Вас зовут «Четверть третьего»?
Шрифт:
Нааль понимал, что все это просто фантазия.
И все-таки отчетливо представлял, как это может случиться.
Будет утро…
Он ясно видел это утро: яркое, уже высоко поднявшееся солнце и такое синее небо, что на белых зданиях, на белых одеждах, на серебристом корпусе фрегата лежит голубой отблеск. Вспомогательные ракеты только что осторожно опустили корабль на поле космопорта. И он замер, опираясь на черные цилиндры фотонных отражателей, громадный, звездный фрегат – сверкающая башня с черным гребнем длиной в полторы сотни метров. Четко выделяются на гребне старинные светлые буквы «Магеллан»… Нааль видит, как маленькие фигурки астролетчиков медленно спускаются по спиральному трапу.
Сейчас космонавты ступят на землю и пойдут навстречу людям.
Нааль встретит их первым, встанет впереди других… Он сразу спросит, кто из них Александр Снег. А потом… Нет, он не будет говорить много.
Сначала просто назовет свое имя. Ведь он тоже Снег…
Нааль не привык скрывать свои радости и печали. Но об этом не сказал никому. Ведь сам не желая того, он начал мечтать, о чуде. А кто же станет верить в чудо? Но иногда по ночам, глядя на отблески маяков космодрома, Нааль доставал мятый листок… Ведь каждый имеет право на свою мечту, если она даже кажется несбыточной.
Чудес не бывает. Но в силу странного совпадения в этом же году пятая лоцманская станция приняла всколыхнувший всю нашу планету позывной: «Земля»… Дайте ответный сигнал. Я иду. Я «Магеллан».
Луна еще не встала, но верхняя часть Энергетического Кольца уже поднялась над холмами крутой неправильной дугой. Его желтоватый рассеянный свет скользнул в окно и широкой полосой лег на ковер.
Нааль выключил наручный приемник. Новых сообщений не было. Но Нааль не мог больше ждать.
Мальчик колебался еще секунду, потом вскочил, мгновенно убрал постель и оделся. Бросив на плечо куртку, он подошел к окну. Окно было полуоткрыто. Оно никогда не закрывалось до конца, потому что снаружи, цепляясь крошечными шипами за карниз, пробрался в комнату пунцовый марсианский вьюнок. Тонкий стебель был бы перерезан, если до конца задвинуть стекло.
За окном искрились в свете Кольца мокрые от недавнего дождя кусты. Они бросали едва заметный зеленоватый отблеск на белые стены и широкие стекла школьных зданий. Над холмами вздрогнул и погас на редких облаках оранжевый луч: вновь сигналил кому-то Ратальский космодром.
Нааль отодвинул стекло и шагнул на протоптанную от окна тропинку.
Ректор школы Алексей Оскар еще не спал. Он читал, сидя у большого темного абажура. Свежий, пахнущий дождем воздух вошел в открывшуюся дверь и шевельнул книжные листы.
В двери стоял мальчик.
– Нааль?!
– Да…
Слегка сбиваясь и торопясь закончить разговор, Нааль впервые рассказал про все.
Оскар встал и отвернулся к окну. Он, вопреки общему мнению, не считал себя опытным педагогом. Просто была у него способность вовремя находить правильное решение. Но он растерялся сейчас. Что он мог сказать? Попробовать что-то объяснить, отговорить мальчика?
Но возможно ли отговорить? И будет ли он тогда прав?..
Ректор молчал, а время шло, и молчать дальше было нельзя.
– Слушай, Нааль, – начал ректор, не зная еще, что скажет дальше. – Сейчас… ночь…
– Оскар, отпусти меня на Берег Лета, – тихо сказал мальчик.
Это не было даже просьбой.
В голосе его послышалась тоска, похожая на ту непобедимую тоску по Земле, которая заставляет космонавтов совершать отчаянные поступки.
Есть вещи, перед которыми обычные понятия и правила бессильны. Что мог сказать Оскар? Только то, что уже ночь и надо бы выехать утром.
Но какое это имело значение?
– Я отвезу тебя на станцию, – сказал Оскар.
– Не надо. Лучше я пойду. Один…
Мальчик ушел.
Оскар, подойдя к видеофону, вызвал Берег Лета и, набрав позывной лоцманской станции, отчаянно надавил клавишу срочного вызова.
Станция не отвечала. Лишь автомат произнес обычную фразу «Все благополучно».
Лучше бы он не ходил этой дорогой.
Думая сократить путь, Нааль решил пойти к станции через холмы. За четверть часа он добрался до перевала. Над круглыми вершинами висела белая Луна в светлом эллипсе Энергетического Кольца. Справа медленно гасли и загорались Ратальские маяки.
Слева, отчасти скрытые грядой невысоких холмов, сияли огни Консаты. Они раскинулись широкой дугой, а за ними стояла, слабо мерцая в лунном свете, туманная стена моря.
И вся долина была пересечена черной громадой Ратальского моста – старинной эстакады.
До сих пор Нааль не боялся встречи и ни в чем не сомневался.
Слишком неожиданным и чудесным было сообщение о «Магеллане», и радость не оставила места для тревоги.
И тревоги не было до той минуты, пока Нааль не увидел эстакаду. Он не мог бы объяснить, почему появилось сомнение.
Наверно, двухсотметровые арки, вставшие на пути, как исполинские ворота, были слишком мрачными и громадными. Они напоминали о непостижимой величине всего, что связано с Космосом о расстояниях, пройденных «Магелланом», о трех столетиях…
«Внуки братьев станут вашими братьями!» Но мало ли кто какие слова говорил триста лет назад….
Черные опоры моста стояли как двойной строй атлантов и молча спрашивали мальчишку: куда он идет? Зачем?! Что за нелепые мысли у него в голове?
Мальчик оглянулся, словно искал поддержку.
Но огни Долины Юга скрылись уже за холмом.
Тогда он замер на миг и вдруг, рванувшись, побежал к эстакаде. Он мчался напрямик по высокой, еще сырой траве. Какое-то колючее растение оцарапало ему ногу. Нааль остановился, яростно вырвал его с корнем и побежал опять.
Скорей, скорей, чтоб не догнала непонятная звенящая тревога!
Сейчас он пересечет широкую полосу тени и минует черные ворота Ратальского моста…
Вагон кольцевого экспресса, идущего через Берег Лета на северную оконечность материка, был пуст. Нааль забрался с ногами в кресло и смотрел, как со скоростью пятисот километров в час пролетает за окнами темнота.