Ваше Сиятельство 4т
Шрифт:
— Точно не помню. Эти таблички ему очень понравились. Он был в восторге. Ходил весь такой возбужденный по комнате, громко восторгался. Все думал, сколько им лет и на каком языке они написаны. Сказал еще, что это, возможно… — графиня выпустила облачко дыма, — свидетельства какой-то древней арийской династии. Я предупредила его, что ты можешь рассердиться, если узнаешь, что я показывал эту коробку. Майкл разволновался и попросил, тебе ничего говорить и начал думать куда твое сокровище спрятать.
— Верно, я очень рассердился, — я снова жадно затянулся. — Не представляешь как!
— Сейчас спрошу у него через эйхос, куда он эти таблички положил, — решила мама, выходя в первую комнату. — Мне кажется, последний
— Не надо его спрашивать, — остановил я графиню. — Мам, ты уверенна, что шкатулку Майкл спрятал в пределах твоих покоев?
— А где же еще он мог спрятать? Он отсюда без меня не выходил. Я же сказала: мы ее прятали вместе, но я была невнимательна, потому что мы много шутили и говорили о всякой ерунде, — пояснила графиня, уже совсем успокоившись.
— Попробую найти ее без Майкла. Только не мешай сейчас и ни о чем не спрашивай, — затушив сигарету, я стал посреди комнаты и закрыл глаза. Сосредотачиваясь, перенес большую часть внимания на тонкий план.
Поскольку я уже работал с первой пластиной при переводе, ее энергетическое тело мне было знакомо. Оставалось призвать на помощь интуицию, а если не поможет, то просто сканировать пространство в пределах маминых комнат метр за метром. Сканировать и ожидать ментальный отклик объекта, образ которого я сейчас в подробностях воспроизвел в своем сознании.
Неторопливо я прошел вниманием в этой комнате все вокруг. Интуиция тоже не оставила меня — направила к спальне. Не сходя с места, я расширил сферу внимания до дальней стены спальни. Сосредоточился. Интуиция будто указала на кровать — огромную кровать графини с бархатным балдахином и кучей подушек с шелковой вышивкой. Все внимание я направил ближе к изголовью и, наконец, получил ментальный отклик. Замечательно! Шкатулка тупо лежала под кроватью ближе к стене. Как же это, черт возьми, изобретательно! Нет, мама с Майклом феноменальны! И я тоже хорош! Почему за все эти дни даже не позаботился о сохранности бесценной реликвии?! Да, я все это время я был очень занят. Но не настолько же, чтобы не найти времени, чтобы заглянуть в сейф. И если честно, пока не закончат ремонт в моей комнате, лучшим местом для хранения этой шкатулки будет не темный угол под кроватью мамы, а сейф.
В том, что первая пластина там у меня не было сомнений. Остальные? Вроде тоже на месте.
— Так… Вроде нашлись, — я облегченно выдохнул, открыл глаза и направился в спальню.
Стал на четвереньки, потом и вовсе лег на пол и пополз точно пехотинец под пулями к заветной шкатулке.
— Сколько здесь пыли! — я чихнул, поднимая невидимое в темноте облачко пыли, дотянулся рукой до шкатулки и притянул ее к себе.
— Точно! Майкл сказал то же самое: что там много пыли. Я еще собиралась Ксению отругать, за плохую уборку, — вспомнила Елена Викторовна.
Наконец я выбрался, немного испачкавшись, но сияя лицом: ведь так разволновавшая меня ситуация закончилась благополучно.
— Мам, дай мне денег из моих. Рублей пятьсот, лучше восемьсот, — попросил я, поставив шкатулку на комод и отряхиваясь.
Когда Елена Викторовна вернулась с деньгами, я забрал шкатулку и направился в свою комнату.
— Майкл с Элизабет будут к семи, — напомнила мама, когда я уже открыл дверь.
— Хорошо. Я спущусь к ужину. А пока немного поработаю. Меня не отвлекайте, — сказал я, убирая деньги в карман.
