Ваше благородие
Шрифт:
Ситуация для подполковника Корабета сложилась пиковая: за дело взялся ас. Об этом говорил и выбор оружия, и точность попаданий: орлы из аэромобильного полка на собственной шкуре поняли, за что артиллерию называют “богом войны”. Сорок пять минут такой подготовки — и последующий штурм был бы не нужен.
Полковник Корабет вызвал штаб дивизии и объяснил ситуацию: если не сработает ультима рацио, он подрывает мост и пробует увести полк на север.
— Продержитесь час, — был ответ.
— Час? Эти парни накрывают огневую точку с трех выстрелов!
— Быть не может.
— Приезжайте и убедитесь, господин полковник! — Корабет в сердцах бросил наушник на пол пакгауза: полк закрепился в железнодорожном тупике.
Исход боя решили три человека: снайперы Шариф Леван, Константин Столяров и Касим Нуриев. Неизвестно, кто из них убил майора Степанчука: первую пулю в него выпустили все трое. Потом снайперским огнем была парализована работа всей батареи. Через десять минут пришлось уносить ноги: их расположение вычислили. К мосту подходил мотострелковый полк. Уходя, разделились, и к своим попал только Столяров: Леван пропал без вести, по всей видимости — погиб, Нуриев через какое-то время отыскался в плену.
Момент гибели майора Степанчука Олег Корабет мог бы назвать минута в минуту: артиллерийский обстрел сразу же утратил свою убийственную точность, снизив ее сначала до нулевой — момент смятения, когда офицеры и солдаты на батарее начали падать один за другим — до той, какая обычно бывает при слаженной работе артиллеристов и корректировщиков. Асом артиллерийского дела мог быть только один человек, и этот человек был убит.
А дальше все сложилось так: во фланг и тыл артиллерийскому и мотострелковому полкам, подтянувшимся к мосту, ударила прямо с марша бронемобильная бригада Корниловской дивизии.
Конечно, она бы ударила в любом случае: деваться корниловцам было некуда, оставалось только пройти через Николаев — или погибнуть. Но благодаря бою в районе моста полковник Верещагин получил красных там, где хотел их получить.
А в это время авангард танкового полка 169-й МСД, обстрелянный на подходе кВарваровке “белыми” вертолетами, прошел через пригород Николаева и выехал к мосту…
Зрелище им открылось величественное: сумерки полыхнули белым огнем, мост вздрогнул весь, словно по нему прошла волна, потом две фермы подломились, как ноги усталого слона, полотно над ними просело и участок моста ухнул в воду.
На том берегу Корниловская дивизия смяла позиции артполка, врубившись во фланг и тыл мотострелковому полку. Бой продолжался меньше двух часов — в половине пятого генерал-майор Дударев капитулировал.
— Как еще красные не додумались сделать бензин, непригодный для всех остальных машин… — проворчал полковник Шалимов. — Все, Артемий Павлович, бензин и эта дурацкая взрывчатка — практически все, что у нас осталось.
— Да? — Арт на секунду раздвинул пальцы, сплетенные у лба “козырьком”, и приподнял голову.
— “Да”? — все, что вы можете сказать?! — не дождавшись ответной реплики, Энвер Аблямитович ударил кулаком по корпусу “Владыки”. — Перед нами — Херсон, перед нами — Скадовск. Как мы их возьмем? На чем?
— Вторая плохая новость, Арт, — к машине подошел полковник Посьет. — За морскую пехоту, которая высадилась на Тендровской косе, взялись всерьез. Подтянули артиллерию. Ребята не могут головы поднять. Если не произойдет чудо, их прикончат, не дав сделать ни единого выстрела.
— Понятно… Люди сильно измотаны?
— “Измотаны” — это не то слово, господин командующий. Это просто не то слово.
— Отдыхать два часа. После того, как машины будут заправлены и запасные баки залиты. Пусть водители этим не занимаются, они должны отдыхать сейчас. Остальные отдохнут в дороге…
— Как мы будем брать Херсон, Арт?
— На понт.
— Сейчас эти шутки просто неуместны. У всех нас плохо с нервами, все чертовски устали…
— Извините! — Верещагин протянул руку вглубь машины, взял поданный наушник:
— Дрейк на связи.
— Елизавета на связи, Дрейк… Где вы на этот раз?
— В Николаеве, — он держал наушник так, чтобы могли слышать остальные. — Мы разбили последний полк 150-й дивизии… И на этом исчерпали все наши ресурсы. Конечно, мы выжмем из их дивизионных складов все, что можно… Но проблемы снарядов для танков и пушек, противотанковых ракет и всего такого это не решит.
— Сколько времени у вас в запасе?
— Четыре-пять часов… Плюс-минус лапоть. К… десяти утра они наведут переправу через Южный Буг, а самое позднее в одиннадцать будут здесь…
— Ваши потери?
— В людях — не могу сказать… Из техники у нас осталось пятьдесят три танка, семь “Кесарей”, полсотни “Святогоров”, девять гаубиц и двенадцать пушек. Единственное, что мы можем — это передвигаться достаточно быстро…
— И на что вы рассчитываете?
— Я? На С-130, который сядет на шоссе между Херсоном и Цюрупинском. Даже на несколько таких машин. Сколько сможете и успеете. Давайте, сэр. Вы не смогли прикрыть нашу задницу вчера — сделайте это сегодня. Вам перебросили те самолеты?
— Да, слава Богу.
— Отлично. Забудьте про Белую Церковь, выручайте нас.
— Вы представляете, сколько времени понадобится…?
— Да, черт его возьми! Те же пять часов, если меньше болтать и загружаться на трех аэродромах одновременно.
— Ну так дайте связь Шалимову, пусть он скажет, что вам нужно!
Артем протянул наушник своему начальнику отдела обеспечения.
— Уже утонули бы, — сказал он. — И не мучились…
“Нельзя сказать, что после взятия Николаева положение Корниловской дивизии стало более безнадежным, чем оно было в момент выхода из Одессы. Просто эта безнадежность виделась все более явно.