Ваше Сиятельство 10
Шрифт:
Ольга успокаивалась, но вряд ли в ее сознании могло поменяться что-то так быстро и основательно, как мне того хотелось. Я видел напряжение и несогласие на ее лице.
– Такой пример, – продолжил я, – Родерик изначально был моим врагом, выполнявшим заказ банды Лешего и готовым меня убить. Теперь друг мне и возлюбленный Талии, в судьбе которой едва ли не сыграл роковую роль. О примере с Сухровым я уже говорил. Ты прекрасно знаешь, насколько недобрые отношения у меня с ним были и знаешь, как поменялся этот человек и его отношение ко мне. Оль, прошу, не надо цепляться за прошлое. Тем более за его темную сторону.
– Хватит, Елецкий, меня уговаривать! Я бы никогда не оказалась на ее месте! И никогда бы не поступила так, как поступала она – уже говорила об этом! Я бы не окружила себя такими негодяями, как князь Козельский и подобными ему! – ответила Ольга Борисовна, но по ее взгляду я догадался, что в княгине больше нет прежнего яростного сопротивления по примирению с Глорией хотя бы в мыслях. – Зачем ты пытаешься меня уговорить? Хочешь, чтоб я позволила тебе сделать еще одной твоей женщиной? Говори прямо!
Прямо я предпочел не говорить. Во-первых, я сам пока не понимал, какие сложатся отношения между мной и императрицей. А во-вторых, не хотел делать Ольге больно своей прямотой. Пусть она сначала свыкнется с мыслью, что Глория больше не враг. Пусть Ковалевская поймет, что все то, что она вынесла из детства относительно образа Глории, во многом плод детских фантазий и страхов. Я сказал:
– Оль, как она может стать еще одной моей женщиной? Подумай сама. Она императрица, да еще при живом муже! Мои женщины – это Ленская и Стрельцова. И в самую первую очередь – ты. С вами я провожу время так часто, как только могу. Поэтому не досаждай себе этой мыслью. Не скрою, Глория, несмотря на возраст, меня привлекает. И у меня с ней действительно теплые отношения. Как-то вышло так, что мы с ней сблизились. Явление Геры многое поменяло между нами. И ты, пожалуйста, пойми, что иметь с Глорией личные отношения мне очень полезно. Полезно не для меня: а для нашего общего дела. Ведь именно так мы можем снять и уже сняли напряжение в самом верху имперской власти, – конечно, говоря это, я несколько кривил душой. Ведь всего названного можно было добиться вовсе не переступая порог спальни императрицы.
– Еще что важно: у Глории очень тесные отношения с маркизом Луисом Этвудом, – продолжил я. – Я уже говорил, что она, после смерти Филофея, может переехать в Британию, где разворачивается борьба за престол. У Этвуда неплохие шансы стать императором, и Глория может стать его женой. Оль, подумай сама, разве нам не нужны добрые и тем более личные отношения с императрицей Британии? Я говорю о всей России.
– Ты целовался с ней? Отвечай, Елецкий! И не пытайся меня увести в сторону! – неожиданно вспыхнула Ольга Борисовна.
– Да… – нехотя признал я, ожидая еще более тяжкого вопроса.
– Саша, сука! Проститутка! Если угодно, политическая блядь! – она ударила меня кулачком в грудь, потом прижалась к тому же самому месту щекой и заплакала.
– Оль, ну, пожалуйста… Не плачь, – я обнял княгиню, глядя ее золотистые, самые роскошные в этом мире волосы.
– Ненавижу тебя! – всхлипывая произнесла она. – И люблю! Как же трудно с тобой!.. Как ты меня злишь!.. Ты меня просто убиваешь!
Я молчал, позволяя
– Моей лицензии уже все, да?! Новую хочешь?! Во имя интересов Отечества?! – Ковалевская вскинула голову, глядя мокрыми, синими глазами на меня. И, не дожидаясь моего ответа, сердито продолжила: – Как ты мог?! Она старше тебя в два раза! Она просто старая сука! Ее сын даже старше тебя! Боги, ну почему ты такая шлюха?! Надеюсь, тебя Артемида за это накажет!
– Оль, дорогая, ничего же плохого не случилось, – произнес я, понимая, как глупо звучат мои слова.
– Пусти! Пойду умоюсь. Уже скоро посадка, – она вырвалась из моих рук и направилась санузел.
«Орис» приземлился примерно на том месте, где прошлый раз сажал виману Борис Егорович, и выходя из корвета вместе с Ковалевской я вспомнил, как нас здесь же у изгиба дороги атаковал боевой робот «Кребб-20–14». Тогда нам довелось пережить несколько сумасшедших по нервному напряжению минут. Ольга, наверное, тоже вспомнила именно этот случай – ее пальцы вцепились в меня в тот момент, когда княгиня смотрела на проплешину в траве, оставшуюся после той схватки. А я подумал, что до настоящей минуты тот случай как-то забылся, и мне даже неизвестна причина столь необычного поведения машины. Докопались ли инженеры до проблемы или она осталась нерешенной, я не знал.
Когда мы сошли по трапу, я смог осмотреть край посадочной площадки, примыкавший к тайге и отделенный от нее лишь заграждениями из бетонных столбиков и колючей проволоки. Там по-прежнему несли патрулирование «Креббы», но более новой модели. И там же, тускло поблескивая броней стояло два корвета и эсминец имперских военно-воздушных сил. Я был почти уверен, что все они оборудованы моей системой «Одиссей». Такие виманы в первую очередь передавали в «Сириус». Скорее всего, только в «Сириус», где помимо наземных сил создавался боевой воздушный кулак.
– Ваше сиятельство! Здравия вам! – раздался добрый басок со стороны темно-зеленых армейских эрмимобилей.
Я тут же обернулся, узнавая голос полковника Стародолцева, того самого, который встречал нас, когда мы прилетали сюда с Ольгиным отцом.
– Вам здравия, Сергей Семенович! – отозвался я. – Чего так скучно сегодня? Ваши «Креббы» бегают в сторонке и даже не пытаются нас убить. Я-то надеялся проявить хоть немного героизма перед моей невестой, а вот нет никакой возможности.
– Ольга Борисовна… – Стародольцев слегка коснулся руки княгини. При его огромном росте и немалой силе в теле, скованной полевой формой, Ольга казалась вовсе маленькой и хрупкой. – Вам очень рад. Вы точно богиня и свет в нашем слишком мужском месте.
– Я видела у вас немало светлейших красавиц, – отозвалась Ковалевская. – Вот, к примеру, кое-то из «Грифона». Мне даже боязно передавать вам Александра Петровича.
– Насколько я слышал… – полковник Стародольцев, поздоровавшись с Лосевым, отвел нас в сторону, – нам Александра Петровича никто не отдает. По этому случаю весьма возмущался Бердский и даже сам генерал. Или что-то поменялось? – он вопросительно глянул на меня.
– Я – человек подневольный. Как решили в самых верхах, так тому и быть, – отозвался я, намекая на решение цесаревича. – Но насколько мне известно, я все равно ваш. Сюда приписан.