Ваша С.К.

Горышина Ольга

— На каком языке вы изволите говорить со мной, граф? — пролепетала Светлана, чувствуя на ресницах слезы. — На румынском? Я вас не понимаю.

— Вы меня прекрасно понимаете, милая барышня. Идёмте!

Швейцар, памятуя щедрость запудренного господина в цилиндре, с более чем низким поклоном распахнул перед ними дверь, и Светлана, порывшись в сумочке, достала пару серебряных монет и вложила в протянутую стариком ладонь.

На этот раз она без лишних препирательств приняла руку графа, и они пошли в сторону Адмиралтейства,

оставляя за спиной здание Панаевского театра, из которого уносили воспоминания об их первом поцелуе. Это был первый настоящий поцелуй Светланы, но радость, испытанная ею, равнялась той, с которой девушки бегут по сходням вниз и бросаются в реку. Точно почувствовав это желание, вампир крепче сжал ее руку, чтобы быстрее увести Светлану от пристани.

Они остановились у низенького павильончика с вывеской «Кофейный домик». Задумавшись на мгновение, Светлана попросила графа подождать ее на улице.

— Я не думал, что княжна опускается до пития кофия? — улыбнулся трансильванец.

— Конечно, я не пью мещанскую гадость за пять копеек! — выпалила она. — Но виновата ли я, что Николай не ждет меня в кофейном домике Летнего сада с божественным напитком, который стоил бы ему нескольких обедов? Я просто хочу отдать тетрадь, — гордо вскинула голову княжна. — И купить пирожок… Ой, — она сунула руку в сумочку, — у меня не осталось денег. Не говорите только что все отдали швейцару!

Вампир улыбнулся.

— Возьмите меня с собой, и я ни слова не скажу про паука. Обещаю… Зато накормлю вас, как вы любезно накормили меня.

Он сильнее сжал пальцы, чтобы княжна не улизнула.

— Я тоже ничего не скажу… Мне жаль Николая. Он ищет не там, где может найти.

— И вам не жаль меня, который нашел… Не жаль?

— Я голодна, граф! — почти со слезами выкрикнула княжна. — Вы должны понимать, что такое голод! Если я умру от голода — это будет всецело ваша вина.

— Если вы умрете, — повторил Фридрих тихо, склоняясь к бледному лицу живой девушки. — Это будет всецело моя вина. Но я не позволю вам умереть…

Через пять минут они уже подходили к Александринскому столпу, потому что миссия передачи тетради и получения пирожка в присутствии графа фон Крока действительно получилась молчаливой — ни у буфетчика, ни у журналиста не возникло желания задавать вопросы ни относительно оплаты, на которую не пошли неразменные купюры, ни относительно критических замечаний князя. Граф от лекции по поводу размера осинового кола и того, что находится между шестым и седьмым ребром, тоже воздержался, хотя и прочитал ее княжне на улице, уверяя, что именно вбиванием деревянного каблука в его каменное сердце она сейчас и занимается. Бедная Светлана аж закашлялась.

— Не желаете запить? — спросил граф, протягивая княжне фляжку, в которую велел налить дешевого кофе. — Эта бурда не так уж и сильно отдает донником.

Светлана сделала несколько глотков и спросила:

— Как ваша рука, граф?

— Я держу вас ей всю дорогу.

— Надеюсь, не через боль…

— Мне больно, княжна… Но это та боль, которую я могу стерпеть с улыбкой.

Княжна запихнула в рот последний кусочек пирожка, чтобы ничего не отвечать.

— Светлана? Не молчите… Скажите, что я вам не противен и вы будете думать над моим предложением три ночи и три дня. Подарите мне надежду…

— Только он! — княжна подняла вверх палец, указывая графу на фигуру ангела, венчавшую высокую колонну. — Только он дарит надежду.

Граф взглянул в небо и тяжело вздохнул.

— Простите, Фридрих, но мы знакомы всего три дня… И три ночи… Я не знаю, какими словами объяснить вам, что я не мыслю своей жизни с вами или без вас — я с ней простилась вчера… ночью… А эта ночь будет кратка, как и моя жизнь. Но она была прекрасна… Потому что в ней были вы…

Светлана осеклась и с ужасом уставилась в сияющее в ночных сумерках лицо вампира.

— Что это я такое сказала?

Граф отвернулся:

— Простите меня, княжна. Этого больше не повторится. Я не возьму вас в жены обманом. Будьте покойны.

Но покоя не было. Их настигла и закружила гуляющая толпа подвыпивших студентов.

— Крутится, вертится шарф голубой, — неслось со всех сторон. —

Крутится, вертится над головой, — и их действительно накрыло голубой материей, точно летнее небо в гневе обрушилось им на головы. — Крутится, вертится, хочет упасть. Кавалер барышню хочет украсть.

Светлана схватила графа за обе руки, не позволив закружить себя в танце одному из толпы. Граф толкнул наглеца плечом — чуть прикоснувшись, но молодой человек упал, и Светлана шепнула:

— Бежим!

А вслед им понеслось уже совсем нестройное:

— Всегда так на свете бывает. Окончился этот роман. Мужчина от страсти пылает, а женское сердце — обман.

Они добежали до Медного всадника, и Светлана, не в силах отдышаться, почти рухнула на скамейку. Ночной город шумел мучительно-игриво, не спеша засыпать, — не только мертвым, но и живым тяжело отказываться от ночных развлечений. Уличные фонари безразлично тускнели среди листвы, подобно бледной июньской луне. Голос Светланы то и дело пропадал, но она с упорством пыталась дочитать стих, которым на бегу заглушала разгульную песню гуляк:

— Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук. Но точно где-то властно сомкнули тайный круг. И все, чем мы за краткость, за лёгкость дорожим, — Вдруг сделалось бессмертным, и вечным — и чужим. Застыло, каменея, как тело мертвеца… Стремленье — но без воли. Конец — но без конца.

Граф сильно стиснул ее руку, и княжна даже поморщилась, но высвободиться не попыталась.

— Светлана, вам не надоело напоминать мне, что я мёртв? — вдруг сухо спросил Фридрих, возложив руку княжны на обтянутые такой же малиновой материей, как и само платье, пуговицы на ее подоле.