Ваша честь
Шрифт:
Да, никому не нужна «пустая» королева, все так, истинно так. Вся функция женщины с короной на голове — обеспечить страну наследниками. Чем больше, тем лучше. И в наше время не изменилось ничего.
— Некоторые семьи утаивают детали, но вы же понимаете, как сложно что-либо скрыть? Да, я помню про Марию Хлопову. Что будет, если я тебе расскажу?
— Но куда больше семей распространяют сплетни о себе и о других. Сейчас осталось около тысячи претенденток, но у многих впереди представление их величествам, а там всплывает. — Мартин усмехнулся, а я скривилась. — Разное. Ее величество не глупа. Что потом, было
— Ее высочество, в таком случае, многим рискует, — заметила я.
— Я не одобрял этот план, но сделал все от меня зависящее.
Отлично они все-таки подготовились, не учли только то, что графиня ван дер Вейн окажется в застенках.
Это замечание я все же не сделала.
Город жил, бурлил, вонял, вопил, торговал и крал. В последнем я не сомневалась ни на минуту, хотя и не видела. Мы шли к королевскому дворцу — я считала шаги, убеждала себя, что нога моя не болит, и пыталась запомнить расположение улиц. Последнее мне удавалось хуже всего.
Скромный дворец возник неожиданно уже через два квартала, и вопли и вонь прекратились довольно резко. Королевской чете создавали условия максимально комфортного существования, подумала я, хотя в самом дворце гулял ветер, как на вершине горы.
Мартин провел меня в одну из боковых дверей и показал на кушетку возле стены.
— Подождите здесь, господин Керн. Бигге Керн.
Это имя я повторила несколько раз — его мне нужно было запомнить и начать на него откликаться. Против воли — так это должно было казаться со стороны.
Случаев, когда разыскиваемых лиц милиция, а позже полиция ловила именно по этой причине, было немало. Опытные преступники заказывали фальшивые паспорта со своими родными именами, а те, кому доставались разного рода объедки документов, упорно не реагировали на не принадлежащее им имя. Или реагировали не так, как должно, что не могло ускользнуть от опытного взгляда профессионалов.
Я не могла допустить такую ошибку, хотя и знала, что сыск здесь не то что в зародыше — его не существует.
Я огляделась. Это было какое-то присутственное место. Помимо меня, здесь торчало слишком много людей явно разных сословий. Зал был уныл и скучен: никаких росписей или украшений, каменные стены, деревянные скамьи вдоль них, узкие высокие окна. Пол каменный и отполированный до блеска сотнями тысяч проходящих тут ног. Крепления на стенах то ли для факелов, то ли для светильников: стены рядом с ними и выше были закопчены. Какая-то судебная инстанция? Здесь подают жалобы самому королю? Я, разумеется, знала, что до их величеств всегда и везде доходило только то, что было выгодно чиновникам. Или настолько уж противоправные деяния, которые в наше время назвали бы преступлениями особо тяжкими, причем против власти и безопасности государства. Ведьмы, правда, относились именно к этой статье...
Меня могут сжечь на костре, могут отрубить голову, могут повесить, а могут четвертовать. Еще утопить, сварить в масле или простом кипятке, снять заживо кожу, посадить на кол. Казнили в эти века разнообразно, мучительно и с удовольствием, на казнь собирался поглазеть весь народ. Хлеба и зрелищ население требовало во все времена, и в моей прежней сытой жизни развлечения были пусть не особенно глубокомысленными, но по крайней мере безвредными. Если не считать, к примеру, стритрейсинга, и чтобы чем-то себя занять, я начала вспоминать, сколько гонщиков и по каким статьям я приговорила к разным срокам. Вышло не так и много, что меня неожиданно огорчило.
Следующая мысль меня огорчила намного сильнее. Откуда такие эмоции? На мой мозг влияет молодое тело, полное сил и еще не подконтрольных гормонов? Я тупею, проще говоря? Подпадаю под влияние изменчивого настроения?
Скверно, лучше бы я эту тему вообще не трогала.
Нужно было срочно отвлечься, и я принялась разглядывать зал и людей. Если рассуждать в знакомых терминах, это готика. Причем ранняя — здесь не наблюдалось сложных резных колонн и бесконечных арок. И вообще, зал был совсем не украшен. Даже скамейки были скучнейшими — доски как доски, дерево темное и тоже отполированное до блеска десятками тысяч задниц и спин. хотя нет, разглядела я наконец, кое -что все-таки было: по углам спинок изображены птицы. Маленькие большеголовые птахи, сидящие на ветках или стеблях каких-то растений. Выглядели птички недобро, и это укрепило меня в предположении, что это место имеет какое-то отношение к правосудию.
Да и люди вокруг были мрачными и довольно нервными. Женщин почти не было — я их насчитала всего пяток на те тридцать человек, что здесь околачивались. Большинство посетителей держали в руках папки или что-то вроде портфелей — видимо, притащили с собой бумаги. Много причем бумаг. Примерно половина посетителей сидели, другие нервно ходили по залу туда-сюда, но даже те, кто явно пришли сюда вместе, молчали и лишь встревоженно порой переглядывались друг с другом. Одеты все были тоже похоже: в темные неброские наряды, которые различались разве что чулками. Может быть, так просто совпало, но люди в шерстяных и толстых чулках держались скованнее и прижимали к себе папки с портфелями крепче — словно боялись, что их отберут, — чем те, на ком были чулки из шелка или атласно выделанного хлопка.
Разделение по цвету штанов, то есть чулок.
— Господин Керн? — передо мной остановился очень представительный мужчина, и я, секунду подумав, подскочила и поклонилась. — Господин судья вас ждет. — Он оглядел меня с ног до головы, полный нескрываемых сомнений. — Барон Нелиссен убедил господина судью, что вы очень талантливый и смышленый молодой человек. Позвольте мне в этом все-таки усомниться...
Да бога ради, сомневайся сколько влезет, раздраженно подумала я, вышагивая следом за ним к гостеприимно распахнутой двери.
Глава девятнадцатая
Королевскому судье на вид было лет шестьдесят пять, и я сразу почувствовала к нему некоторую симпатию. Высокий, хотя и значительно пожилой — этот век старил людей гораздо быстрее, чем наш, — усталый, но с горделивой осанкой, он не велел мне сесть, только смерил тяжелым взглядом.
А в следующую секунду пропасть разверзлась у меня под ногами, и только чудом я не дала стрекача. Чудом была моя хромая нога, конечно.
— Хорошо обучены грамоте, господин Керн? — и судья протянул мне бумажный свиток.