Василий III
Шрифт:
Не обнаружив среди сидящих за столом великокняжеских послухов, Юрий Иванович задумался о том же, о чём думали, но не решались пока высказывать вслух его приближённые. Великое дело борьбы за власть нужно было начинать осторожно, исподволь, чтобы преждевременно не загубить его. К этой борьбе он готовился всю свою жизнь. За двадцать восемь лет удельного княжения Юрий Иванович сумел превратить захудалый Дмитров в крупный многолюдный город, построил в нём величественный собор, соорудил вокруг дмитровского кремля необычный по своей мощи и высоте вал. Имея немалые богатства и внушительное воинство, он
Юрий Иванович стал мысленно перебирать наиболее знатных бояр, и его внимание остановилось на Андрее Михайловиче Шуйском. Несколько лет назад он повздорил с великим князем Василием Ивановичем и вместе со своим братом Иваном Михайловичем отъехал из Москвы в Дмитров. Василий тотчас же послал грозную грамоту с требованием выдать беглецов. Юрию пришлось подчиниться воле старшего брата. Отъезжики были закованы московскими людьми в железо и отправлены в Москву, где Андрея Михайловича заточили в стрельню, а Ивана Михайловича поместили в белозерскую тюрьму. Едва Василий Иванович скончался, митрополит с боярами обратились к его жене Елене с просьбой помиловать Андрея и Ивана Шуйских. Та согласилась. Так что Андрей Михайлович теперь на свободе.
«Начать следует именно с него. Уж коли при Василии Ивановиче он намеревался стать моим слугой, то ныне тем более должен стремиться к этому. Род Шуйских всем ведом. Пойдут они ко мне - за ними и другие потянутся. Шуйским, ведущим своё начало от самого Рюрика, вряд ли захочется быть в услужении у Глинских. Именно они и должны стать моей опорой в борьбе за великокняжеский престол».
– Великому князю Юрию Ивановичу слава! Дмитровский князь ласково глянул в сторону боярского сына Якова Мещеринова и, сделав знак дьяку Третьяку Тишкову следовать за собой, вышел из палаты.
Яков поднялся из-за стола, потянулся и неспешно направился в сени. Спустя некоторое время в сенях появился Тишков. Торопясь к входной двери, он не заметил в темноте Якова. Тот ловко обхватил его за шею, горячо зашептал в самое ухо:
– Третя, друг сердечный, пойдёшь ли сегодня к Любаше? Заждалась она тебя, не придёт, говорит, нынче мой соколик, другого полюблю.
– Не знаю, сумею ли выбрать времечко. Сам видишь, какая кутерьма заварилась. Дел невпроворот.
– Я Любаше то же самоё говорю: потерпи чуток, освободится от дел твой соколик, тут же явится к тебе. Да ведь любящей девице не дела, а дружок сердечный нужен.
Третьяк, припомнив Любашины ласки, заколебался.
– Схожу сейчас по делу, а потом, может, к ней наведаюсь. Сам соскучился по Любаше.
– Ну вот и ладушки. А далеко ли ты, друг сердечный, собрался?
Дьяк замялся, но посчитал неприличным таиться от закадычного дружка, который всегда делился с ним своими секретами.
– К Андрею Михайловичу Шуйскому я…
– Молодец Юрий Иванович!
– одобрительно отозвался Яков.
– Андрей Михайлович сейчас самый нужный для нас человек. С Шуйскими мы быстро выкинем из великокняжеского дворца Глинских. Поспешай, друже, успеха тебе!
Едва Третьяк вышел, широко распахнулась дверь, ведущая в палату. Нелепо размахивая руками, на пороге показался долговязый Иван Яганов. Яков с улыбкой наблюдал за ним.
«Ну и скоморох! Ловко умеет притворяться, будто напился до чёртиков».
Яганов с трудом перешагнул через порог, тщательно прикрыл за собой дверь.
– Куда это Третьяка понесло?
– В голосе его не было и намёка на опьянение.
– К Андрею Шуйскому устремился. Ты, Иван, ступай к Михаилу Львовичу Глинскому. Не найдёшь его, разыщи Ивана Юрьевича Шигону. Скажи им: Юрий Иванович начал действовать.
Яганов кивнул головой, и его долговязая фигура растаяла в снежной круговерти. Мещеринов, широко и открыто улыбаясь, возвратился в палату.
– А ну, ребята, давай плясовую!
Андрей Михайлович Шуйский кряхтя натянул шубу. На крыльце зорко осмотрелся по сторонам. Рядом с ним ближние люди: тиун Мисюрь Архипов да Юшка Титов.
– Куда прикажешь путь править?
– Юшка угодливо склонился перед боярином.
– Родственника навестить желаю, Бориса Ивановича Горбатого. Давно ли, Мисюрь, в наших заволжских владениях бывал?
– Нынешним летом вместе с Юшкой наведывались.
– Всё ли там совершается по нашему усмотрению? Мисюрь сдвинул шапку на лоб. Неужто боярин прознал об их проделках в Веденееве? Они с Юшкой, не ведая, что господин вскоре освободится из темницы, осенью все подати себе присвоили.
– По правде сказать, государь, не всё совершается там как тому положено. Разбаловались людишки, озлобились, совсем ничего не хотят платить своему господину.
– А вы бы плетей им, плетей!
– Да мы с Юшкой и так с утра до вечера воров наказывали. Умаялись, сил нет!
При этих словах Юшка ухмыльнулся в рыжую бороду: с утра до вечера и с вечера до утра пили-гуляли они, бабам подолы задирали. В глухом заволжском селе кто посмеет на них донести? Да и кому доносить-то, коли хозяин в темнице сидит?
– Только то, боярин, иметь в виду нужно, что лето выдалось нынче гиблое, всё погорело и в поле, и на огороде. Родники и те иссякли от жары. Так что совсем ничего не удалось нам собрать в Веденееве.
Андрей Михайлович сердито засопел в бороду.
– То, что в этом году не заплатили, пусть в будущем году вернут сполна. Сам наведаюсь в заволжские владения. У меня не отвертятся!
– Короткопалая волосатая рука сжалась в кулак.
– Намерен я в Веденееве новый дом для себя построить. Так ты, Мисюрь, распорядись насчёт заготовки брёвен и другого чего нужного. Да потолще пусть валят лес, повнушительнее!
Мысль о необходимости постройки в Веденееве нового боярского дома явилась Андрею Михайловичу в темнице. Много у него владений: и под Суздалем, и под Шуей, но заволжские леса привлекали его тем, что там в случае необходимости можно было укрыться от гнева великого князя.
Путники миновали подворье Кириллова монастыря с церковью Афанасия Александрийского. Узкая дорога устремилась вверх мимо каменных палат купца Тарокана. Вскоре за высокой оградой из внушительных заострённых вверху брёвен обозначился красивый терем.