Уже в своей комнате я открыл шкатулку и проверил ее содержимое. Осторожно выложил на стол черно-бронзовые пластины, сияющие рельефными золотистыми пиктограммами. Их было пять, и одну из них я практически отработал. Сведенья, снятые с нее имели большую историческую ценность, но для меня представляли мало интереса, поскольку меня интересовала не история последней арийской династии, а тайна древних виман, секреты их устройства: то, что позволяло развивать им огромные скорости и путешествовать в космическом пространстве. Кстати, как Майкл догадался, что эти пластины или таблички, как их назвала Елена Викторовна, имеют отношение к последней арийской династии Пандарпиев? В прошлой беседе за ужином и бокалом вина, я понял, что Милтон действительно светлая голова. Даже изрядно напившись и неся всякие глупости, когда я затрагивал темы древнейшей истории и так или иначе, касающиеся арийских виман, британец будто преображался, немного трезвел и говорил вполне здравые вещи.
После того дня знакомства с Майклом я сложил о нем более ясное мнение. И для себя определил нутро этого барона так: слабак, франт до глупого утонченный в манерах, наивный идеалист, плохо приспособленный к реальной жизни. Он, погрузившись в науку и свои романтические фантазии, просто не знает жизни. Кстати, этим он напоминал моего отца, который был прекрасным ученым, даже имел воинский чин, но при всем этом оставался большим простаком в обычных жизненных вопросах. Неудивительно, что мама подобрала этого Майкла. «Подобрала» здесь вполне верное слово. Без нее он так и остался бы красивым, но беспомощным котенком, пытающимся превратиться в настоящего чеширского кота. Маме нужно за кем-то ухаживать, и поскольку я совсем отбился от ее рук, то не удивительно что в жизни графини Елецкой появился Майкл, о котором она заботится со всем пылом. Этот милый мальчик заменяет ей сразу меня и моего отца. Два в одном, черт возьми. Вот последняя мысль меня несколько задела. И понимание того, что Елена Викторовна стала уделять мне меньше внимания показалась обидной. Но разве не к этому стремился я? Так что все правильно, так и должно быть. И еще… При всей критике Майкла, надо отдать ему должное: у него есть достаточно воли, чтобы не впадать в уныние, а добиваться своего, если это не получается сразу. У него даже есть хватка. Слабая, но это лишь дело воли и тренировки. Жизнь ее закалит, если, конечно, бесконечная забота Елены Викторовны не убьет желание добиваться в этой жизни собственных целей.
Ладно, к черту этого пушистого чеширца! Зачем он мне сдался, если сейчас передо мной на столе лежит пластины со Свидетельствами Лагура Бархума. Выложены одна к другой в ряд, сверкают золотом пиктограмм в свете туэрлиновых ламп. Я положил перед собой пластину, которая должна стать второй, остальные завернул в бархат и отодвинул ближе к терминалу коммуникатора. Затем достал из нижнего ящика стола папку — в ней хранился перевод первой пластины, восстановленный мной по памяти после пожара. Там же была логическая таблица для разбора более понятного мне письма — пиктограмм, расположенных в центре пластины и составлявших видоизмененное лемурийское письмо поздней эпохи Северного Сонома. Начертания знаков здесь было совсем нетаким, каким его знал я, но с помощью этой таблицы, собственной памяти и умственных стараний я с этими пиктограммами мог успешно разобраться. Тем более если учесть, что седьмую часть таблицы я уже заполнил, и дальше дело обещало пойти намного быстрее.
Главной сложностью для меня оставались знаки, обрамляющие пластину. Их было много, они не часто повторялись, еще больше их имелось на обратной стороне. Как я определил ранее, эти знаки составляли начальную письменность дравенши. Для ее расшифрования я тоже начертил логическую таблицу в три колонки, на вид более простую, но на самом деле требующую гораздо больше стараний. В ней уже имелись знаки, те, смысл которых я разгадал, работая с первой пластиной. Теперь, когда была основа, перевод обещал пойти проще.