Ваш покорный слуга кот
Шрифт:
– Теперь бы мне хотелось спросить о другом… Ведь правда, что он на Новый год сломал два передних зуба, когда ел грибы?
– Это вопрос мой, – оживился Мэйтэй. – Правда. Сейчас у него на том месте прилепился кусок куямоти.
– Неужели ему совершенно несвойственно щегольство? Почему он не пользуется зубочисткой?
– Непременно укажу ему на это при первой же встрече, – ухмыльнулся хозяин.
– Мне кажется, что у него очень плохие зубы, если даже о грибы ломаются. Верно?
– Пожалуй, не скажешь, что хорошие, а, как ты думаешь, Мэйтэй?
– Не хорошие, но довольно симпатичные. Вот только непонятно, почему он до сих пор не вставил новые. Очень странно смотреть на эти залежи куямоти.
– Не вставляет потому, что нет денег, или просто из прихоти?
– Успокойтесь, долго ходить беззубым он не будет.
К Мэйтэю постепенно возвращалось хорошее расположение духа.
Ханако заговорила снова:
– Мне хотелось бы взглянуть на какое-нибудь его письмо или еще что-нибудь в этом роде, если у вас, конечно, есть.
– Разве что открытки, у меня их много, вот посмотрите, пожалуйста.
И хозяин принес из кабинета три или четыре десятка открыток.
– Мне не надо так много… Только парочку…
– Ну-ка дай, я выберу, какие получше, – сказал Мэйтэй и протянул Ханако открытку с картинкой. – Вот, кажется, интересная.
– О, даже с картинкой, очень красивая картинка, посмотрим… Фу, барсук! Почему он решил нарисовать барсука? Барсук здесь прямо как настоящий, удивительно! – воскликнула Ханако с восхищением.
– Вы прочитайте, что там написано, – смеясь, сказал хозяин, Ханако читала так же, как читает наша служанка.
– «В последний день года по лунному календарю горные барсуки устраивают гуляние и танцуют до упаду. В песне, которую они поют, говорится: «Сегодня вечером к концу подходит год, и даже "по горам идущий" сегодня к нам не забредет. Тра-та-та-та». Что это такое? Насмешка какая-то, – рассердилась Ханако.
– А эта богиня вам нравится? – спросил Мэйтэй, протягивая ей еще одну открытку. На открытке была изображена богиня в хагоромо [91] , играющая на бива [92] .
91
Хагоромо – легкая одежда из птичьих перьев. Одежда феи в одной из пьес театра Но.
92
Бива – четырехструнный музыкальный инструмент.
– Кажется, у этой богини слишком маленький нос.
– Самый обыкновенный. Да вы не на нос смотрите, а читайте, что написано.
А написано там было следующее:
«В старину жил где-то астроном. Однажды вечером он, как обычно, поднялся на высокую башню и стал внимательно рассматривать звезды. Неожиданно в небе появилась прекрасная богиня, и на землю полились звуки чарующей музыки, какой не услышишь в нашем мире; астроном стоял словно завороженный, совершенно забыв даже о пронизывавшем насквозь холоде. А утром нашли труп астронома, совершенно белый от инея. "Это – правдивая история", – сказал старик лгун».
– Что такое? Здесь же нет никакого смысла! И это писал физик. Хоть бы почитал изредка журнал «Литературный клуб»… – На Кангэцу-куна обрушился поток брани.
– А как эта? – полушутливо спросил Мэйтэй и подал Ханако третью открытку. На этой открытке был изображен парусник, а внизу, как обычно, виднелась небрежно сделанная надпись.
«Маленькая ночная гетера у переправы просыпается на рассвете от крика куликов, что бродят по берегу бурного моря, и плачет – нет у нее родителей. Отец моряк – на дне морском».
– Великолепная вещь! Восхитительно! Как он хорошо все понимает, как чувствует! – вскричала гостья.
– Вы считаете, что понимает?
– Конечно. Под сямисэн можно петь.
– Тогда получится настоящий шедевр. А как вам нравятся эти? – спросил Мэйтэй, засыпая Ханако открытками.
– Хватит, хватит, мне и так уже ясно, что он знает толк в чайных домиках. – Восторгу Ханако, казалось, нет предела.
Ханако, видимо, уже выяснила все интересовавшие ее вопросы относительно Кангэцу и под конец выдвинула весьма любопытное требование:
– Я очень извиняюсь перед вами. Не говорите, пожалуйста, Кангэцу-сану, что я была у вас.
Она, очевидно, считала, что имеет право знать о Кангэцу все, а тому нельзя о ней рассказывать ничего.
– Да, конечно, – уклончиво ответили Мэйтэй и хозяин.
Ханако поднялась и направилась к выходу, многозначительно сказав при этом: «А я на днях отблагодарю вас».
Когда хозяин и Мэйтэй, проводив гостью, вернулись в гостиную, каждый из них обратился к другому с одним и тем же вопросом: «Что это значит?» Хозяйка, находившаяся в соседней комнате, тоже не выдержала: оттуда слышалось приглушенное хихиканье.
Мэйтэй громко крикнул:
– Хозяюшка, а хозяюшка, вот приходил типичный образец банальности! Когда банальность достигает такой степени, она становится типичной банальностью. Так что вы не стесняйтесь, смейтесь сколько угодно.
– Главное, лицо у нее неприятное, – с раздражением проговорил хозяин.
– А какой великолепный нос! – подхватил Мэйтэй.
– И кривой к тому же.
– Сутуловат немного. Сутулый нос! Сверхоригинально, – воскликнул Мэйтэй и засмеялся, довольный своим сравнением.
– Такие особы верховодят мужьями, – произнес хозяин с еще большей досадой.
– Похожа на товар, не распроданный в девятнадцатом веке и залежавшийся на полке до двадцатого.
Мэйтэй всегда говорит какие-то непонятные вещи. Тут в комнату вошла хозяйка и предупредила с чисто женской осторожностью:
– Будете громко ругаться, опять жена рикши все услышит и передаст ей.
– Пусть передаст, ей это пойдет только на пользу.
– Но ведь неблагородно критиковать чье-нибудь лицо. Не по своей же воле она ходит с таким носом. Это очень нехорошо еще и потому, что она дама.