Васёк Трубачёв и его товарищи. Книга 2 (с иллюстрациями Фитингрофа)
Шрифт:
Яков Пряник, придвинувшись ближе к огоньку, чинит седло и думает вслух:
—
— Тьфу! — сплевывает в огонь Илья. — И чего у тебя, Яшка, всегда посторонние мысли в голове?
— Как это — посторонние? — удивляется Яков, поднимая красные от жары веки. — Это твоей голове они посторонние, потому как у тебя простора там мало, а в моей голове всему места хватит!
— О другом думать надо, — хмуро цедит Илья, свертывая цигарку и указывая на зеленую брезентовую палатку. — Важные вопросы решаются, а ты языком треплешь…
— Эй, дядя Яков! Помнишь, орел, как ты фашистов малиной угощал? — шумно присаживаются к костру хлопцы.
— Он угостит, пожалуй! — кивает на Пряника добродушный старик, приглаживая курчавые волосы.
— А чего же? И малинкой и ежевичкой угощу! — подмаргивает Яков. — Лес большой. Чем богаты — тем и рады. Русский человек гостеприимство любит!
Глаза у хлопцев загораются весельем.
— Пока он малиной угощал, мы другое угощение для фашистов состряпали: взрывчатку под рельсы подложили.
— Одних угощал, а другие подавились, — говорит Яков.
Хлопцы смеются.
Из палатки выходит Степан Ильич. Он держит в руке длинный белый листок. Смех моментально смолкает.
— Сюда, сюда, Степан Ильич!
— Вот местечко, пожалуйста!
— Эй, бойцы! Сводка пришла! Свод-ка!
У костра становится тесно, из землянок торопливо выходят бойцы. Степан Ильич усаживается на траву:
— Сейчас, сейчас, товарищи!
Упершись ладонями в колени и глядя на Степана Ильича, партизаны настороженно ждут. Слышно только глубокое, сдерживаемое дыхание людей.
— Сними, сними котелок! Булькает! — толкает Якова Илья.
Кто-то поспешно стаскивает с огня котелок; вода брызжет в огонь и шипит.
— Ну что вы, как дети малые! — расстроенно разводит руками старик. — В огонь воды наплескали — ничего не слышно…
— «…На Смоленском направлении, — медленно читает Степан Ильич, — двадцатишестидневные бои за город Ельня, под Смоленском, закончились разгромом дивизии „СС“, 15-й пехотной дивизии, 17-й мотодивизии, 10-й танковой дивизии, 137, 178, 292, 268-й пехотных дивизий противника. Остатки дивизий противника поспешно отходят в западном направлении. Наши войска заняли город Ельня…»
— Значит, бьет наша армия его, подлюгу!
— Еще как бьет!
— И армия его бьет, и мы бьем, а ему все конца и края нет! Валит валом, да и все!
— А ты что же, сразу думал его уничтожить?
У костра завязывается жаркая беседа. Степан Ильич, окруженный со всех сторон, не успевает отвечать на вопросы.
Около палатки командира прохаживается часовой. Он нетерпеливо окликает пробегающего хлопца:
— Неси листок сюда. Чуешь? Листок, говорю, неси!
В палатке просторно. Посередине — дубовый стол, крепко вбитый ножками в землю. Мирон Дмитриевич, стоя около стола, докладывает:
— …В настоящий момент на вооружении отряда имеется тридцать винтовок, семнадцать автоматов, два ручных пулемета. Это, Николай Михайлович, пока все, что у нас есть.
— Так, хорошо!
Николай Михайлович смотрит в свою записную книжку. Сухие, твердые губы его шевелятся, как бы что-то подсчитывая; над высоким лбом поднимается седой ежик коротко подстриженных волос, глаза быстро и внимательно взглядывают на Мирона Дмитриевича.
— Сейчас ваше хозяйство значительно расширится благодаря соединению с макаровцами. Последняя операция на Жуковке даст вам возможность одеть своих людей, а то, знаете, некоторые выглядят у вас… как бы это выразиться… — Он с веселой усмешкой смотрит на бывшего директора МТС.
— А что же я с ними сделаю, як нет возможности? Приказал бриться-мыться, чиститься — и все тут! — разводит руками Мирон Дмитриевич.
— Так вот, эта операция на Жуковке даст вам возможность одеть людей. Там есть сапоги, в большом количестве белье…
Напротив секретаря райкома, ссутулившись, сидит Коноплянко. Голова его с мягкими прядями темных волос опущена вниз. Рядом шумно двигается большой черный, как цыган, кузнец Костя. Его живые глаза жарко блестят из-под бровей. За палаткой слышится легкий шум и сердитый голос:
— А я говорю — нельзя! Комсомолец, а не понимаешь!
За столом все пятеро склоняются над картой. Мирон Дмитриевич обтачивает ножом тоненькую палочку.
— Я выбрал для соединения с макаровцами Лукинский лес, — как бы продолжая начатый разговор, указывает он на карту. — Пожалуйста, смотрите сюда. Вот тут, вправо от этого леса, находится село Лукинки… Я уже связался с тамошними людьми. Люди это верные, обещают оказать поддержку продовольствием… Дальше…
Николай Михайлович берет у него из рук палочку:
— Позвольте, Мирон Дмитриевич. Сейчас разберемся. Тут неподалеку проходит линия фронта…
За палаткой снова приглушенные голоса. Оксана несет на коромысле выстиранное сырое белье. Несколько хлопцев отделяются от товарищей и бегут к ней навстречу:
— Давай, давай, мамаша!.. Тяжело ведь. Гнать твоего помощника надо — чего он тебя нагрузил?.. Эй ты, прачка! Тебе что поручено?
Курносый хлопец с голыми красными руками смущенно подтягивает штаны:
— Я им казав, а воны не слухають. Коромысло на плечи, та и ходу!