Василий Шуйский
Шрифт:
Настало время выбора для всего государства. Теперь линия политического разлома проходила повсюду. Люди, узнававшие о приходе «царя Дмитрия Ивановича» в Тушино под Москвой, могли не догадываться, что это еще один самозванец. Однако присылавшиеся из Тушина отряды «помогали» сделать им нужный выбор. Судя по всему, тушинцы, кроме планов расхищения Троицы, имели виды и на владычную казну в Суздале, Ростове, Коломне, Переславле-Рязанском, Твери, Вологде, Пскове, Новгороде, Казани, Астрахани, словом, во всех городах — центрах епархий. Овладев, где это удавалось, такими малыми «столицами», тушинцы продолжали экспансию и на другие города, используя поддержку присягавших им местных архиереев, подчиняли крупные монастыри и близлежащую округу. Модель подобного захвата была впервые опробована в Суздале. «Новый летописец» писал «об измене в Суждале» сразу же за статьей о начале осады Троицкого монастыря. Перешедшие на сторону Тушинского Вора суздальцы целовали крест самозванцу, и «архиепискуп Галахтион за то не постоял». Сапега из-под Троицы прислал в Суздаль полковника Александра Лисовского, который сразу же установил там тушинский режим и посадил в городе подчинявшегося Лжедмитрию II воеводу Федора Плещеева. Другой отряд, посланный из войска Яна Петра Сапеги из-под Троицы, захватил и разграбил Ростов в начале октября 1608 года, «потому что жили просто, совету де и обереганья не было». И там тоже был взят в плен ростовский и ярославский архиепископ Филарет — бывший боярин
Об этих событиях писали в городовых грамотах, которыми стали обмениваться своеобразные «городовые советы», создававшиеся в условиях начинавшегося двоевластия в стране: «…и литовские де люди Ростов весь выжгли и людей присекли, и с митрополита с Филарета сан сняли и поругалися ему, посадя де на возок с женкою, да в полки свезли» [345] . Еще одно свидетельство о подневольном приезде митрополита Филарета в Тушино содержится в «Сказании Авраамия Палицына»: «Сего убо митрополита Филарета исторгше силою, яко от пазуху матерню, от церкви Божия, и ведуще путем нага и боса, токмо во единой свите, и ругающеся, облкоша в ризы язычески и покрыта главу татарскою шапкою и нозе обувше в несвойствены сапоги». Однако, несмотря на такие издевательства, митрополит Филарет остался в Тушинском лагере и даже получил там почетный чин патриарха. Авраамий Палицын объяснял это так: «Приведену же бывшу ко лжехристу и к поляком, советовавше же врази, да им инех прелстят, и хотяще к своей прелести того притягнути, — и нарицают его патриарха, и облагают всеми священными ризами, и златым посохом почествуют, и служити тому рабов, якоже и прочим святителем даруют» [346] . И действительно, никого более родовитого, чем Филарет, каким бы путем он ни появился в Тушине, в окружении самозванца не оказалось. Несомненно, что нахождение в Тушине митрополита Филарета влияло на выбор городов в том, присягать или нет «царику».
345
ААЭ. Т. 2. № 88. С. 180.
346
Сказание Авраамия Палицына // РИБ Т. 13. Стб. 513.
Тушинский самозванец пытался поставить под свой контроль все города, окружавшие столицу, и как можно дальше продвинуть форпосты по идущим от Москвы дорогам. Первой оказалась захвачена дорога через Александрову Слободу, Переславль-Залесский, Ростов на север Замосковного края. Следующим после Ростова пал Ярославль. Как писали в тех же городовых грамотах, «а из Ярославля де лутчие люди пометав домы своя разбежалися, а чернь со князем Федором Борятинским писали в полки повинныя и крест де целовали, сказывают, царевичу князю Дмитрею Ивановичу». Это означало, что в городах начинался раскол, дополнявшийся социальной рознью. После перехода того или иного города на сторону тушинского «царика» следовала посылка представителей присягнувшего самозванцу города с челобитной Лжедмитрию II. Дневник Яна Петра Сапеги упоминает о таких приездах с повинными в октябре 1608 года из Переславля-Залесского, Юрьева-Польского, Ярославля, Углича, Ростова, Владимира, Вологды. Дальше следовала посылка в присягнувшие города тушинских воевод, после чего жители Московского государства узнавали истинную цену новоявленных правителей, озабоченных одним — быстрым обогащением.
