Васёк Трубачёв и его товарищи. Книга 2 (с иллюстрациями Фитингрофа)
Шрифт:
Митя вскочил, обнял Коноплянко:
— Дай мне, дай мне это! Я товарищам отнесу! Ведь это все, что надо!
Коноплянко отдал ему листок, проводил до реки. По дороге Митя еще раз расспросил его о Ваське и ребятах.
— Хвалит их Матвеич: говорит — верные хлопцы! — сказал Коноплянко.
Митя, счастливый и гордый за своих пионеров, улыбался; торопился передать им хоть несколько слов.
— И еще передай поклон от меня… — попросил он.
Прощаясь, Коноплянко напомнил:
— Значит, я о вас скажу. А вы с кузнецом послезавтра на старую мельницу приходите — там поговорим.
Митя
Костя ликовал:
— Все, что я думаю, партия завсегда знает и ответ мне на мою думку подает!
— Вот и не будете глядеть кто куда — сообща будем действовать! — сказал Яков.
Костя с Митей побывали на старой мельнице. С волнением слушали сводку Совинформбюро. Провожая их, Коноплянко сказал:
— Завтра в ночь на пасеку приходите. Нужный человек будет!
Митя поглядел на солнце. Лучи его золотили стволы деревьев, пробегали по траве, прятались в кустах.
«Время ехать!»
Он поднял с земли рюкзак, подозвал Гнедко. В последний раз оглянулся на поляну, где стоял когда-то лагерь. Больше сюда незачем было приезжать.
Чернела распотрошенная яма бывшей землянки, в ней уже не было запасов…
С высокой сосны сорвалась шишка и глухо стукнулась о пень.
Митя тронул коня.
Глава 35
На страже
— Тетя Оксана, мы пришли!
Оксана оглянулась, быстрым внимательным взглядом окинула вышедших из кустов мальчиков.
Игнат, держа в руках кубанку, стоял рядом с Васьком. Серые глаза его под прямой линией сросшихся бровей глядели серьезно и строго.
Оксана узнала Игната, с теплой, материнской лаской погладила по плечу.
— Хорошего товарища привел! — одобрительно кивнула она головой Ваську. — Умеешь выбирать.
— Я за всех ручаюсь! Может, еще надо, так я живо…
— Не надо, — коротко оборвала Оксана и, все еще не снимая руки с плеча Игната, о чем-то задумалась.
Мальчики стояли не шевелясь. Сумерки уже спускались на пасеку; кусты вишняка становились темней, сквозь них белыми столбиками просвечивали стволы берез.
— Игнат у реки будет, а ты — у перелаза. Глядите, хлопцы, чтобы врага не пропустить, да и сами зря не высовывайтесь, — тихо сказала Оксана.
— Не высунемся!
— Чуть что — давайте знать. От реки филин ухнет, а от перелаза иволга может крикнуть. Умеете ли иволгой да филином кричать? — строго спросила она.
— А как? — растерялся Васек.
Игнат приложил ко рту ладони и издал негромкий крик.
— А, знаю! Вспомнил! — обрадовался Васек и тут же крикнул, подражая иволге.
— Хватит, — сказала Оксана.
Но Ваську показалось — плохо, и он крикнул еще раз. Игнат с серьезным лицом присел на корточки и заухал филином, хлопая себя по бокам руками.
— Хватит, — еще раз сказала Оксана. — Помногу не кричите. Кто показался в виду — давайте знать. Пасека в стороне стоит, дорога полями идет — бывает, едут по ней солдаты… Ты, Васек, тогда не прогляди. На овраг тоже поглядывай: там тропа есть — кто знает…
— А если просто чужие люди?
— Чужой или свой — ты этого знать не можешь. На это другие сторожа найдутся. Твое дело в одном: показался человек — давай знать, — спокойно разъяснила Оксана.
Тонкий месяц острыми краями врезался в темную глубину неба и остановился над пасекой. Вынырнула из густой листвы белая хата, заблестели стекла закрытых окон, упал на крыльцо желтый круг света.
…Молчат высокие тополя, в густом вишняке не дрогнет ветка с черными, сладкими вишнями, не шелохнется трава, не закачается на стебле цветок. Только вдруг блеснут из кустов внимательные глаза, вынырнет из травы и спрячется вихрастая голова, зашевелится в темноте рука, отведет от лица назойливую ветку. Это Васек стоит на страже.
У реки, за широким пнем, залег Игнат. Отсюда по обе стороны видны ему мягкая, переливающаяся блестками гладь воды, противоположный крутой берег и кусты. Шуршат камыши, тихо касаясь друг друга сухими стеблями; плещет хвостом неугомонная рыба… Из-за старого пня, обросшего белыми грибками и зеленым мохом, смотрят зоркие глаза Игната. Вот, пригнувшись к сырой траве, он ползет к камышам, вглядывается в плывущую по реке лодку…
— Ух!.. Ух!.. — несется предупреждающий крик филина.
Васек стоит за черными кустами георгинов, около перелаза; он не спускает глаз с дороги. Освещенная светом месяца, она далеко видна. Только там, где начинается овраг, дорога спускается круто вниз и уходит из глаз. Крик филина заставляет мальчика насторожиться. Он беспокойно оглядывается на хату Матвеича. От крыльца отделяется Оксана… По узенькой тропинке от реки идет Коноплянко…
Васек облегченно вздыхает: свои.
Но вот снова несется предупреждающий крик филина. Кто-то тихо подходит к крыльцу. Дверь хаты неслышно захлопывается за пришедшими. А вот на тропинке, ведущей из оврага, появляется черная тень. Васек издает тревожный крик… Волнение сжимает ему горло, и крик неведомой птицы мало похож на крик иволги. Оксана появляется у перелаза…
Месяц освещает согбенную фигуру старика, опирающегося на суковатую палку. На нем серый пиджак, старый картуз низко надвинут на лоб.
«Так вот кто здесь…»
У Васька замирает сердце; он еще больше напрягает зрение и слух, вытягивает шею, вглядывается в темноту. Наступает долгая, напряженная тишина…
И вдруг… крик иволги снова несется из вишняка. На скошенном поле, как на раскрытой ладони, видна пролегающая дорога… Оттуда, приглушенный расстоянием, слышен нерусский говор. Одна за другой тянутся повозки… Издали видны фигуры солдат и огоньки сигарет.
Васек считает: одна повозка, другая, третья… Первая уже скрылась за поворотом. За последней идет группа гитлеровцев, а из оврага поднимается маленькая торопливая фигурка. Васек узнает деда Михайло. Дед Михайло, пригнувшись к плетню, тоже наблюдает за гитлеровцами. Но повозки исчезают за поворотом… Далеко видно в поле широкую дорогу… Крик иволги повторяется… То один, то другой человек возникает из темноты оврага. Иногда Васек слышит за своими плечами спокойное дыхание Оксаны.