Ваше Сиятельство
Шрифт:
Я почти дошел до дома и, не заходя, решил покурить. Сел на лавочку возле газетного киоска. Глядя на огромный грузовой эмримобиль, сверкающий бронзовой эмблемой «Механодинамика Никитина», прикурил. Тяжкий гул большой машины ненадолго оборвал мои мысли. Выпустив облачко дыма, я снова вернулся к размышлениям. Все-таки при всем понимании причин охоты на меня, мол, у юного графа Елецкого важные бумаги и знания, переданные отцом. А значит он (то есть, я) может продолжить дело Петра Александровича… Кое-что в этих суждениях было не так. Да, моя мама приняла их, не слишком вдаваясь в подробности: над сыном нависла смертельная угроза, и дальше с ее стороны много переживаний и страхов, но мало логики. Вот что именно во всем этом не так, я пока не мог разобраться. Ну, например, почему никто до сих пор из людей Урочеева или его британских друзей не попробовал поговорить со мной? А вдруг я бы оказался такой гнидой, что отдал им документы и переехал в Лондон, или согласился работать на них здесь? Тупо убить неудобного человека — это явно не почерк бритишей. Они никогда не убирают тех, кто им мешает, пока не вытянут из жертвы максимум пользы. В моем-то случае, они даже не попытались прикоснуться к этой пользе. И здесь что-то было очень-очень не так. Пока я даже не мог представить никаких объяснений этому.
Докурив, я купил в киоске пару свежих газет и пошел домой.
Уже в гостиной встретился с Антоном Максимовичем, который, конечно же заметил на моем лице новую синеватую опухоль. Прежде, чем он поднимет панику и известит графиню, я приложил палец к губам.
— Понимаю, понимаю, ваше сиятельство, — закивал дворецкий и, понизив зачем-то голос, доверительно сообщил: — Вашей матушки все равно дома нет. Распорядилась, чтоб вы без нее отобедали. Она до вечера у барона Евстафьева, обговаривают субботний бал у его благородия. Говорят, будет знатное веселье, много гостей.
— Отлично, Максимович, но с обедом я чуть позже. Даша там? — я кивнул в сторону хозяйского крыла.
— А как же! Суетится, прибирается, — он не сводил глаз с моего синяка.
— Хорошо, — я хотел было подняться в свою комнату, но отчего-то именно сейчас захотелось заглянуть в наш родовой зал богов. Зачем? Может подойти к алтарю Артемиды и этак мысленно полюбопытствовать, не забыла ли она обо мне.
Хотя после нашего разговора с Охотницей прошло всего два с небольшим дня — срок ничтожный для Небесных — все же хотелось напомнить о себе. Общаться с богами можно совершенно в любом месте, но проблема в том, что далеко не всегда она слышат (или желают слышать). И не зря говорят, что человеческий голос, исходящий из мест намоленных, вечные слышат гораздо лучше. Отдав газеты дворецкому, я направился к залу богов. Открыл створку тяжеленной двери. Вошел и плотно затворил дверь за собой.
Здесь было душно от огней, во множестве горящих на треногах. Слуги с особым старанием следили, чтобы огонь в этом зале горел всегда — так требовала графиня. Душно еще и от того, что в этом довольно большом помещении не имелось ни одного окна: дым уходил в отверстия в слегка подкопченном потолке. Я сделал несколько шагов к алтарю Артемиды и вдруг увидел свечение, зачавшееся вокруг статуи Геры. Хотя на постаменте значилось ее славянское имя — Диола, я по-прежнему называл ее Герой.
Свечение стало ярче, из жемчужного оттенка перетекая в голубой. Я замер, наблюдая за происходящим. От мраморного изваяния отделилась полупрозрачная фигура, бесшумно сошла на пол, теряя прозрачность и обретая плоть. Вот вам и жена Перуна во всей женской красе, не юной, но чарующе-зрелой. И нужен ей, конечно же, Астерий.
