Вас зовут «Четверть третьего»?
Шрифт:
Посадка могла нарушить гравитационную защиту, и ионолет неподвижно повис в нескольких метрах от поверхности. Адам был теперь совсем рядом, в какой-то полусотне шагов. Он стоял перед ними безмолвным черным изваянием.
Четыре ноги-опоры, по металлические щиколотки ушедшие в рыхлый грунт. Продолговатый прямоугольник туловища, усаженный множеством самых различных по форме и размерам отростков-манипуляторов. Большая квадратная голова, с каждой стороны которой виднелось по круглому глазу. Они были широко открыты, эти неподвижные аспидно-черные инфразрачки, способные видеть в кромешной тьме наэлектризованного газа и пыли. Способные… Но в том-то и дело, что при появлении ионолета Адам даже не пошевельнулся…
Давящая тяжесть словно на время исчезла, послы перестали ее замечать. Волнуясь, они торопливо настраивали радиодиск. Волна была известна, – та самая, на которой поддерживали связь с «СОЭМом»… Последний поворот штурвалика, – и вот старший с замиранием сердца включил микрофон. И вдруг почувствовал, что нет слов. Как начать? Поздороваться? Но они были здесь так бессмысленно неуместны, традиционные людские приветствия. И, секунду помедлив, старший просто спросил:
– Вы видите нас?
Он чуть не сказал «Адам», но вовремя оборвал себя: ведь тот, к кому обращались, не мог знать, как нарекли его на Земле.
Следующие мгновения показались им бесконечностью. Они уже начали терять надежду, когда в наушниках прозвучало:
– Да, я вижу вас.
Голос был спокойный и негромкий. Казалось, говоривший не испытал ни радости, ни удивления при виде гостей с Земли. Но он, этот бесстрастный голос, прорвавшийся сквозь трескотню разрядов, заставил сильнее забиться сердца послов. Значит, цел! Цел!..
– Скажите же, как вы тут… ваше…. ваша исправность?.. Старший мучительно подыскивал слова. – Я хочу сказать, все ли у вас в порядке?
– Все элементы функционируют нормально. А когда что-нибудь не ладится, я произвожу ремонт.
– Дай мне… – Младший терпеливо подался вперед.
– Понимаете, мы специально летели к вам, – быстро заговорил он. – И мы очень удивлены… Неужели вы все эти годы вот так… стоите здесь?
– Нет, мне часто приходится переходить с места на место. Когда начинаются подземные толчки.
– И вы ничего себе не построили?!
– Я ни в чем не нуждаюсь.
Неуклюжая черная фигура оставалась застывшей и безжизненной, как будто возникавшие в наушниках фразы не имели к ней никакого отношения.
– Но почему вы один? Ведь в ваших возможностях создавать себе подобных…
– Зачем?
Послы переглянулись. На лице младшего отразилось замешательство.
– Но… разве вы не чувствуете потребности продолжить себя в своих потомках?
– Зачем? – повторил Адам. – Это вы, люди, должны продолжать себя, чтобы ваш род не прекратился. А я почти вечен. Вы же знаете: принцип контактного взаимодублирования узлов… Могу ремонтировать себя, пока не надоест.
– Но одиночество, неужели оно не тяготит вас? – не унимался младший.
Адам ответил не сразу. Голос его стал, казалось, еще тише, когда он, наконец, произнес:
– Легче быть несчастным одному.
Долго ничто не нарушало повисшей тишины.
Только потрескивание в наушниках. Потом младший, поколебавшись, решился задать еще один вопрос:
– Значит… вам здесь плохо?
Ответа не последовало. Адам словно забыл о их присутствии. И когда часы отсчитали десять минут безмолвия, старший спросил:
– Мы больше ничего не услышим?
– Нет, подождите, – Адам помолчал, точно собираясь с мыслями, и медленно заговорил:
– Я много думал здесь. У меня было для этого достаточно времени… И я многое понял. То, что вам не понять еще очень долго. Может быть, никогда… Я бесконечно мудрее вас. Но… я только холодный и безрадостный мозг…
Послы замерли в своих креслах, жадно ловя каждое слово этой неожиданной исповеди. А черный великан продолжал, словно размышляя вслух:
– Вы, люди, все немного дети. Вечно спешите, короткоживущие. И каждое поколение открывает мир заново… Но я завидую вам. В вас есть что-то такое, чего я лишен. Всегда куда-то стремитесь, о чем-то хлопочете, торопясь побольше успеть. И находите в этой суете какой-то странный непостижимый мне смысл. Кажется, вы называете это «счастьем»… Я не знаю, какое оно. Знаю только, что жизнь без него пуста. Это было жестоко – дать мне возможность обрести сознание. Да, конечно, это произошло помимо вашей воли. Но все равно… вы должны исправить…
– Поймите, мы… – начал было старший. Но Адам перебил его.
– Нет, я не прошу вас меня уничтожить. Как это не смешно, я хочу существовать. Жить!.. К сожалению, этот непрошеный инстинкт заложен и во мне… Но жить рядом с людьми. Помогать вам в этом деле у меня теперь единственный смысл. И я прошу взять меня отсюда… Понимаю, сейчас это вам не так-то просто – поднять из Ада такую махину. Но, может быть, когда-нибудь потом… Я подожду. А пока буду вести исследования и накапливать для вас информацию… Вот все, что я хотел сказать.
Он замолк, и послы вдруг почувствовали, как нестерпима тяжесть, навалившаяся на тело. Это было властное напоминание о том, что визит пора кончать. И, включая автопилот, старший, неожиданно для себя переходя на «ты», твердо произнес в микрофон:
– Мы вернемся за тобой. Может быть, нескоро, но вернемся!
Когда ионолет набрал высоту и черная точка скрылась в кипящей молниями тьме, младший вынул из кармана товарища маленький листок бумаги. Быстро пробежав его глазами, он тихо, словно про себя, повторил последнюю фразу: «Ибо только человек знает, для чего он живет».
B. Слукин, Е. Карташев
Вас зовут «Четверть третьего»?
Шел дождь. Такой, знаете, мелкий осенний дождичек. Вроде бы и не льет, просто висит в воздухе водяная пыль. А плащ насквозь мокрый.
Лужи кругом, слякоть. Листья летят. Желтые, красные. Осенние листья. У нас, в Москве, наверное, уже все листья облетели.
Березки стоят голые, а в Александровском саду дворники подметают лохматыми метлами пустынные аллеи.