Так, по всему северу городовые общины пересылали грамоты о том, что произошло после присяги тушинскому царю в Вологде. Туда очень скоро привезли и зачитали на городской площади грамоту (текст записан со слов человека, слушавшего объявление этой грамоты): «Велено собрата с Вологды с посаду и с Вологодского уезда и со архиепископских и со всяких с монастырьских земель с сохи по осми лошадей с саньми, и с верети, и с рогожами, да по осми человек с сохи, а те лошади и люди велено порожжие гонити в полки». Кроме обременительной подводной повинности, наложенной на церковные земли, Вологодский посад и уезд обязаны были поставить с каждой выти (податной единицы) огромное число разных продуктов, несколько утомительное перечисление которых, вероятно, было заготовлено каким-то тушинским Фальстафом: «столового всякого запасу, с выти, по чети муки ржаной, по чети муки пшеничной, по чети круп грешневых, по чети круп овсяных, по чети толокна, по чети сухарей, по осмине гороху, по два хлеба белых, по два ржаных, да по туше по яловице по болшой, да по туше по баранье, по два полти свинины свежия да по два ветчины, да по лебедю, да по два гуся, по два утят, по пяти куров, по пяти ососов {2} , по два зайца, по два сыра сметанных, по ведру масла коровья, по ведру конопляного, по ведру рыжиков, по ведру груздей, по ведру огурцов, по сту ретек, по сту моркови, по чети репы, по бочке капусты, по бочке рыбы, по сту луковиц, по сту чесноку, по осмине снедков, по осмине грибков, по пуду икры черныя, да по осетру по яловцу, да по пуду красныя рыбы, да питей по ведру вина, по пуду меду, по чети солоду, по чети хмелю». Все это добро надо было везти в Тушино на других подводах, взятых у мирских уездных людей. Иногда такие грубые «материальные» детали лучше всего объясняют высокую политическую материю. Выслушав присланный указ, «вологжане против тех грамот ничего не сказали, а иные многие заплакали, а говорят де тихонько друг с другом: хоти де мы ему и крест целовали, а токо б де в Троицы славимый милосердый Бог праведный свой гнев отвратил и дал бы победу и одоление на враги креста Христова государю нашему царю и великому князю Василью Ивановичу всея Руси» [347] .
347
ААЭ. Т. 2. № 88. С. 180–181.
Аппетиты тушинских правителей узнавали в разных городах, по каким-либо причинам (чаще всего под давлением польско-литовских отрядов и казачьих станиц) отказывавшихся от присяги царю Василию Шуйскому. На сторону Лжедмитрия II перешли вслед за Суздалем и Владимиром другие близлежащие города по Оке — Муром и Касимов с царем Ураз-Мухаммедом. Угроза перехода под тушинский протекторат нависла над Нижним Новгородом. Рать боярина Федора Ивановича Шереметева, безуспешно пытавшаяся привести к присяге царю Василию Шуйскому Астрахань, зимой 1608/09 года находилась в Чебоксарах и прикрывала Нижний Новгород от наступления с «Низа». Сами же нижегородцы организовали первое ополчение во главе с воеводами князем Александром Андреевичем Репниным и Андреем Семеновичем Алябьевым и воевали вокруг города, чтобы отстоять его от набегов сторонников тушинского самозванца.
Последовательно поддерживали царя Василия Шуйского Переелавль-Рязанский, где находился на воеводстве думный дворянин Прокофий Петрович Ляпунов, и Смоленск во главе с боярином Михаилом Борисовичем Шеиным. Но вся подмосковная округа находилась уже во власти тушинцев. Сложная ситуация была и в городах «от Немецкой украйны» (на северо-западе). Псков очень рано перешел на сторону Лжедмитрия II. А Новгород Великий удерживался благодаря присутствию посланного туда набирать вспомогательное шведское войско боярина князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Словом, Иосиф Будило имел все
348
РИБ. Т. 1. Стб. 142.
В самом Тушине осенью 1608 года больше помышляли не о захвате Москвы, а о немедленном обогащении за счет присягнувших Лжедмитрию II городов и уездов. Николай Мархоцкий писал об этом благодатном для сторонников царя Дмитрия времени, забывая, что оно было оплачено горькими слезами ограбленных и ввергнутых в междоусобное противостояние жителей Московского государства: «С волостей, разделенных на приставства, везли нам воистину все, что только душа пожелает, и все было превосходным. Подвод приходило на каждую роту до полутора тысяч. Имея множество подданных, стали мы строиться основательно, рассчитывая на суровую зиму: в окрестных селениях брали дома и ставили в обозе. Некоторые имели по две-три избы, а прежние, земляные, превратили в погреба. Посреди обоза построили царю с царицей и воеводам достойное жилище, и стал наш обоз походить на застроенный город» [349] . Но и этого оказалось мало. Польско-литовское воинство, окружавшее царя Дмитрия, уже забыло о своих целях, увлеченное легкостью грабежа. Оно ревниво смотрело на всех соотечественников, кто приезжал в Тушино, начиная с самого сандомирского воеводы Юрия Мнишка и окружения царицы Марины Мнишек, ради освобождения которых они когда-то и шли в Московское государство. Поэтому бывшие польско-литовские пленники, попадая под Москву, стремились скорее возвратиться на родину, а не оставаться во враждебном окружении алчущих добычи «рыцарей». Но алчность шляхты многократно усиливалась в действиях рядовых солдат — «пахоликов», никогда и не думавших о высоких материях службы. Эти уже открыто уходили от своих панов, ничего не получая от нещедрого тушинского «царика». Они захватили тушинскую канцелярию, написали грамоты по городам и поехали собирать дань и «поносовщину» с товаров (то есть изымали у каждого человека, где находили, часть его имущества). Наиболее дальновидные, такие как ротмистр Николай Мархоцкий, предупреждали о последствиях, но его вспомнили недобрым словом тогда, когда отовсюду стали приходить известия о расправе со сборщиками дани и о возвращении городов на сторону царя Василия Шуйского.