Глава 9
Когда болит где-то там…
Гера никогда не была дружелюбна мне. Застыв, я смотрел на нее, прокручивая в памяти все связанной с ней от времен Троянской войны и путешествия с Одиссеем. Попытался предположить, что нужно Величайшей от меня. Хотя зачем гадать — сейчас сама все скажет.
— Радуйся, Астерий! — приветствовала она по древнему обычаю. Приветствовала не сразу, наверное, ожидая, что я упаду перед ней на колени.
— И тебе Божественной Радости, — ответил я, разглядывая богиню. В этом полуоткрытом наряде, в разрезы которого при каждом шаге так соблазнительно появлялись ее голые бедра до самого верха, она явно дразнила меня. Зачем? Салатовая с золотом ткань придавала ее глазам зеленоватый оттенок, хотя обычно они были карими: в отличие от других богинь, Гера не баловалась сменой цвета глаз.
— Дошли слухи, Астерий. Забавные слухи, — Небесная взмахнула рукой и над нами образовался слабо мерцающий купол.
Я догадался, что сейчас никто не может нас подслушать, никто даже среди вечных.
— Какие же такие слухи? Не смел и думать, будто не только Земля, но и Небо полнится слухами, — от ее оголившихся бедер мой взгляд скользнул к полной груди.
— О твоей сделке с Артемидой. Смешно, право, Астерий. Ты же не маленький мальчик, чтобы верить ей и пытаться чем-то угодить. Уверяю, тебе от этого не будет никакой выгоды, — она подошла на расстояние вытянутой руки.
— Хочешь предложить мне нечто лучшее? Может к трем поцелуям приложишь что-то поинтереснее? — я знал, что последние слова опасны, но я давно перестал испытывать излишний трепет перед богами, тем более олимпийскими.
— Три поцелуя, Астерий, это смешно. Только Артемида может представлять их как величайшую ценность. Может поэтому у нее нет мужа и никогда не будет. Я могу тебе дать эти три поцелуя сегодня, если мы договоримся. Первый, можешь получить прямо сейчас, чтобы ты понял: я не вожу за нос даже смертных, и уж тем более не стану так поступать с тобой, — она сделала еще шаг и стала так близко, что ее полная грудь касалась моей.
От нее пахло редкими цветами, названия которых я не помнил. И еще свежестью, небесной прохладой и свежестью.
— Да, Царица богов, очень хочу это понять. Понять, каков вкус твоих губ, — я коснулся ее руки и протянулся к ее губам, глядя в прекрасные глаза богини.
Гера не отстранилась. И когда наши губы соединились, я обвил рукой ее талию. Мигом огромное возбуждение нахлынуло на меня. Я поцеловал ее жадно, чувствуя, как по телу горячей волной разливается необычная сладость.
— Астерий! Тише, это уже слишком! Достаточно того, что ты понял, что я могу дать тебе. Я не Афина и тем более не Артемида — я не вожу за нос тех, кто близок мне. И я играю по-честному, — она отстранилась, сделав шаг назад.
— Когда мы продолжим нашу честную игру? — мой вопрос конечно выглядел глупо, но почему бы не поиграть в наивность.
— Тебе даже неважно, что я желаю взамен? — она чуть прищурилась.
— Разумеется, мне это так же важно, — я сказал это намеренно небрежно, не выдавая волнения. Ведь ясно, что боги, тем более Гера, не раздает поцелую просто так. Пожалуй, она даже от Перуна попыталась бы получить пользу за сладость своих губ.
— Все просто, божественно просто. Ты должен перестать интересоваться быстроходными виманами. Бумаги отца следует сжечь. И еще мне важно: откажись от боя с графом Сухровым. Я покровительствую его семье и не хочу, чтобы кто-то их них пострадал. Ты и так слишком переусердствовал сегодня, — на ее красивом лице мелькнуло раздражение. — При этом я даже позволю тебе дружить с Артемидой. Наш договор может быть тайным от нее.