Василий Шуйский
Шрифт:
Знаменитая преамбула Уложения о крестьянах 1607 года все же может быть «реабилитирована». Ее текст верно передает смысл и историю политики закрепощения крестьян: «Лета 7115 марта в 9 день государь царь и великий князь Василий Ивановичь всеа Руси с отцом своим Гермогеном патриархом, со всем освяченным собором и со своим царским сигклитом, слушав доклада Поместной избы бояр и дияков, что де переходом крестьян причинилися великиа кромолы, ябеды и насилия немосчным от сильных, чего де при царе Иване Васильевиче не было, потому что крестьяне выход имели волный; а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая советов старейших бояр, выход крестьяном заказал и, у кого колико тогда крестьян где было, книги учинил, и после от того началися многие вражды, кромолы и тяжи; царь Борис Федоровичь, видя в народе волнение велие, те книги отставил и переход крестьяном дал, да не совсем, что судии не знали, как по тому суды вершити; и ныне чинятся в том великиа разпри и насилия, многим разорения и убивства смертные, и многим разбои и по путем граблениа содеяшася и содеваются. Сего ради приговорили есми и уложили по святым вселенским собором и по правилом святых отец» [249] .
249
Законодательные акты Русского государства… № 57. С. 75; Законодательные акты Русского государства… Комментарии. № 57. С. 104–109.
Из преамбулы к Уложению следует, что в 1607 году решили «подправить» законодательство о крестьянах, чтобы ликвидировать последствия вынужденного разрешения крестьянского перехода в голодные годы при царе Борисе Годунове. Смущающее исследователей упоминание «освясченного собора и царского сигклита» во введении объясняется обстоятельствами принятия Уложения вслед за чрезвычайной церемонией — «прощением и разрешением» жителей Москвы от их клятвопреступления, когда снова усилилась роль и значение власти патриарха [250] . Скорее всего Уложение сохранилось в составе патриаршей грамоты в Чердынь, и касалось оно только «домовой вотчины» патриарха Гермогена, других церковных, а также дворцовых и черносошных владений [251] . Речь в нем шла о переходах и «вывозе» крестьян, а не вообще о беглых крестьянах.
250
В грамоте патриарха Гермогена 5 февраля 1607 года, которой он приглашал опального патриарха Иова в Москву, говорилось: «Царь… советовав со мною, богомолцем своим, и со всем освященным собором, и с бояры, и с околничими, и с дворяны, и с приказными людми, и со всем своим царьским сигклитом(выделено мной. — В. К.)». Идея В. А. Аракчеева обратиться к «систематическому анализу лексики» Уложения о крестьянах 1607 года весьма плодотворна. Он привел интересные параллели с употреблением термина «сигклит» в Соборных приговорах 1580 и 1584 годов о монастырских вотчинах и об отмене тарханов. Обращает на себя внимание то, что во всех случаях слово «синклит» появляется тогда, когда законодательные акты принимаются совместно царем, боярами и церковным собором и непосредственно касаются дел церкви. Однако приведенный пример показывает, что в документе, переданном В. Н. Татищевым, не было «преднамеренной архаизации», как об этом написал В. А. Аракчеев. См.: ААЭ. Т. 2. № 67. С. 149; Аракчеев В. А.Соборное уложение 9 марта 1607 г. // Российское государство в XIV–XVII вв. Сборник статей, посвященный 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева. СПб., 2002. С. 102–103.
251
Так, в тексте Уложения 1607 года говорится: «А примут коего холопа, или крестьянина, или женку в царевы и великого князя села, или волости, или в черные волости, или в патриарши, и святительские, и монастырские села…» (см.: Законодательные акты Русского государства… № 57. С. 76). Это предположение разрешает другой вопрос, закономерно поставленный В. А. Аракчеевым: «Почему закон Шуйского, регулировавший взаимоотношения между землевладельцами и крестьянами, отложился именно в административном центре Пермской земли, где не существовало феодального землевладения в его классическом виде?» Получается, что в Чердынь, где существовало черносошное землевладение, этот документ попал вполне по назначению (см.: Аракчеев В. А.Соборное уложение 9 марта 1607 г. С. 113).
