Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского)
Шрифт:
– Есть! Найду!
– А я… – Матвеич махнул рукой и отвернулся. – От же ж яка катавасия получается.
Сергей Николаевич подошёл к нему:
– До свиданья, диду! Увидишь Оксану, скажи – я её помню. И отца береги!.. Увидимся…
Матвеич обеими руками стиснул его плечи:
– Ты того… за нас ни-ни… Я старика в обиду не дам…
Сергей Николаевич вскинул на плечи рюкзак и, не оглядываясь, зашагал по дороге. Он шёл быстро, прямиком, спускался в овраги, пересекал поля с гречихой, блуждал в молодом лесу, поминутно
Сергею Николаевичу представилось, как в таком же лесу, в пионерском лагере, сбившись в кучу, ребята одолевают Митю вопросами и ждут условного горна…
Становилось всё темнее, изредка вскрикивали птицы. Запахло шиповником, влажной травой…
Внезапно мягкий свет месяца осветил кирпичные здания, крепкий забор и запертые ворота.
Сняв с головы шляпу, Сергей Николаевич подошёл к воротам и крепко постучал. И почти одновременно со стуком перед ним выросли две фигуры дюжих хлопцев:
– Хто такий?..
Глава 15
Директор МТС
Директор МТС Мирон Дмитриевич, сидя за столом, смотрел на Сергея Николаевича острыми, насмешливыми глазами и, поглаживая бритый подбородок, спокойно говорил:
– Машины пошли своим плановым порядком. Как вернутся назад, то можно будет дать.
– А когда они вернутся назад? – сдерживаясь, спросил Сергей Николаевич. Его раздражал этот человек, которому он уже успел рассказать, что у него в лесу остались ребята, что они ждут, что их необходимо скорее вывезти и посадить в поезд на Москву. – Когда же они вернутся?
Мирон Дмитриевич развёл руками и указал на занавешенные окна:
– Видите, что делается… Может, завтра к вечеру…
Сергей Николаевич возмутился:
– Товарищ, я удивляюсь вашему спокойствию! Я повторяю – у меня дети! Мне необходимо их вывезти. Есть в вашем распоряжении ещё хоть одна машина?
Мирон Дмитриевич отогнул большой палец и прищурил светлые глаза:
– Есть машина. На неё особое распоряжение – со двора никуда!
Сергей Николаевич снял телефонную трубку:
– Район! Район!.. Дайте райком партии!
Директор покачал головой:
– Навряд ли они сейчас дадут.
Дозвониться было нелегко. Сергей Николаевич бросал трубку, ходил большими шагами по кабинету и снова звонил.
– Секретаря нет. На совещании… Не уполномочен… Ждите… – отвечали из райкома.
Мирона Дмитриевича вызывали по разным делам. За окном слышался его густой бас.
– Все тракторы в поле. Живо, хлопцы, живо! Давай, давай, ремонтируй! Чтоб через час там был! – кричал он на кого-то. – Сказано: убрать хлеб – и всё тут!
Возвращаясь в комнату, он прислушивался к разговору по телефону.
– Где на совещании? – кричал учитель. – Когда приедет? – Лоб у него был мокрый, лицо усталое, под глазами легли тёмные круги.
Мирон Дмитриевич взял у него из рук трубку:
– Говорит директор МТС… Да, я знаю, что на совещании. Дайте телефон. Ну?.. Давай, кажу, телефон… того совещания! – заорал он, прижимая ко рту трубку. – Без ниякого разговору! Срочно! – Он кивнул головой Сергею Николаевичу: – Записывайте!..
Сергей Николаевич записал телефон и взял трубку. Мирон Дмитриевич снова вышел во двор. Когда он вернулся, учитель стоял у окна, заложив в карманы руки. Губы у него были крепко сжаты.
– Ну что? Дозвонились? – спросил директор.
– Дозвонился к секретарю… Утром пришлёт свою легковую, – отрывисто, не глядя на него, сказал Сергей Николаевич.
Директор тронул его за плечо:
– Вы что ж, москвич? Учитель?
– Москвич. Учитель, – стараясь сохранять спокойствие ответил Сергей Николаевич.
– Партийный человек? – тем же тоном спросил Мирон Дмитриевич.
Сергей Николаевич молча вынул из кармана партбилет.
«Не доверяет», – мелькнуло у него в голове.
Но директор осторожно отвёл его протянутую руку:
– Не треба. Я насчёт паники…
– Какой паники?
– А той самой паники, какой в наше время не должно быть… – подняв свой большой палец, начал директор.
Сергей Николаевич вспыхнул:
– Да вы что, товарищ! Понимаете или нет? Я учитель. У меня в лесу дети…
Мирон Дмитриевич стукнул ладонью по столу:
– «Дети, дети»! У нас у всех дети. У меня у самого дети. И нечего горячку пороть. Сейчас война! Вероломное нападение – понятно тебе, товарищ? Все машины заняты – подвозят бойцов, доставляют горючее, убирают хлеба… А ты – «дети, дети»! «Я учитель»! – передразнил он Сергея Николаевича. – Да як ты учитель, так должен понимать, что всё своим порядком делается. А ты сам весь побелел, распушился. Ты учитель, а я – батько. И у меня полна хата детей. А нужно сдерживаться, бо время военное. Вот утречком поедешь и заберёшь своих детей, да и всё!
Сергей Николаевич с удивлением смотрел на этого человека, строго и решительно читающего ему наставление, как вести себя. До сих пор никто не мог упрекнуть его в отсутствии выдержки. Он воспитывал в себе эту черту характера годами, терпеливо и неуклонно, простым и верным способом – не давая себе воли в проявлении гнева, раздражения по отношению к окружающим его людям. Он вызывал к себе уважение среди своих товарищей именно этой удивительной выдержкой, и вдруг чужой, почти незнакомый человек делает ему такое замечание… Сергей Николаевич чувствовал, что кровь приливает к его щекам. Но Мирон Дмитриевич ласково усмехнулся и похлопал его по плечу: