Василий III
Шрифт:
Русские дипломаты, в свою очередь, требовали от татарских послов, приезжавших в Москву, «снимать колпак», то есть разматывать чалму и обнажать голову перед Василием III — вещь, совершенно немыслимая для мусульманина. Но отказ снимать чалму на Руси воспринимали как нежелание обнажать голову перед государем — и русский посол в качестве «симметричного ответа», прибыв в Бахчисарай, падал перед ханом на колени, не снимая шапки, чем повергал того в совершеннейшее изумление. Посольские книги содержат страницы переписки по поводу «колпака» — снимать его или нет [205] .
205
Сб. РИО. Т. 95. С. 632–633, 661, 663.
Ну
206
Сыроечковский В. Е.Мухаммед-Герай и его вассалы // Ученые записки МГУ. М., 1940. Серия историческая. Т. 2. Вып. 61. С. 26.
Вот с этими проявлениями мелочного восточного самоутверждения через унижение послов и пытался бороться Василий III, предложив в 1518 году новый вариант договора. Кроме того, договор учитывал некоторые территориальные изменения, произошедшие по сравнению с предыдущим проектом договора 1515 года (в 1516 году умер князь Василий Семенович Стародубский, и теперь Василий III запрещал татарам «вступаться» в его бывшие владения — Стародуб, Чернигов, Почап и Гомель, которые отошли под власть Москвы). Василий III соглашался на совместное участие в военной акции против Астрахани и на передачу крымскому хану части земель князя Василия Семеновича Стародубского. В ответ хан брал на себя обязательство помогать России в ее военном противостоянии с Великим княжеством Литовским. В договоре также был урегулирован ряд экономических вопросов: о платежах устаревших пошлин, корнями уходивших еще в ордынскую эпоху (их просто отменили), о юрисдикции в отношении купцов и т. д.
В целом, думается, верна оценка А. Л. Хорошкевич договора 1518 года как крупной дипломатической победы Руси [207] . Василий III утвердил его в Москве 1 мая 1519 года. Формуляр договора лег в основу всех последующих русско-крымских соглашений в XVI веке. Другое дело, что и этот альянс остался только на бумаге. Василий III так и не пошел на Астрахань, а Мухаммед-Гирей время от времени воевал земли Литвы исключительно в собственных интересах, поскольку нападать на них было легче и прибыльнее, чем на Московскую Русь.
207
Хорошкевич А. Л.Русь и Крым… С. 194.
Тем временем в Поволжье происходили серьезные перемены. В 1519 году к низовьям Волги с востока вышли кочевники нового политического образования — Казацкой Орды. Они потеснили ногаев, и те перед лицом новой опасности предпочли объединиться с Астраханским ханством. Этот шаг убрал Ногайскую Орду из числа потенциальных участников нападения на Астрахань. Но не просто убрал — благодаря союзу с ногаями военный потенциал Астраханского ханства вырос в несколько раз и оно превратилось в более серьезного противника.
В 1519 году умер казанский хан Мухаммед-Эмин, что резко обострило русско-крымские отношения: обе стороны пытались посадить на казанский трон своего марионеточного хана и рассорились именно на этой почве.
Наконец, в 1520 году претензии на территориальный передел региона неожиданно заявила Турция (где в конце 1520 года также сменилась власть — умер султан Селим и на престол вступил Сулейман Великолепный). Летом три турецких военных корабля вошли в устье реки Дон. Командующий отрядом Синан-ага начал переговоры о разграничении зон ответственности России и Турции по обеспечению безопасности плывущих по Дону русских и турецких послов. Москва была готова отвечать за участок бассейна Дона до места впадения в него Хопра или Медведицы. Турция же получила зону ответственности до Переволоки — места, где Дон ближе всего подходит к Волге (сегодня здесь прорыт Волго-Донской канал). Тем самым она получила возможность переброски своего флота не только по Дону, но и в бассейн Волги.
На фоне этих перемен проблема участия России в завоевании Астрахани поблекла, точнее, рассматривалась уже немного по-другому. Узел восточных противоречий потихоньку затягивался, и оставалось все меньше надежд, что его удастся развязать мирным путем.
«Ты великий гамаюн»: турецкие комплименты для Василия III
Несмотря на все попытки втянуть его в антитурецкую лигу, Василий III старался сохранить хорошие отношения с Турцией. Причин тому имелось несколько. Во-первых, у России с Турцией не было таких противоречий, как с Великим княжеством Литовским и Крымским ханством. Делить было особо нечего. А воевать за абстрактные принципы, да еще и в чужих интересах, Василий III совершенно не хотел. Хватало других проблем.
Во-вторых, на территории Османской империи располагались святыни Православного Востока, целый ряд монастырей. Русский государь был их покровителем и защитником. Для этого лучше жить в мире с султаном, который не препятствовал контактам православных обителей и иерархов с далекой Москвой.
В-третьих, вассалом Турции был Крым. Сохранялась надежда, что если дружить с султаном, то он сможет в критической ситуации одернуть хана. Если не прямо заступиться за Русь, то по крайней мере повлиять на ситуацию и смирить амбиции Бахчисарая. В случае же конфронтации султан как раз через крымского хана мог доставить России массу неприятностей. Дружба с Турцией просто была выгоднее.
В-четвертых, политическая культура Османской империи очень сильно отличалась от российской, но именно это обстоятельство и делало ее удобным партнером. Султан полагал себя вознесенным на неизмеримую высоту. Любое обращение к его двору иноземного правителя расценивалось как автоматическое попадание его в зависимость: кто первым обращается, тот и просит одолжения, милостей султана, а значит, заведомо стоит ниже на политической лестнице. Поэтому Турция сквозь пальцы смотрела на болезненный для Василия III вопрос о титуле. Туркам было попросту все равно, как себя называет правитель далекой Московии. Россию это тоже устраивало, так как позволяло избегать таких неприятных и унизительных ситуаций, которые имели место в отношениях с Литвой и Крымом.
Турецкие дипломаты и сами не жалели высоких титулов и определений, обращаясь к Василию III. В грамоте, привезенной от султана в ноябре 1532 года гонцом Ахматом, он назывался «государем государь», «великий государь начал ной», «царь царем», «светлость кралевства» и даже «великий гамаюн» {6} [208] . Подобная пышность присутствует и в грамоте от султана от апреля 1544 года, где сын Василия III Иван IV назван «над цари царь» и «над короли король», «великий царь Московский» (хотя венчания на царство еще не было) [209] .
208
Грамота султана Сулеймана Василию III, 1532 г. // РГАДА. Ф. 89. Оп. 1.Д. 1.Л. 334–336.
209
Грамота турецкого султана Ивану IV, апрель 1544 г. // РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 1. Л. 366 об.