252
«Урочного» срока сыска беглых изначально не существовало, он был установлен при царе Михаиле Федоровиче в пять лет. Служилые люди писали в своих челобитных 1630–1640-х годов, что «в прежних де годех и при прежних государех в тех беглых крестьянех урочных лет не бывало», и просили полностью их отставить. Потом под воздействием их челобитных этот срок был удлинен сначала до девяти и, еще раз, до десяти лет. См.: Законодательные акты Русского государства… № 287. С. 197; Смирнов П. П.Челобитные дворян и детей боярских всех городов в первой половине XVII в. // ЧОИДР. 1915. Кн. 3. С. 1–73; Андреев И. Л.Урочные лета и закрепощение крестьян в Московском государстве // История ССР. 1982. № 1. С. 142; Он же.Коллективные дворянские челобитные XVII века как исторический источник // Источниковедение: поиски и находки. Сборник научных трудов. Вып. 1. Воронеж, 2000. С. 57–70; Козляков В. Н.Служилый «город» Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль, 2000. С. 142–152.
253
Законодательные акты Русского государства… № 237. С. 176.
254
Еще одно упоминание о церковном надзоре содержится в устанавливаемой Уложением 1607 года обязанности владельцев крестьян женить их до достижения ими 20-летнего возраста, а крестьянок — не позднее 18 лет (вдов — в два года после смерти мужа). В противном случае те, кто насильно удерживал таких крестьян и не давал им «воли», могли их и лишиться: «Не держи неженатых над закон Божий и правила святых отец, да не умножится блуд и сквернодеяние в людях». Все это соответствовало программе исправления «грехов», начатой «разрешением» от клятвопреступления Годуновым. См.: Законодательные акты Русского государства… № 57. С. 76.
255
Ср. просьбу дворян и детей боярских разных служилых «городов», обращенную к царю в челобитной 1641 года и описывавшую продолжение порядков (точнее — беспорядков), установившихся в Смутное время: «Указано им на патриарших, и на митрополичьих, и на владычных людей, и на крестьян, и на монастыри в обидах и во всяких исковых делех суд давати на три сроки: на Семен день, на Рожество Христово, на Троицын день; и им де те сроки к Москве приезжати не мочно, что в то время живут по службам, да и в городех на их слуг и на крестьян также суда не давают; а они из-за них людей и крестьян вывозят, и землею их владеют насилством, и людем их и крестьяном всякие обиды делают… и государь бы их пожаловал, на патриарших, и на митрополичьих, и на владычных приказных людей, и на крестьян, и на Троецкой, и на иные монастыри в их обидах и в насилствах велел суд давати бесрочно с верою, с кресным целованьем, а не з жеребья, и в насилствах крестьянских, которых вывезли, велел свой государев указ учинить». В ответ и был установлен 15-летний срок отдачи «вывозных крестьян», но по-прежнему было оставлено преимущество Патриаршего суда: « А крестному целованьюс митрополиты, и с архиепискупы, и с епискупы, и с манастыри, и с попы, и с причетники церковными вь их монастырских искех, где челобитье иноческого чину и причетников церковных, не быти, в том быти жеребью, по преданию святых апостол и по правилу святых отец(выделено мной. — В. К.)» (Законодательные акты Русского государства… № 287. С. 197–198).
Уложение удачно вписывается в правительственную программу мер по отношению к мятежным «мужикам».
C. Ф. Платонов писал о его «точном соответствии обстоятельствам той минуты, к которой оно приурочено». Автор «Очерков по истории Смуты в Московском государстве» справедливо подчеркивал, что «царь Василий желал укрепить на месте и подвергнуть регистрации и надзору тот общественный слой, который производил смуту и искал перемен» [256] .
