Василий Иванович и привидение
Шрифт:
– Здравствуйте! Ничего не спрашивайте и не ищите меня. Запомните фамилию – Загурская. Людмила Загурская. Найдите её. Она даст вам много информации. Тогда вы всё поймёте. Всё…
В трубке раздались короткие гудки. Василий с удивлением посмотрел на трубку, будто решил предъявить к ней претензии. Он взял у дежурного капитана кусочек бумажки и, выйдя из дежурки, записал: Людмила Загурская. Кто она? Что она может рассказать? И о чём она может рассказать? Одни вопросы. Собственно вся жизнь Куприянова, так или иначе, состоит из одних вопросов. А
Василий, опустив голову, побрёл к себе в кабинет. Он почему-то не думал о том, как и где, будет искать Загурскую. Он вдруг задумался над своей личной жизнью. Вернее об её отсутствии. Семьи у него нет. Пытался создать – не получилось. Любовь его осталась в семидесятых. Да, он встречался с Любой в девяносто четвёртом, но тогда она уже жила в другом мире. В том, в котором для Василия места не было. Перезваниваются иногда, но это скорее мытарство, чем радость. После этих звонков сердце ноет неделю. Завязать бы с ними, со звонками, но Василий ловит себя на мысли, что не хочет этого. Где-то в самом далёком уголке души ещё теплится надежда на то, что всё вернётся. И звучат в голове стихи Розенбаума: всё вернётся, обязательно опять вернётся – и погода, и надежды, и тепло друзей.
***
1996 год.
Он всю свою сознательную жизнь говорил людям, что надо бороться за неё. Опускать руки нельзя. Шанс есть всегда. Но сегодня Леонид сам хотел с ней, с жизнью распрощаться. Он сидел на полу в кабинете начальника госпиталя и сжимал в руках небольшой листок бумаги, который разделил его жизнь на «до и после». Вокруг суетились люди, какие-то женщины. Начальник госпиталя, присев на корточки напротив Щербака, беззвучно открывал рот и тыкал под нос Леонида ватку с нашатырём. Всего полчаса назад всё было по-другому. Он готовил дела к сдаче. Подписал рапорт у начальства. Всего полчаса назад он был счастливым человеком. И вот… посыльный прибежал из штаба и сказал, что майора Щербака срочно вызывает начальник. «Пусть только попробует сказать, что отпуск переносится, – со злостью подумал Леонид». Накинул куртку и пошёл за посыльным. При входе в штаб его насторожил взгляд дежурного. Странный какой-то, испуганный, а в глазах прапорщика застыло что–то чёрное. У Щербака вдруг сдавило грудь. Он почувствовал головокружение. «Усталость, – подумал в этот момент Леонид. – Надо отдыхать. Больше отдыхать». Войдя в кабинет начальника, Щербак подполковника не узнал. Серое лицо и трясущиеся руки. На столе лежала бумажка. Вверху крупно было напечатано: «Телефонограмма». А дальше написано от руки. Почерк неровный, горбатый, видно, что писали быстро. Подполковник стал наливать воду в стакан. Рука сильно дрожала. Графин ударился о стакан и чуть не опрокинул его. И тут Щербак понял – что-то случилось.
– Что?! – крикнул он громко.
Начальник поднёс прыгающий в его руке стакан к краю стола, поставил его и передал Леониду телефонограмму.
– Читай, – хрипло произнёс он.
Рука не захотела брать листок. Она упиралась изо всех сил. Щербак не понимал что с руками. Почему они не слушаются. Всё-таки пальцы ухватились за край бумажки, и первые буквы телефонограммы впились в сердце как острый бандитский нож… «…Сообщаем, что 17 апреля 1996 года, в квартире… обнаружены трупы Щербак Валентины Андреевны… Щербак Анастасии Леонидовны…». Леонид не воспринимал реальность в этот момент. «Трупы…», и рядом с этим мёртвым словом имена его любимых девчонок. Нет! Это не они. Это ошибка…
***
Похороны состоялись в тот день, когда у Леонида должен был начаться отпуск. Щербак превратился в эти дни в каменную глыбу. Он не говорил, не спал, ничего не ел. Он проклинал всех и всё в этом мире. Он не видел, как Валина мама упала в обморок. Как её увезли на «скорой». Он не слышал слов соболезнования от знакомых и друзей. Он видел только комья рыхлой серой земли, которые с гулким грохотом падали на крышки гробов. Они уходили от него, его любимые Валя и Настя, и то маленькое существо, которое должно было появиться на свет. Уходили навсегда. Могилу закопали, обстучали лопатами аккуратный холмик и все стали расходиться. Кто-то дёргал Леонида за рукав, говорил, что пора ехать, но Щербак стоял как вкопанный. Он простоял до сумерек. И только когда почувствовал, что начали замерзать ноги, поднял голову и огляделся по сторонам. По аллее к нему приближался человек в пальто, с поднятым воротником, в вязаной шапке.
– Лёня, – сказал, подойдя ближе мужчина, – пойдём. Пойдём, сын. Тебе надо отдохнуть. Ты так и себя угробишь. Пойдём.
Леонид медленно повернул голову и посмотрел на мужчину.
– Здравствуй, папа, – медленно шевеля губами, прошептал Щербак. – А ты откуда здесь. Ты приехал нас навестить?
Мужчина снял шапку и громко, тяжело вздохнул. Седые волосы трепал прохладный апрельский ветерок. Он перекрестился. Что-то пробормотал себе под нос и сказал Леониду.
– Лёнька, давай вернёмся сюда завтра утром. Пусть они побудут одни. Мы живые им мешаем.
Отец обнял сына за плечи и повёл его прочь. Леонид не сопротивлялся. Он с трудом переставлял отёкшие ноги. Шли медленно. Когда вышли за ограду кладбища, Щербак остановился, повернулся к отцу, положил ему голову на плечо и, как-то по-детски, по-мальчишески сказал:
– Папа, отвези меня домой, я устал.
***
Щербак сидел напротив кабинета с красной табличкой и надписью на ней: Кир Б.А. Каждый раз, когда он приходил к этому улыбчивому следователю, ему казалось, что вот-вот убийца жены и дочери будет найден. Но время шло, а дело с места не сдвигалось. Завтра ему надо уезжать в часть. А сегодня он хотел узнать у Бориса Андреевича как идёт следствие. Есть ли какие-нибудь результаты. Но следователь опаздывал. Раньше такого не было. Кир, несмотря на свою внешнюю несерьёзность, был на редкость пунктуален.
Конец ознакомительного фрагмента.