Васек Трубачев и его товарищи (книга 3)
Шрифт:
— Здорово, пионеры! Я — комсомолец, до войны вожатым был.
И, выпростав из-под одеяла худую руку, протянул ее мальчикам. Мальчики по очереди подержали эту руку, потом присели на его койку и разговорились. Они рассказали ему, как жили на Украине, как приехали, как начали учиться.
Вася живо интересовался всем, расспрашивал, просил почаще навещать его.
С тех пор о Васе ребята не говорили иначе, как «наш Вася».
Нина Игнатьевна положила комсомольца в палате «4 Б». Эта наклейка на двери бывшего класса так и оставалась нетронутой, поэтому скоро
Этого командира теперь звали в палате просто «Васин герой». Комсомолец любил говорить о нем в вечерние часы, когда, перегнувшись друг к другу через спинку кровати, красноармейцы вели задушевные беседы о доме, о родных, о далеких и близких. Родные были и у Васи, но ни о ком не вспоминал он с таким жаром, как о своем командире, который, по всем вероятиям, остался лежать далеко-далеко в снежном поле, где на 4-й батарее вместе с Васей, плечом к плечу, они уничтожали танки врага. Вася был ранен, и, когда пришел в себя, вокруг было тихо, стояла глубокая ночь. Он лежал на снегу, заботливо прикрытый шинелью командира. Но где был сам командир? Вася попробовал двинуться, но кровь, как кора, задубела на его раненых ногах — ноги были чужие, мертвые. Тогда он пополз, проваливаясь локтями в сугробы и окликая командира. Дальше Вася ничего не помнил. Очнулся он в санитарном поезде и не поверил, что жив…
Командира среди раненых не было, и всю дорогу, пока шел поезд, Вася метался и говорил в бреду, что там, в снегу, на поле, лежит храбрый из храбрых, лучший из лучших — его, Васин, любимый командир.
История Васи и его рассказы окончательно завоевали сердца ребят.
— Кончится война — найду я своего командира, живого или мертвого найду. А может, еще и на войне где его повидаю, — задумчиво говорил Вася и тут же с уверенностью добавлял: — Не может такой человек погибнуть. Нет, не погиб он… Двое нас оставалось, оба мы и живы… Кто ж бы меня шинелью прикрыл, как не он!
Найти командира было Васиной мечтой. И эта мечта передалась ребятам; они понимали ее и всей душой сочувствовали Васе. Но что, если Вася лишится ног?
Теперь, после второй операции, эта опасность уже миновала, и Вася, окруженный своими товарищами по палате, счастливо улыбался сухими, бескровными губами.
— Молодец, Вася! Наши комсомольцы духом не падают! — подбадривали его бойцы.
Глава 21
ПРИЕЗЖИЙ
От вокзала отходил поезд. Стоя на площадке, Анатолий Александрович ласково кивал головой провожающим его ребятам: «До скорого свиданья, друзья мои! Я надеюсь, что мы с вами встретимся уже в шестом классе».
Поезд ускорял ход, ребята долго бежали рядом. Из окон виднелись головы подростков, уезжающих на работу в колхоз.
— Э-эй! Пионеры, едем с нами трудодни для армии зарабатывать! — весело
Когда поезд ушел, Васек остановился на краю платформы и с завистью поглядел вслед:
— Поехали! И мы могли бы в колхозе для армии поработать!
— Нас арифметика держит, — с досадой сказал Саша.
Ребята медленно пошли к выходу. А в это время к чисто выметенной деревянной платформе подошел другой поезд. Из вагона вышел пожилой человек и, оглядевшись, энергичными шагами направился в город. Приезжий был, очевидно, многим знаком. Он шел по улице, и то там, то сям люди приветливо здоровались с ним. Некоторые останавливались, как будто желая заговорить, другие с уважением глядели вслед.
На одном углу несколько подростков, завидев высокую фигуру приезжего, о чем-то оживленно заспорили; двое ребят, громко разговаривая, долго шли за ним, видимо не решаясь окликнуть и в то же время непременно желая в чем-то убедиться.
— Я тебе говорю — это директор второй школы! Это он! Я его сразу узнал! — говорил один.
— Директор, а школы нет! — хмуро отвечал ему товарищ.
— Ну, был бы директор…
Приезжий обернулся и с улыбкой досказал:
— …а школа будет!
У ворот госпиталя приезжий немного помедлил, потом снял шляпу, вытер носовым платком высокий лоб и вошел в калитку. На зеленой траве и под деревьями стояли скамейки. На них сидели раненые. За длинным школьным столом, покрытым вылинявшим красным сукном, выздоравливающие играли в шахматы. Приезжий приветливо кивнул им головой и направился к крыльцу.
В это время из окна, где жил школьный сторож, выглянула и скрылась седая голова, потом окошко захлопнулось, послышались торопливые старческие шаги, и, широко распахнув дверь, Иван Васильевич предстал перед приезжим. Лицо у него было удивленное и радостное, густые усы топорщились, помолодевшие глаза блестели из-под нависших бровей.
— Леонид Тимофеевич! Когда же это вы?.. Подали бы хоть весточку!
Директор крепко пожал руку старику:
— Здравствуйте, Иван Васильевич! Ну, как тут у вас?
Сторож кивнул головой на раненых:
— Да вот, писал я вам, госпиталь у нас… А школы-то нет! Нет школы, Леонид Тимофеевич! — сообщил он вдруг, как неожиданную, грустную новость.
— Ничего, старина, все будет! Ну-ка, зайдем в вашу каморку, поговорим, — сказал директор.
— Пожалуйте, пожалуйте… Растерялся я от радости, Леонид Тимофеевич… Ведь нежданно-негаданно прикатили, — бормотал сторож, провожая в свою каморку дорогого гостя. — Позвольте, чайку согрею.
— Чайку — это потом. А сейчас садитесь, рассказывайте. Письма были?
— Как же, пишут, пишут… Выпускники все больше да учителя. Кто где… А от Сергея Николаевича одно письмо я вам переслал, а больше вестей не было. Может, на ваш адрес он писал?
Директор покачал головой:
— Нет… Я надеялся тут застать письмо.
Помолчали.
— Ну, а ребята как? — спросил директор.
— Ребята здесь, в госпитале, работают. Хорошо работают… Вот и сейчас девочки тут. Позвать? — заторопился Иван Васильевич.