Василий Лановой. Самый обворожительный офицер
Шрифт:
В один из таких вот приступов ностальгии и жалости этот офицер подарил Васильку ремень, очень красивый, с большой бронзовой бляхой. Он так понравился пацану, что тот временами даже засыпал, подпоясанный им, и сверстникам своим хвастался подарком от немца.
Однажды возле тока Васю подозвал к себе другой немецкий офицер, показал на ремень и потребовал отдать его. Вася, конечно, немецких слов не разобрал, но прекрасно уразумел, что от него требуют. Он растерянно замотал головой и сказал, что это подарок. Мол, не дам. Немец сообразил, что ему ответили отказом, осклабился, медленно снял с плеча автомат и выпустил очередь над головой мальца. Вася побелел,
Вася с той поры стал заикаться. Когда он после войны вернулся в столицу, озабоченная мама показала его к какому-то педиатру.
– Не волнуйтесь, – сказал врач матери. – Я так понял, что он долгое время провел на Украине и свободно говорит по-украински. Вот пусть теперь с утра до вечера поет украинские песни. Там много протяжных гласных. Это лучшее лекарство от заикания. Через несколько месяцев оно исчезнет.
Доктор как в воду глядел. Не случись тех протяжных украинских песен, и вряд ли Василий Лановой стал бы народным артистом.
Долгая-долгая разлука
Только в минуты свидания и разлуки люди знают, сколько любви таило их сердце, и слова любви дрожат у них на устах, а глаза наливаются слезами.
Супруги Лановые рассчитывали, что отправят детей на родину и через некоторое время сами туда поедут, как и всегда. Однако ни в тот первый военный год, ни в три последующих Семену Петровичу и Галине Ивановне не суждено было побывать в родных краях, свидеться с детьми. Они долгое время не имели от них никаких вестей. Злая война-разлучница приуготовила им такое вот тяжкое испытание.
Младшая сестра Валентина была еще слишком мала, а вот старшая Людмила с братом оказывали деду с бабкой посильную помощь по хозяйству.
Сельский труд особенный. Даже в мирное время его всегдашняя нацеленность на прокорм стоит как бы во главе угла всей деревенской жизни. В военное время она абсолютна и безальтернативна. Селяне озабочены исключительно пропитанием, сохранением всякой живности зимой и особенно ранней весной. Собирая созревший урожай, они всегда думают о будущем.
Поэтому дед Иван с раннего утра и до поздней ночи пропадал на полевых работах. В выходные дни он трудился на собственном огороде.
Василий помогал ему всегда и во всем. Нужно было – пас коров. Требовалось ухаживать за лошадьми, он с удовольствием отправлялся на конюшню. Чистил коней, купал их, водил в ночное.
Пройдут годы, много времени схлынет после той дедовой науки. На съемках таких выдающихся, эпохальных советских фильмов, как «Павел Корчагин», «Анна Каренина», «Офицеры», артист Лановой так уверенно, почти залихватски держался в седле, что многие полагали, будто он специально для того тренировался, занимался верховой ездой.
Надо сказать, что дед Иван при всех властях хозяйствовал исправно. Поэтому за долгие военные годы Василию вместе с сестрами голодать по-настоящему не пришлось. Однако напряженка с едой временами все же случалась, особенно ближе к весне. Поэтому Вася и не любил коротких зимних дней и длинных вечеров, всегда жил с трепетной мечтой о лете, когда вопреки желанию просыпаться приходилось рано.
Зато потом, продрав глаза и напялив латаные-перелатаные штаны, можно было по утренней росе убежать за деревню, насладиться звенящей свежестью, неуемным птичьим гомоном, ласковым шепотом ручья у копанки, наблюдать бурное пробуждение природы, когда жаворонки с радостными переливами взмывают в небо, по полям и лугам разливаются умопомрачительные ароматы полыни, клевера, гречихи, смешанные с запахами стада коров и коз.
Эти удивительные и неповторимые картины деревенской жизни запали в память Василия Семеновича Ланового на всю последующую жизнь. Многие годы, десятилетия спустя он часто повторял, что для него цвета, звуки, запахи материальны с самого детства. Он всегда ощущал их почти физически, всеми нервами, клеточками собственного тела и струнами души.
С чего начинается Родина? Этот вопрос рано или поздно ставит перед собой любой нормальный человек. А вот отвечать на него каждый из нас будет по-разному. Кто-то – известной песенной строкой, но большинство – воспоминаниями детства. Ибо все мы родом оттуда, из далекого прошлого, где у каждого из нас устанавливались свои индивидуальные, сугубо личные и даже интимные связи с родным домом, с тропинкой, знакомой с детства до каждого ее изгиба, с речкой, где мы когда-то плескались, со своим двором, с первой любовью. Эти картины стоят перед нашими глазами до самой гробовой доски. Все это и создает тот полный, всеобъемлющий, живой образ Родины. Для Василия Ланового он берет начало с деревеньки Стрымбы.
Мгновенья, мгновенья…
Цепкая, десятилетиями тренированная память Василия Семеновича удерживает в себе великое множество мгновений, пережитых им в детстве. Но я заметил, что среди них есть особенные, самые важные для него. Они особенно звонко вибрируют в его широкой душе.
Например, Лановому никогда не забыть, как он однажды вел годовалого бычка на выгон, где тот должен был пастись, привязанный к колышку. Телка то ли слепень укусил, то ли он испугался чего-то, стал брыкаться, вырываться, потом и вовсе побежал, словно ужаленный. Вася хотел удержать его на месте, но не тут-то было. Бычок потянул за собой пацана по кочкам, камням и кизякам за околицу.
Васильку стоило бы выпустить веревку из рук, но он не покорился, удерживал телка до тех пор, покуда тот не выбился из сил. Трудно даже представить себе, в каком виде юный «тореадор» явился домой. От штанов и рубашки остались одни лохмотья. А одежда в военное время ценилась очень дорого. Что дед и втолковал внучку через то место, где спина теряет это свое благородное название.
Об этом никто в селе не говорил в открытую, однако все от мала до велика знали, что в обширных лесах Винницкой области действовали партизанские отряды, организованные обкомом партии. Народные мстители пускали под откос поезда, нападали на немецкие опорные пункты, уничтожали военную технику, распространяли листовки. Словом, борьба с фашистами велась активная.
Естественно, усилились и карательные операции со стороны захватчиков. Они сжигали целые деревни, расстреливали мирных жителей, публично казнили пойманных партизан. Ходили слухи и о том, что возле железнодорожной станции Кодыма несколько десятков пленных красноармейцев поднялись против вооруженных до зубов фашистов. Все они погибли, предпочли смерть позору. Народная молва воздавала таким смельчакам должное.