Ваш покорный слуга кот
Шрифт:
— Неделю назад он был у меня. Мы долго беседовали, потом он ушел.
— Так вот почему ты болтаешь об этой самой теории пассивности!
— Сказать правду, я был восхищен этой теорией и решил со всем усердием заняться усовершенствованием духа.
— Усердие — это, конечно, хорошо. Только если все, что тебе говорят, будешь принимать за чистую монету, быть тебе дураком. Никуда не годится, что ты все принимаешь на веру. Докусэн-то ведь только на словах великолепен, а на деле он не лучше других. Помнишь землетрясение девять лет назад? Ведь тогда Докусэн настолько перепугался, что прыгнул со второго этажа общежития
— Да, но он говорил, что в его действиях был глубокий смысл!
— Ну, еще бы! По его словам выходит, что он проявил образец находчивости. Вот что он говорит: «Множество вершин есть в учении йогов. Постигнув их, ты обретаешь способность необыкновенно быстро ориентироваться в так называемых случаях „камня и огня“. Лишь мне было дано выпрыгнуть из окна второго этажа, ибо я совершенен, а остальные только метались в растерянности и не знали, что им делать». И, рассказывая эту вот чепуху, он гордо ковылял на сломанной ноге. Знаешь, это все равно что спросить человека, упавшего в пруд: «Ты что, упал?» А он тебе ответит: «Что ты! Я за рыбой полез!» Нет уж, избавь меня от тех, кто много шумит насчет йогов и будд.
— Ты так думаешь? — Кусями-сэнсэй начал понемногу сдаваться.
— Когда он был у тебя, не болтал ли он тут что-нибудь о монахах, которых казнили?
— Да, я запомнил фразу: «Молния прорезает весенний ветер».
— Вот-вот, эта самая молния. Ведь он уже десять лет носится с ней. Не было у нас в общежитии ни одного человека, который бы не знал о молнии йога Мукаку — так мы звали Докусэна. Самое забавное в том, что, разгорячившись, он начинал все путать и говорил: «Весенний ветер прорезает молнию». Попробуй возразить ему как-нибудь, когда он будет, как обычно, болтать с важным видом всякую чепуху. Тогда он такое понесет, что все вверх ногами перевернется.
— Ну, перед таким шутником, как ты, никто не устоит.
— Не знаю, кого ты называешь шутником. А я терпеть не могу всех этих монахов-йогов и так называемых прозревших. Недалеко от моего дома есть храм Нандзоин, в котором живет один старый-престарый монах, ушедший на покой. Недавно была гроза, молния ударила во двор храма и рядом с монахом расколола сосну, а он даже не вздрогнул. Позже я выяснил, что он просто-напросто абсолютно глух. Вот откуда его спокойствие. Что же касается Докусэна — так уж пусть бы сидел один со своим прозрением и совершенствованием, но нет, он еще соблазняет других и тащит за собой. Уже двое из-за него помешались.
— Кто?
— Кто! Один — Рино Тодзэн. По милости Докусэна свихнулся на учении йогов и отправился на поклонение в Камакура. А там уже помешался окончательно. Знаешь, перед храмом Энкакудзи проходит железнодорожная линия. Так вот, он уселся там на рельсы в позе созерцания, поклявшись, что остановит поезд. Поезд действительно остановился, и только благодаря машинисту жизнь его была спасена. Он же объявил, что теперь плоть его неуязвима, ни в огне не горит, ни в воде не тонет. И чтобы доказать это, забрался по шею в пруд и принялся расхаживать по дну.
— Утонул?
— Нет. К счастью, мимо проходил бонза и спас его. Но когда он вернулся в Токио, у него получилось воспаление брюшины, и он умер. Оказывается, он ради искуса питался ячменной кашей и протухшими маринадами. Вот и выходит, что виновником его гибели был Докусэн.
По лицу хозяина было заметно, что рассказ произвел на него глубокое впечатление.
— Да, в таком поведении есть свои и хорошие, и дурные стороны.
— Вот именно. Докусэн загубил еще одного моего приятеля.
— Что ты говоришь? Кто же это?
— Татимати Робай-кун. Этого беднягу тоже опутал Докусэн. Сначала он стал нести чудовищные нелепицы, бормотал об угре, вознесенном на небеса, а потом он стал настоящим.
— Что это значит — стал настоящим?
— Угорь вознесся на небо, а свинья стала отшельником.
— Ничего не понимаю.
— Яги зовут Докусэном, что значит Одинокий отшельник. Ну, а Татимати оказался Бутасэном, а это означает Свинья-отшельник. Он ведь невероятно прожорлив. И представь себе, что получилось, когда эта природная прожорливость соединилась с отвратительным изуверством монаха-йога. Сначала мы не обратили внимания, а потом вспомнили, что у него с самого начала все пошло как-то странно. Приходит он, например, ко мне и говорит: «У тебя под окнами не садятся на сосны котлеты? А вот у нас в провинции плавают по реке на дощечках рыбные лепешки!» Но и это еще ничего, а вот когда он принялся уговаривать меня пойти с ним и откопать в канавах на заднем дворе сладкое желе, тут уж я только руками развел. Еще через несколько дней он стал настоящим Бутасэном — Свиньей-отшельником, и его отправили в лечебницу в Сугамо. Вообще говоря, с чего бы, казалось, свинье сходить с ума? Он стал таким благодаря Докусэну. Докусэн обладает огромным влиянием.
— Он и сейчас в Сугамо?
— Да. И он там не последнее лицо. У Татимати мания величия, и он шумит там вовсю. Он решил, что имя Татимати Робай никуда не годится, и назвал себя Стражем Небесной Справедливости. Он считает себя воплощением справедливости. Ужас, что с ним творится. Навести его, посмотришь.
— Страж Небесной Справедливости?
— Да, Страж Небесной Справедливости. Сумасшедший, но как ловко имя придумал, правда? А иногда он подписывается «Конфуцианское Равенство». Он беспрерывно рассылает письма всем друзьям и знакомым, сообщая им, что мир в заблуждении и что он хочет спасти его. Я уже получил от него несколько таких писем. Среди них были письма настолько объемистые, что мне пришлось дважды доплатить за доставку.
— Значит, письмо, которое я сегодня получил, тоже от Робая?
— А, ты тоже получил? Любопытно. Конверт красный?
— Да, красный, и по краям белые полосы. Очень оригинальный конверт.
— Ты знаешь, эти конверты он специально выписывал из Китая. Расцветка символизирует смысл его поучений: путь неба белый, путь земли белый, а человек красный.
— До чего глубокомысленно!
— С тех пор как он рехнулся, он все время тщательно обдумывает такие вещи. Но при всей своей ненормальности он по-прежнему прожорлив. В каждом письме пишет что-нибудь о еде. Тебе он тоже писал?
— Да, про трепангов.
— А, Робай любит трепангов. А еще про что?
— Еще про рыбу-пузырь и про женьшень.
— Ловко это придумано — сочетать рыбу-пузырь и женьшень. Он, верно, хотел сказать, что обожравшемуся рыбой-пузырем следует лечиться корейским женьшенем.
— Мне кажется, это не совсем так.
— Да пусть хоть как. Он же сумасшедший. Ну, а еще что было написано?
— Там еще была фраза: «Кусями-сэнсэй, сиди над своей кормушкой».
Мэйтэй расхохотался.