Ваше благородие
Шрифт:
Он зажег газ, резким взмахом руки убил огонек спички и выбросил огарок в ведро.
— Нужно отлучиться на полчаса. Интересно, как там наши… И ваши… Я сейчас уйду и вернусь. Принесу погрызть чего-нибудь.
— Арт, я… Мне нужно быть в полку к полудню…
Он грохнулся перед ней на колени, тревожно заглянул в лицо.
— Ты серьезно? Тамара, крымской армии больше нет. Забудь.
— А ты собираешься вернуться в батальон?
— Да, собираюсь, но не сей же момент… Мой отпуск заканчивается на завтрашней утренней поверке. У нас еще одна ночь.
— Арт, повторяю: мне нужно быть в Каче в двенадцать ноль-ноль.
— Ты останешься здесь!
— Что за тон? Ты что, на плацу?!
Oн застонал, возвел глаза к потолку.
— Тэмми, ты что, не поняла еще, что происходит? Это вторжение, а мы — враждебная армия. Я еще не знаю, как они с нами поступят и что нас ждет. Поэтому никуда не тороплюсь. Пока…
— А потом?
— А потом — увидим.
— Я не имею права дезертировать.
— Да какое это, массаракш, дезертирство! Нельзя дезертировать из армии, которой нет! Ты понимаешь, что тебя могут изнасиловать, избить, ограбить?
— Да с какой стати, Арт? — она даже расхохоталась. — Я что — кинозвезда? Или советские солдаты — сексуальные маньяки? Им бесплатно наливают в любом баре — надо думать, и в любом бардаке дадут бесплатно! Даже если мы военнопленные, зачем они будут нарываться на неприятности, они же подписывали Женевскую Конвенцию.
— Турки тоже подписывали! Спроси у своего комэска, как они ее исполняли!
Это был, в общем-то, удар ниже пояса. О том, что турки делали с пленными летчицами, предпочитали не упоминать в первую очередь сами летчицы. Командир эскадрильи «Вдов» Рут Голдберг — в том числе.
Но турки есть турки. Советские солдаты, виденные сегодня на улицах, вовсе не были похожи на ландскнехтов. Нормальные, даже несколько растерянные парни, уделявшие женщинам гораздо меньше внимания, чем женщины — им. Похоже, сегодня самый верный способ склеить девчонку — одеться «голубым беретом»…
— Мы ведь не совсем военнопленные. Мы теперь — советские граждане.
— Тэм, советские граждане — самые бесправные люди на свете.
Она вздохнула и откинулась на спинку кресла.
— Дай мне слово, — быстро заговорил он. — Пообещай мне, что останешься здесь и никуда не пойдешь.
— А ты?
— Это неважно. Тамара, я прошу тебя, дай слово! Пойми, я смогу… Я все смогу, если буду знать, что ты в порядке. Мне нужна эта уверенность, я без нее погибну.
Наверное, каждой женщине хочется слышать такую лихорадочную речь и видеть такой блеск в глазах. Но, оказывается, спокойно на это смотреть нельзя, и хочется остановить это любой ценой. Это все равно что видеть, как мужчина плачет.
— Хорошо, я согласна, слышишь? Я обещаю, я никуда не уйду.
— Ну вот и славно! — он вскочил, вышел в прихожую, обулся. — Сейчас я тебя с Князем познакомлю.
— Каким князем?
— С тем самым. Князь Берлиани. Капитан морпехов. Мой замком по морде.
— Что?
— Это советская шутка. ЗамКом По МорДе — «Заместитель Командующего по Морским делам». Мы вместе ходили на Аннапурну, Кинли, Эверест и К-2.
— А при чем тут морские дела?
— Ну, так он же морпех!
— А-а…
— Я скоро, — пообещал он и закрыл дверь.
Она подошла к окну. Через полминуты из-за угла выкатил его джип-"хайлендер". Больше машин на пустынной улочке не было. Коричневый джип, похожий на жука, исчез в конце улицы.
С ужасающей ясностью Тамара поняла: он не вернется. Разговоры про «Князя» — для отвода глаз. Он задумал что-то ужасное, он решился давно. Он умрет, а она остается в пустой квартире. В безопасности, как он думает. Можно будет еще уехать к матери в Севастополь… Впрочем, и там ее найдут. А Арт к тому моменту будет уже мертв…
Когда волна паники схлынула, она обнаружила в своей руке карандаш, а перед собой — листик бумаги. Да, поняла она, все правильно. Долг есть долг. Если он все же вернется — он будет знать, где искать ее. А она… Что бы там ни было, она должна быть в полку. Чтобы ни сделали с ее подругами и подчиненными — она должна быть рядом. Она — офицер, и она не побежит.
«Прости, Арт! Я должна вернуться. Долг есть долг. Я надеюсь, мы все же встретимся. Очень жаль, что обошлось без фрака и венчания, но это ничего не меняет. Твоя жена Тамара.»
Утро было ветреным. Вдоль по Слащева стелился белый вихрь: облетала черешня. Надувной Рональд Макдональд рвался с привязей под треск флагов. Недавно открытая американская закусочная блестела, как операционное отделение Бахчисарайской земской больницы.
Он нашел там почти весь свой «клуб самоубийц».
— Ну, наконец-то! — сказал Князь. — Макдональдс окупил себя на год вперед — столько мы тут сожрали, пока ждали тебя… Не мог назначить в приличном месте…
— А мне что-нибудь оставили? У меня есть совершенно нечего, а все закрыто.
— Травись, — Князь толкнул к нему по столу пакет. Арт, не глядя, подхватил его и махнул рукой:
— Пошли.
Советских солдат не было видно — в этой окраинной забегаловке спиртного не подавали. На том и строился расчет.
Они расселись по машинам — четверо — к Верещагину, трое — к Князю. Один должен был подъехать прямо на квартиру.
Советская колонна БМД попалась им на площади Победы — колонна стояла, впереди была пробка. Кажется, задержка в пути не расстраивала никого, кроме раскаленного докрасна городового. Ругаясь и время от времени свистя, он пытался рассредоточить затор. Советские десантники — ошарашенно-веселые мальчишки — курили и общались, сидя на броне машин. С одной из БМД несся звон гитары и песня про новый поворот. Песню пели большим хором, состоящим из десантников и крымцев…Артем посигналил Князю, чтобы тот сдал назад, завертел руль и под всеобщее неодобрение объехал пробку по тротуару.