Ваше благородие
Шрифт:
— Ваше благородие, — тоном возражения произнес Хикс. — Я не знаю, как к этому отнесется полковник Кронин…
— Чихал я, сигим-са-фак, на полковника! Это не полковник выволок меня с того света на Эвересте, ясно?
Хикс ругнулся и включил советскую рацию.
— Вам за это врежут по голове. И мне тоже, — печально сказал он. — Не стоит так поступать, Георгий.
— А как стоит, ребята? Как стоит? — Берлиани сжал кулак. — Вы слышали, что сказал этот? (Небрежный кивок в сторону советского полковника). — Пока мы будем искать Кронина, спрашивать разрешения, то да се, Артема отошлют
— Да почему обязательно в Москву? — недоумевал Хикс. — Colonel Yefremov очень хочет домой, поэтому вешает нам на уши дерьмо. Чтобы мы поскорее его обменяли. Все очень просто. Скальпель Оккама.
— Десантный ножик Оккама, — буркнул полковник Ефремов.
— What do you mean? — вскинулся морпех. — Что ты хотел сказать, а?
— Ара, генацвале. Догадайся с трех раз.
— Откуда он знает фамилию? — спросил Берлиани у круга егерей. — Откуда? Откуда ты знаешь фамилию?
— От верблюда. — съязвил полковник. — Читал в приказе. Черным по белому. Передать. Капитана. А. Точка. Верещагина. В руки. Гэ. Рэ. У! — каждую фразу полковник подтверждал тычком пальца правой руки в ладонь левой. Словно расставлял точки в приказе. — Ты знаешь, что такое Гэ-Рэ-У, кацо? Или тебе рассказать?
—He's got you, — тихо сказал Хикс. — Он понял, где на тебя можно давить.
Полковник не расслышал его слов, но общий смысл просек и решил дожать.
— Нашим его не раскололи, крепкий орешек оказался. Ничего. В ГРУ и не такие пели, кацо.
— Он может на меня давить, да? — переспросил Князь. — Может, ничего не скажешь. Может…
— Главштаб на связи, — сказал Хикс.
Князь вцепился в наушники.
— Алло? — услышал он. — Волга-один слушает. Прием.
— Капитан Берлиани, морская пехота, Остров Крым! — отрывисто сказал Князь в микрофон. Из наушника в ответ не донеслось ни звука.
— Слушай меня внимательно, и передай своим командирам. Полковник Ефремов у нас в руках. Офицеры его штаба — тоже. Мы предлагаем обмен. Человека за человека. У вас наш офицер, капитан Артемий Верещагин. Верните его. Мы вернем вашего полковника. Я жду вашего ответа пять минут.
— П-подождите немножко, — потрясенный связист на том конце провода надолго умолк.
Князь отключил рацию, чтоб не могли взять на пеленг.
— Я даже боюсь представить, чем это для вас кончится, Георгий.
— Миша, — тихо сказал Берлиани. — Вот послушай, Миша, как это было. Я скис на спуске с Эвереста. Я сидел жопой в снегу и отказывался встать. Шамиль пробовал тащить меня, ругал, бил по морде — я сидел, как пень, и хотел только одного — умереть. Тогда Шэм ушел… Я бы умер быстро, мороз был, начиналась метель… Меня опять начали трясти, я решил, что вернулся Шэм… Но это был не он. Арт поднялся сюда от штурмового лагеря, и все повторилось: он тряс меня, сделал укол, просил подняться и идти… До лагеря было не так уж много, я бы дошел, если бы нашел в себе силы встать… Физических сил мне хватало, но я… я просто сдал.
— И что? — спросил потрясенный штабс-капитан.
— Понимаешь, он ЗНАЛ, чем сможет меня поднять. Я не буду повторять тебе, что он мне сказал и что сделал. До сих пор стыдно. Но я встал и пошел. Ковылял за ним и все на свете проклинал. Но мы дошли. И теперь
Хикс вздохнул и тут засигналила рация.
— Я слушаю, — сказал Георгий, нацепив наушники.
— Можете подавиться Ефремовым, беляки, — услышал он чей-то незнакомый, не связиста, голос. — Не получите вы своего Верещагина. Он уже в Москве. А вам скоро пиздец придет.
— Держите его, guys! — успел крикнуть англо-крымец, когда князь выскочил из БМД и бросился на полковника.
Предупреждение несколько запоздало: Князь успел вцепиться Ефремову в горло. Общими усилиями удалось не допустить нарушения Женевской Конвенции. Хотя Ефремов потом кашлял еще около получаса.
Симферополь, 30 апреля, 1310
— Вот такие пироги, — майор Варламов положил телефонную трубку. — Вова, а в руках-то у нас не абы какая цаца. Только что Грачеву предложили полковника Ефремова в обмен на твоего орла.
— Ефремова?
— Полк уничтожен. Разбили вдребезги, к едреной фене. Встретили на марше. Спаслось тридцать человек. Ефремов захвачен в плен.
Он вперил в Резуна внимательный взгляд. Ожидал, скажет ли капитан то, о чем майор уже наверняка думает.
Пора убегать. Уходить, спасаться. Мотострелки не удержат город, если белые пойдут в наступление. В лучшем случае — смогут прикрыть отход командиров и спецназа.
Слишком долго Грачев тянул. Он и теперь будет тянуть, цепляться за соломинку, удерживать город и тогда, когда это потеряет смысл… Резун знал характер комдива.
Он отошел к окну, закурил. Далеко вверху собирались тучи. Плотный облачный фронт царил над городом.
На улице было пусто. Еще вчера Симфи напоминал военизированный карнавал, а сегодня словно вымер. От вчерашнего празднества остались только сиротливые разноцветные флажки и такие же сиротливые красные флаги.
Так вам и надо, идиотам, злорадно подумал Резун. Будете знать, как заигрывать с этой властью. Эта власть, братцы мои, не шутит, а сразу ставит раком.
Он докурил и выбросил сигару в форточку. На душе было гадко.
Варламов еще раз позвонил в аэропорт и долго с кем-то ругался. Потом положил трубку.
— Сказали, до трех ни один самолет не вылетит, — сообщил он. — Грузят мебель и автомобили для товарищей начальников.
— Пашин «мерседес»?
— Забирай выше. Намного выше. Так что сидеть нам тут…
Варламов был рад случаю прокатиться в Москву и оттарабанить туда заодно свой новоприобретенный «Рено». Пленник пришелся кстати, и даже попытку влезть поперед батьки в пекло он Владимиру простил.
Резун прислушался к шуму в коридоре.
— Мне здесь не нравится, — сказал он. — Десантники на взводе, могут натворить дел…
— Да брось ты, — отмахнулся Варламов. — Ну, напьется Грачев. Звезд у него теперь прибавится, только вот в размерах они будут поменьше. Он теперь грабежом займется, карьера-то накрылась, так что нахапать надо побольше. Короче, веселая будет жизнь.
Резун ничего не ответил, направился к двери.
— Ты куда? — спросил Варламов.
— Пойду проверю Ныммисте на его боевом посту, — сказал Владимир.