Уложение о крестьянах 1607 года соответствовало по своему содержанию одной важной тенденции, начинавшей проявляться в царствование Василия Шуйского. Очень условно ее можно определить как попытку «реставрации» порядков удельной старины, близкой по духу суздальским князьям. Царь Василий Шуйский и начинал править по-старинному, по-вотчинному, устанавливая правила своего справедливого, почти домашнего суда во всем Московском государстве. Когда в Москву потянулись церковные власти переписывать на царское имя «Ростригины» грамоты, оказалось, что монастырям возвращают многие владения и льготы, которые они потеряли по приговорам 1580 и 1584 годов. Подтверждались ружные грамоты городским соборам, уставные и таможенные грамоты, например, не чужих для царского рода Шуи и Суздаля. Одними из первых еще в августе 1606 года возобновили свои тарханы суздальские и нижегородские монастыри. Потом, в связи с осадой Москвы, эта работа замедлилась, а уже в декабре 1606 года снова возобновилась. Известны случаи представления к подписке на царское имя даже грамот удельных князей, как это сделали власти Солотчинского Рождественского монастыря под Рязанью. 28 апреля 1607 года они подтвердили свое старинное право на владение бортными угодьями и рыбными ловлями: «А те де их старые грамоты писаны на великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, и на великого князя Василья Ивановича всеа Русии, а на мое царское имя не подписаны». Значит ли это, что по воцарении других царей эти грамоты не утверждались обычным порядком? Трудно сказать. Остается неясным вопрос и с тем, почему они были извлечены из монастырской ризницы только в правление Василия Шуйского. Игуменья Суздальского Покровского монастыря просила «подписать» грамоты царя Ивана Грозного «59-го» (1551) года [257] . Конечно, не следует думать, что возвращались старинные порядки времен волостелей и наместников, потому что подписание грамот было еще и необходимым элементом символической присяги новому царю. Однако возобновление льгот монастырям, другие послабления в уплате податей в связи с «воровским разорением» ряда обителей [258] явно свидетельствуют о стремлении поощрить «священнический чин» за его поддержку новой власти.
256
Платонов С. Ф.Очерки по истории Смуты… С. 266–267.
257
ААЭ. Т. 2. N9 62–63. С. 139–141; № 65. С. 144–148; АИ. Т. 2. СПб., 1841. № 68–71. С. 84–92; № 73. С. 93–98 (жалованная грамота Суздальскому Покровскому монастырю 31 августа 1606 года); № 74. С. 98–100; № 77. С. 103–106; № 79. С. 107–110 (жалованная грамота Солотчинскому монастырю 28 апреля 1607 года).
258
ААЭ. Т. 2. № 68. С. 100–101 (грамота 13 февраля 1607 года о невзимании ямских денег с вотчины Звенигородского Саввино-Сторожевского монастыря по причине разорения монастыря от «северских городов воров»).
Возвращение Рюриковичей оказалось совсем не таким, как на это можно было рассчитывать. Острый кризис затронул все слои русского общества, от боярина до крестьянина, и всех их вовлек в воронку Смутного времени. Кажется, царь Василий Иванович делал все, «как надо», а иногда даже больше того, принимая присягу перед своими подданными. Но чем дальше он стремился к уступкам, тем больше это воспринималось как проявление слабости. Опасная идея самозванства тоже никуда не исчезла с перезахоронением мощей царевича Дмитрия. Прежние клятвы Василия Шуйского в том, что царевича убили в Угличе, а на Москву идет расстрига, крестоцелование царю Дмитрию Ивановичу и затем свержение его с трона не прошли бесследно. Старой веры ко
Глава шестая
Два царя
В начале 1607 года борьба с «ворами», отогнанными от Москвы, возобновилась с новой силой. После подмосковного поражения отряды Ивана Болотникова укрепились в Калуге. Против них были посланы царские полки во главе с боярином князем Иваном Ивановичем Шуйским и Иваном Никитичем Романовым. В боярском списке 1606/07 года самой популярной пометой рядом с именами стольников и стряпчих — элиты Государева двора — стала запись: «под Калугою» [259] , обозначавшая продолжение их службы в полках против Болотникова. Из Москвы послали бояр и воевод с полками и в другие мятежные города укреплять власть царя Василия Шуйского. Правительственные войска воевали, правда с переменным успехом, под Серпуховом, Каширой, Веневом, Михайловом, Козельском, Алексином. По задумке царя они должны были «окружить» Тулу и Калугу и лишить их поддержки украинных и «заоцких» уездов. Другое направление военных действий — Арзамас, который успешно вернул к присяге царю Василию Шуйскому боярин князь Иван Михайлович Воротынский. Болотниковское движение уже не могло распространиться дальше к низовьям Волги. Боярин Федор Иванович Шереметев должен был пройти к Астрахани, чтобы там усмирить начавшееся восстание сторонников царя Дмитрия. В Новгород Великий, поддержка которого царю Василию Шуйскому оказалась очень важна в дни подмосковного противостояния с силами Ивана Болотникова, был направлен один из главных участников майского переворота Михаил Игнатьевич Татищев, но это назначение было воспринято как ссылка. У бояр, некогда объединившихся в своем стремлении свергнуть «Ростригу», уже не было прежнего единства, они были не прочь повторить этот опыт теперь уже и с самим царем Василием Шуйским. Посол Николай Олесницкий писал: «Между государем и боярами в городе большое несогласие, до того дошло, что не только другие, но и родные братья недовольны, что он находится на этом государстве, а тиранство при нем больше, чем было при Борисе» [260] . Судя по этой оценке, Василию Шуйскому пришлось нарушить те декларации, которые он подтверждал при вступлении на престол своей крестоцеловальной записью. Почти сразу же он столкнулся с непризнанием его царского сана. В Москве на царя давил «мир», требовавший все новых расправ с бывшими приближенными самозванца. Исаак Масса свидетельствовал об опалах, наложенных царем на Михаила Татищева, думного дьяка Афанасия Власьева и Никиту Годунова: «…и хотя вельможи просили за них, это не помогло утишить народ» [261] . Царь Василий Иванович проявлял слабость, продолжал потакать московской толпе, по-прежнему надеясь с ее помощью удержаться у власти. Очень скоро за все, что ему приходилось делать ради самосохранения, пришлось расплачиваться обычным путем — путем ссылок и казней.
