Ваша взяла, Дживс
Шрифт:
– Взбодриться?
– Ну да, пропустить рюмку-другую.
– В смысле, выпить спиртного? Но я не пью.
– То есть как?
– За всю жизнь ни капли не выпил.
Признаться, мною овладели сомнения. Насколько мне известно, чтобы развязать язык, настоятельно рекомендуется влить в себя умеренный мех вина.
Однако, если дело действительно обстоит так, как утверждает Гасси, ничего не попишешь.
– Ладно, придется перебиться газировкой, но тебе необходимо показать все, на что ты способен.
– Я пью только апельсиновый сок.
– Хорошо, пусть будет апельсиновый сок. Скажи, Гасси, положа
– Очень люблю.
– Тогда и говорить не о чем. А теперь давай вкратце повторим, надо убедиться, что ты правильно запомнил основные положения. Итак, мерцая, гаснет вечерний свет…
– Затем – звезды – ромашки на лугах господа бога.
– Сумерки навевают на тебя грусть.
– Потому что я влачу одинокую жизнь.
– Далее следует описание одиноких вечеров.
– Затем вспоминаю день, когда впервые ее увидел.
– Не забудь ввернуть про сказочную принцессу. Потом скажи, что хочешь сообщить ей нечто важное. Испусти пару тяжелых вздохов. Затем хватай ее за руку и приступай к делу. Молодец, все запомнил.
Удостоверившись, что недотепа усвоил сценарий и процесс, можно надеяться, пойдет в предусмотренном мною направлении, я припустил к дому.
Войдя в гостиную и бросив беспристрастный взгляд на девицу Бассет, я почувствовал, что благодушное легкомыслие, с которым я ввязался в эту авантюру, слегка пошло на убыль. Узрев ее перед собой в непосредственной близости, я внезапно осознал, что влип по уши. При одной мысли о прогулке с этой малохольной особой я ощутил крайне неприятную слабость. Невольно мне вспомнилось, как в Каннах, оказываясь в ее обществе, я тупо на нее таращился, втайне мечтая, чтобы какой-нибудь спасительный автомобилист-лихач избавил меня от мучений, врезавшись в несносную зануду пониже спины. Кажется, я уже яснее ясного дал понять, что эту барышню никак нельзя отнести к числу моих приятельниц, о которых так и хочется сказать: свой в доску парень.
Однако слово Вустера нерушимо. Вустеры могут дрогнуть, но никогда не отступят от взятых на себя обязательств. Только самое изощренное ухо уловило бы дрожь у меня в голосе, когда я спросил Мадлен, не хочет ли она немного погулять.
– Чудный вечер, – сказал я.
– Да, прелестный, не правда ли?
– Прелестный. Прямо как в Каннах.
– Ах, какие прелестные вечера стояли в Каннах!
– Прелестные, – сказал я.
– Прелестные, – вздохнула девица.
– Прелестные, – сказал я.
Тема погоды вообще и на Французской Ривьере в частности была исчерпана. Тем временем мы вышли на открытые просторы, и Бассет принялась ворковать, восхищаясь красотами пейзажа, а я бубнил: «О да… Чудно… Изумительно… Прелесть…», ломая голову, как ловчее приступить к делу.
ГЛАВА 10
Все сложилось бы иначе, невольно думал я, будь на месте придурочной Бассет нормальная девушка, которой можно запросто звякнуть по телефону и пригласить прокатиться с ветерком в моем спортивном авто. Я бы тогда глазом не моргнув сказал: «Послушай!», а она бы ответила: «Что?» И я бы сказал: «Знаешь Гасси Финк-Ноттла?» А она бы сказала: «Да». И я бы сказал: «Он. в тебя по уши влюблен». А она бы захихикала: «Как! Этот недотепа? Ну, спасибо, ты меня насмешил» или, может быть, заинтересовалась: «Слушай,
В любом случае я бы в два счета все выяснил. А с Бассет так не поговоришь, и думать нечего. С ней надо тянуть резину, и чем дольше, тем лучше. Из-за вечных глупостей с переходом на летнее время мы вышли на открытые просторы в тот час, когда сумерки не спешат уступать место вечерним теням и краешек солнца все еще выглядывает из-за горизонта. Звезды только начинают проклевываться, в воздухе снуют летучие мыши, сад полон удушающего аромата тех белых цветов, которые только к концу дня дружно принимаются за работу, – словом, «мерцая, гаснет вечерний свет, торжественным покоем воздух дышит», и на Бассет все это, видимо, производило самое пагубное действие. Глаза у нее расширились, и на физиономии откровенно обозначилась готовность к восторгам, которых вожделела ее душа.
Весь ее вид недвусмысленно говорил, что она ждет от Бертрама чего-то упоительного.
При таком раскладе разговор, сами понимаете, не клеился. В тех случаях, когда обстоятельства требуют от меня душевных излияний, я не могу выжать из себя ни слова, как, впрочем, и все мои приятели по клубу «Трутни». Помнится, Понго Туистлтон рассказывал, как однажды лунной ночью они с барышней плыли в гондоле и он всего один раз заставил себя открыть рот: рассказал бородатый анекдот об итальянце, который так хорошо плавал, что его взяли регулировщиком уличного движения в Венеции.
Понго уверял, что чувствовал себя последним идиотом, а девица вскоре заявила, что становится прохладно и пора возвращаться в гостиницу.
Итак, наша беседа увяла на корню. Легко было наобещать Гасси, что подготовлю девицу разглагольствованиями о разбитых сердцах, однако теперь я не представлял себе, как завести разговор. Между тем мы подошли к пруду, и тут ее наконец прорвало. Представьте себе мою досаду – эта дуреха принялась восхищаться звездами.
Мне-то какой от них толк.
– О, посмотрите! Посмотрите! – верещала она.
Как вы, наверное, уже догадались, девица Бассет была профессиональной созерцательницей красот. Я заметил за ней эту черту еще в Каннах, где она со свойственной ей глупой восторженностью непрерывно привлекала мое внимание к разным разностям: «О, посмотрите, французская актриса! Ой, посмотрите, бензоколонка! Ах, какой закат! О, Мишель Арлен! [15] О, продавец темных очков! О, какое бархатно-синее море! Ой, смотрите, бывший мэр Нью-Йорка в полосатом купальном костюме!»
15
Майкл Арлен (1895 – 1956) – английский писатель, родившийся в Болгарии.
– О, посмотрите, какая хорошенькая звездочка, там, в вышине, совсем одна!
Я посмотрел, куда она указывала, и действительно увидел небольшую звезду, обособленно болтавшуюся над купой деревьев.
– Ну да, – сказал я.
– Наверное, она ужасно одинока.
– Ну, это вряд ли.
– Должно быть, какая-нибудь фея лила слезы…
– А?
– Разве вы не знаете? «Когда фея роняет слезинку, на Млечном Пути рождается звездочка». Вы когда-нибудь размышляли над этим, мистер Вустер?