару, что ты убил Виглафа?
– Нет, – так же честно ответил Духарев, не понимая, к чему ведет Мятлик, но пытаясь уловить, куда тянет судья. Серега уже сталкивался с местным судопроизводством и понимал, чем может обернуться лишнее слово.
– Кто может рассказать мне о том, как сотник Хайнар узнал о том, что убит его брат?
– Я! – ответил Свейни.
– Говори.
– На этом варяге – бронь Виглафа.
– Варяг Серегей, сказал ли ты сотнику Хайнару, что убил Виглафа и снял с него бронь?
– Нет, – ответил Духарев и опять не солгал.
– Свейни! Слышал ли ты, как варяг Серегей говорил о том, что убил Виглафа-оборотня? – спросил Мятлик, подчеркнув последнее слово.
Свейни скривил губы, а со стороны нурманов раздался сдержанный ропот.
«А ведь южанин меня выгораживает!» – наконец сообразил Серега.
– Не говорил! – сердито выкрикнул Свейни. – Но признал!
– Как же именно варяг Серегей признал, что убил Виглафа? – с плохо скрываемой иронией спросил Мятлик.
– У варяга Серегея на плече был лоскут волчьей шкуры! – заявил Свейни. – Все знают, что Виглаф носил волчью шкуру.
– Я не вижу этого лоскута, – заметил Мятлик. – Кто-нибудь его видит?
В толпе смолян засмеялись.
– Он был, – мрачно объявил Свейни. – Хайнар срубил его ударом меча. Первым ударом, – уточнил рыжий.
– Ты признаешь это, варяг Серегей?
– Да, – подтвердил Духарев. Главное, не сболтнуть лишнего. – Я признаю, что у меня на плече был лоскут волчьей шкуры. И то, что нурман Хайнар без предупреждения напал на меня и сорвал этот лоскут ударом меча. Вообще-то нурман Хайнар целил в мою шею, – уточнил Серега. – Но я увернулся.
– У изборского воеводы на шапке – волчий хвост, – громко сказал Гудым. – Жаль, Хайнар не знал об этом. Воевода совсем старый, Хайнар мог бы убить его в честном бою!
– Пес! – прошипел разъяренный Свейни.
Гудым захохотал. Если нурман хотел оскорбить полочанина, то он выбрал не то слово.
– Тих-хо! – рявкнул Мятлик. – Свейни, были ли у сотника Хайнара доказательства того, что варяг Серегей убил Виглафа?
– Он был уверен в этом! – четко ответил рыжий нурман, бросив на Духарева яростный взгляд.
– В таком случае, почему он не предложил варягу Серегею скрестить мечи на перекрестье дорог? – Мятлик нахмурил кустистые брови. – Почему он не захотел, чтобы боги указали, кто из них прав?
Свейни молчал.
– Можно мне сказать? – прервал молчание голос Устаха.
– Говори, варяг!
– Я предложил ему: пусть рассудят боги! Хайнар отказался, но… – Устах сделал паузу, поглядел сначала на Мятлика, потом на Фрелафа. – Он отказался, но прежде того объявил, что будет поступать не как человек посадника смоленского, а по собственному почину и по праву мести.