259
Народное движение в России… С. 133–137.
260
Флоря Б. Н.Три письма о событиях Смуты. С. 166.
261
Исаак Масса прямо говорит о ссылке Михаила Татищева в Новгород: Масса Исаак.Краткое известие о Московии. С. 136.
Тульский поход
Об ожесточенности продолжавшегося противостояния с болотниковцами свидетельствуют страницы «Нового летописца». В нем одна за другой следуют статьи «об отходе от Михайлова города воеводам», «об отходе от Веневы воеводам» и т. д. Царские воеводы потерпели поражение под Калугой и Тулой. В первых боях под Калугой попытались использовать турецкую осадную методику, немного изменив ее применительно к русским условиям, но неудачно. Турецкая армия, осаждая города, насыпала песчаные горы рядом с крепостными стенами, с которых потом била прямой наводкой артиллерия. Наши ратные умельцы «поведоша гору древяную к острогу и хотяху зажечь, приметаша же гору близ острогу». В «Ином сказании» тоже упоминается это «хитроумие» — «подмет под градцкие стены, вал дровяной». Ратная хитрость состояла в том, чтобы, прячась за деревянными укреплениями, «привести» их к стенам города, одновременно сделать подкоп и взорвать стены острога: «Сами идуще ко граду за туры, пред собою же ведоша множество дров, аки стену градную, на сожжение граду, созади убо емлюще дрова и наперед бросающе, и тако вперед ко граду идуще; сами же их со града за дровы ничем вредити не могут». Осадные сидельцы не стали дожидаться исполнения этого плана, взорвали ведущийся подкоп и уничтожили деревянную «гору», после чего сделали вылазку: «Той же Болотников, вышед со всеми людми, и тое гору зажгоша и на приступе многих людей побита и пораниша, а городу ничево не зделаша» [262] .
262
Новый летописец. С. 73; Иное сказание. Стб. 111–113.
Под Тулой войско боярина князя Ивана Михайловича Воротынского, успешно до этого прошедшего походом от Арзамаса к Алексину, тоже ждало поражение. Его «розогнал» воевода князь Андрей Телятевский (по другим источникам, князь Дмитрий Телятевский). Все начинало смешиваться в среде знати: князь Андрей Телятевский, которому покровительствовал Борис Годунов, сражался на стороне царя Дмитрия. И наоборот, князь Иван Воротынский, возвращенный из ссылки царем Дмитрием, воевал вместе с теми, кто повинился в клятвопреступлении Годуновым…
Впрочем, успехи повстанцев оказались временными, вскоре фортуна повернулась лицом к царскому войску. Первое крупное сражение, отмеченное разрядными книгами, произошло в конце февраля 1607 года «за семь верст от Калуги на Вырке». В нем успех сопутствовал царским воеводам, которые «побили воров на головы и наряд вес взяли» [263] . По сообщению «Иного сказания», это были силы того же князя Телятевского, возвращавшиеся после успешного похода из-под Венева к Калуге на помощь Ивану Болотникову. Боярин князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский сделал упреждающий маневр и напал на них первым: «с силою встречею им поидоша, они же встречи против себе не ведавше» [264] . В «Новом летописце» победителями «воров», пришедших «из Путимля ж и из иных Сиверских городов», названы воеводы Иван Никитич Романов и князь Данила Иванович Мезецкий (известно, что он был ранен в этом бою). Те же имена царских воевод присутствуют в разрядных книгах, поэтому рассказ летописца о битве на реке Вырке выглядит более достоверным. Согласно «Новому летописцу» повстанческое войско шло на помощь в Калугу, а возглавлял его воевода князь Василий Федорович Мосальский. В ходе сражения он был убит. Битва «на Вырке речке» продолжалась «день да ночь», и проигравшие уже не сдавались в плен как под Москвой, а погибали страшной смертью, подрывая себя и атаковавших их служилых людей: «Достальные же воры многие на зелейных бочках сами сидяху и под собою бочки с зельем зажгоша и злою смертию помроша» [265] . Царь Василий Шуйский щедро наградил победителей: как и во время боев в Коломенском, царское войско получило золотые, с которыми был послан кравчий князь Иван Борисович Черкасский.