349
Мархоцкий Николай.История Московской войны. С. 47.
Тушинские грабежи стали, как ни странно, спасительными для правительства царя Василия Ивановича. В окружных грамотах, рассылавшихся из Москвы, очень умело обыгрывалось недовольство повсеместным присутствием тушинцев. Действия «воровских» отрядов объясняли как борьбу против православной веры: «А ныне и сами не ведаете, кому крест целуете и кому служите, что вас Литва оманывает; а то у них подлинно умышлено, что им оманути всех и прелстя наша крестьянская вера разорите, и нашего государьства всех людей побита и в полон поимати, а досталных людей в своей латынской вере преврати™». Ссылаясь на тушинский порядок, царь Василий Шуйский отвращал своих подданных от присяги тому, кто раздирает на части Московское государство: «…а ныне литовские люди нашего государьства все городы и вас всех меж собою поделили по себе и поросписали, кому которым городом владети; и тут которому быти добру, толко станет вами Литва владети». От царя шли обещания наград, прощение тем, кто, «исторопясь», «неволею» или по неведению целовал крест проклятому «Вору». О сидевших в осаде в Москве людях говорили, что они «все единомышленно хотят за святыя Божии церкви и за всю православную крестьянскую веру с воры битися до смерти». Всем, кто поддержит эту борьбу и «на воров помощь учинит», обещалось такое «великое жалованье, чего у вас и на разуме нет» [350] .
350
ААЭ. Т. 2. № 91. С. 183–184.
В городах Московского государства уже поняли, с кем они имеют дело. Началось обратное движение в поддержку царя Василия Шуйского. Сделать это было непросто, потому что раскол, произошедший в городах и уездах, коснулся местных дворянских обществ, столкнул между собою «лучших» и «молодших» посадских людей. Одни только крестьяне никуда не бежали и не покидали своих мест, для них единственный выход оставался в самообороне. Посадские же люди убегали и искали приюта в других городах, где их не могли достать тушинские мытари. Уездные дворяне и дети боярские, напротив, превратились в кондотьеров не хуже презираемой «литвы». Было так, что представители одного и того же служилого «города» и даже родственники могли сидеть в осаде в Москве и Троице-Сергиевом монастыре, а также воевать на стороне Тушинского Вора. Когда в ноябре-декабре 1608 года от самозванца отложились Ярославль, Кострома, Галич и другие крупные центры Замосковного края, то дворянам этих уездов пришлось воевать друг с другом!
Нижегородское ополчение воеводы Андрея Семеновича Алябьева, ходившее походами на Арзамас, Муром, Касимов, вступало в бои с отрядами под предводительством дворян из Владимира и Суздаля, воевавших на стороне Лжедмитрия II. Вообще, это забытое нижегородское ополчение сыграло тогда ключевую роль в борьбе с тушинцами в центре страны. Ему удалось отбить крупный штурм Нижнего Новгорода 2 декабря 1608 года и начать ответное наступление. Когда весть об этих успехах нижегородцев достигла Москвы, то к ним прислали царскую грамоту 9 января 1609 года, в которой их «похваляли» за «службу и раденье», проявленные в осаде, и обещали «великое жалованье» — придачи поместных и денежных окладов служилым людям и льготу, а также беспошлинную торговлю посадским людям. Царь Василий Шуйский извещал о том, что происходит в Москве, убеждая, что у них «все здарова, и в людцких и в конских кормех всяким нашим ратным и служилым людем нужи никакие нет» [351] . Из грамоты становится понятно, что основная надежда в столице возлагалась на ожидание подкреплений: «немецких людей» с боярином князем Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйским и русского ополчения из Новгорода Великого, отрядов, шедших с «Низа» с боярином князем Федором Ивановичем Шереметевым, и смоленскую рать. Но князь Скопин-Шуйский находился далеко и только начинал переговоры со шведами о наборе вспомогательного войска, боярину Михаилу Борисовичу Шеину нельзя было оставить смоленских укреплений, а боярин Федор Иванович Шереметев увяз в боях с «ворами» под Чебоксарами. Битвы с ними иногда превращались в побоище, как это случилось под Свияжском 1 января 1609 года при подавлении выступления «татар», «мордвы» и «черемисы» из «понизовых» городов: «…и топтали их, и кололи, что свиней, и трупу их положили на семи верстах» [352] .
351
Антонов А. В.К начальной истории нижегородского ополчения // Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 196–240.
352
Акты времени правления царя Василия Шуйского… № 29. С. 33.