Василий I. Книга первая
Шрифт:
Черных облаков на небе уже не было. Василий не успел этому удивиться, потому что тут же с ужасом увидел прямо перед глазами белый ствол дерева, на которое волокло водой его, распластанного и беспомощного. И тут же, словно забавляясь своей силушкой, Волга опустила Василия мягко, бережно возле ствола и озорства ради шлепнула ниже спины: смотри у меня, не балуй!
Под ногами была твердая земля. Он обнял ствол березы, прижавшись щекой к шершавой и теплой нежно-белой ее кожице. Рядом стояла еще стайка молодых берез, они словно бы выскочили из леса сюда и, забежав в воду по колено, удивленно
Осмотревшись, Василий увидел вдоль всего берега беспорядочно выброшенные лодки и струги, у иных пробиты днища, поломаны кокоры [42] , — наверное, так выглядит поле после побоища. Судислав, Судимир и Судила Некрасовы проворно, как белки, вскарабкались на дерево и, умостившись на сучках, с перепугу крестили беспрестанно свои лбы.
— Слава те, Господи, пронесло! — промолвил совсем рядом Боброк.
Василий удивленно вскинул глаза: как это — пронесло? Разве могло не пронести? Дмитрий Михайлович понял его взгляд, подтвердил:
42
Кокоры — поперечные изогнутые брусья, которые позже стали называться шпангоутами.
— В такое светопреставление недолго было всем на корм ракам пойти.
И только тут испытал Василий испуг, представил себе таинственную и жуткую речную глубину, те недавно виденные омута и уямы — дьявольские притоны, откуда, говорят, по ночам доносятся стоны утопленников, а днем, при ярком солнце, тянутся со дна скрюченными руками коряги затопленных мертвых деревьев.
Стали выводить лодки — вброд й на веслах — к выступавшему впереди, саженях в двухстах, мыску. Все лодки были взрезь наполнены водой, отяжелели так, что отрокам приходилось каждую тащить чуть ли не всем вместе. Быстро выбились из сил, но пришла неожиданная помощь — появились на берегу люди в белых балахонах.
Это были местные жители, прятавшаяся в лесу мордва. Один из парней вполне внятно изъяснялся по-русски:
— Думали сперва, что татарва тонет, радовались. Потом глядим — соседи наши по несчастью, русичи, хотим подсобить вот.
Василий слышал, что есть такой народ — мордва, знал, что степняки принуждают их воевать против русских, а потому представлял их себе по внешности примерно такими, как татары. Оказалось, что они точно, как владимирские или вологодские мужики, рыжеватые и русые, с глазами светлыми, синими и серыми.
Вытащить лодки на отмель — это было полбеды. Главное, не случилось ли чего с деньгами, с драгоценностями и мехами, что на подарки ханам, их женам да ханским приспешникам приготовлены? Да и пропитание не испортилось ли?
Все сундуки с подарками оказались на месте, но раскрывать их не решились до места уж. Своя одежда — как на смех: зимняя сухая, а летняя до нитки промокла, сверху лежала. Благовония, что во флаконах были, сохранились, а мыло раскисло. Корчаги с вином и медом уцелели, ничего не случилось со свиными и медвежьими копчеными окороками, вареньями, соленьями, маслом, и лук с чесноком и укропом в сохранности, однако хлебы, ковриги, пряники размокли.
Запалили огромный костер, встали возле него по окружью. Кто подол рубахи задирал спереди, потом — повернувшись задом, а кто порты и вовсе снял, держа их перед собой, чтобы быстрее на жару провяли. Иные, увлекшись или Перестаравшись, вдруг спохватывались, подпрыгивали, ровно ужаленные, и растирали, ойкая и морщась, припаленное место.
Мордвы, глядя на это, умирали со смеху, подавали наперебой советы, которых никто не понимал, а толмач ихний молодой смущенно фыркал и крутил головой, стесняясь переводить соленые шутки соплеменников:
— Говорят, если что пропечено хорошо, то уж не отвалится.
Путешественники, радуясь, что беда минула, тоже шутили, смеялись, рассказывали разные байки.
— Я вот на Крещение по воду на Москву-реку пошел да в прорубь и ухнулся! Бегом-бегом домой, прибег, хвать — лапти снаружи льдом поросли, а внутри сухонькие, так что и портянки сушить не надо было.
Верят, нет ли, но сердца полны благодушия, соглашаются да еще и поддерживают.
— Эт-то бывает…
— Да еще как бывает-то! Он, лапоть-то русский, воду не пропускает, хоть как окунай его.
— А наш взять мордовский лапоть, — вставил толмач и надолго замолчал в размышлении. Все с удивлением глядели на него. — Еще лучше, — закончил он с глубокой убежденностью и остался очень доволен.
Его не оспаривали. Только искали, что бы еще такое свое похвалить. Хотя мордвы, в свою очередь, тоже ничего не понимали, но слушали с большим интересом. Такое опасное приключение, к тому же благополучно закончившееся, сильно их развлекло.
— А угодник наш святой Никола ходит по морю, абы мы посуху, без лаптей идет, а ноги не замочит.
— Сбыточное дело.
— Не только Никола, и простые смертные ходили…
— Бывает!
— Всякое бывает! — подтвердил и молодой мордвин, поддерживая тем самым приятную беседу.
— А я слышал, будто Спаситель наш Христос самолично на поле Куликовом был? И поганый татарин зарубил его будто бы… Правда, нет ли?
Вопрос всех озадачил. Установилась тишина. Ее нарушил располагавшийся чуть в сторонке под кустами шиповника боярин Александр Минич:
— Я тоже об этом слышал, однако то был не Христос, а человек Божий Аверьян. И с ним двенадцать «апостолов».
— И я знал Аверьяна. Никакой он не Христос, а обманщик и вертун, царствие ему небесное.
— Нет, нет, он все-таки будущее прозревал, победу над Мамаем предрек. И смерть свою провидел, когда мы в Москве собирались в поход.
— Верно! И еще говорят, что душа Аверьяна сейчас в других Христов воплотилась, они ходят по Руси, может, и среди нас вот есть…
— Среди нас нет. Их сразу видать: руками плещут, бьют себя да приговаривают: «Хлыщу, хлыщу, Христа ищу. Сниде к нам, Христе, со седьмого небесе, походи с нами, Христе, во святом кругу, сокати с небес, сударь Дух Святый!