263
Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время… С. 11.
264
Иное сказание. Стб. 111.
265
Новый летописец. С. 73–74. См.: Скрынников Р. Г.Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников… С. 167–168.
Но и после этого поражения в Калугу, где сидело в осаде войско Ивана Болотникова, продолжали приходить подкрепления из Тулы. В разрядах писали: «И тое же весны вор Петрушка послал с Тулы в Калугу на проход многих людей».
Укрепляли свои силы и царские воеводы. Под Калугу было направлено новое войско во главе с первым боярином князем Федором Ивановичем Мстиславским. Однако оно потерпело крупное поражение от «воровских людей» во главе с боярином князем Андреем Андреевичем Телятевским. Это была вторая, известная из разрядов, крупная битва. Она состоялась 3 мая 1607 года у села Пчельня под Лихвином. В бою погибли посланные Мстиславским воевода Большого полка боярин князь Борис Петрович Татев и воевода передового полка князь Андрей Чумахович Черкасский. В этот раз уже царское войско вынуждено было бежать под ударом восставших, бросив часть артиллерии («наряда»). Поражение было столь чувствительным, что правительственное войско даже отступило от самой Калуги, где их атаковали осажденные, воодушевленные победой своих сторонников. «Бояре же и ратные люди тово ужасошася, — писал автор «Нового летописца» о бое у села Пчельни, — и от Калуги поидоша к Москве и наряд пометаша и, отшед, сташа в Боровске» [266] . Конрад Буссов, сидевший в осаде в Калуге, считал продолжительность осадного сидения с 10 (20) декабря 1606 года до 16 (26) мая 1607 года. Затем армия Болотникова ушла к своим сторонникам в Тулу, где обосновался «царевич Петр Федорович».
266
Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время… С. 11, 44; Новый летописец. С. 74. См. также: Смирнов И. И.Восстание Болотникова… С. 386–395; Скрынников Р. Г.Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников. С. 170–171.
После битвы у Пчельни слух о «великом замешательстве в Москве» дошел даже до Ярославля, где жили в ссылке сандомирский воевода Юрий Мнишек с дочерью Мариной и другие поляки [267] .
Все возвращалось «на круги своя» в междоусобной войне царя Василия Шуйского. Разбежавшееся войско пришлось собирать заново. Уже 9 мая 1607 года в Москве у городских ворот стояли головы и дьяки, которым было поручено записывать «дворян и детей боярских, и стрельцов, и всяких ратных людей, которые розбежались из-под Калуги». Возможно, что в это время был созван и земский собор. Именно так понял содержание грамот, рассылавшихся тогда по городам, автор «Дневнйка Марины Мнишек»: «Около праздника святой Троицы (24 мая, или 3 июня по григорианскому календарю. — В. К.) отовсюду как бояре, так и простые служилые люди стекались в Москву без вызова и держали совет об успокоении земли, так как до этого получили наказы через гонцов… Относительно их съезда ходили слухи, что они либо другого царя должны были выбрать, либо, всею силою выманив неприятеля, ударить по нему». Новые детали сообщил в Ярославль португальский монах-миссионер Николай де-Мелло, оказавшийся в то время в России. По его сведениям, в Москве после калужского поражения едва не случился государственный переворот: «Видя несчастливое правление того тирана, пришли к нему 10 лучших бояр. Они тогда изобразили перед ним несчастья, происшедшие в его царствование, и великое в столь короткое время пролитие крови людской… Сказав ему это, затем стали уговаривать его, чтобы он лучше постригся в монахи, а государство отдал тому, кому оно будет принадлежать по справедливости».
267
Буссов Конрад.Московская хроника. С. 91; Дневник Марины Мнишек. С. 89.