Василий Тёркин
Шрифт:
Война стала великим испытанием всех народных сил, а вместе с тем и писательских талантов. Души советских людей на фронте и в тылу в это трудное время особенно потянулись к поэзии, и она чутко отвечала на эту потребность. «Песня смелых», появившаяся в печати едва ли не в первый же день войны, «Землянка» А. Сурнова; «Киров с нами» Н. Тихонова, «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» и «Жди меня» К. Симонова; стихи и поэмы О. Берггольц, В. Гусева, песни М. Исаковского воодушевляли людей на воинские и трудовые подвиги для победы над заклятым врагом — германским фашизмом.
В этом хоре одно из первых мест принадлежит поэзии А. Твардовского, и «Василий Теркин» — величайший литературный памятник этому беспримерному на протяжении всей истории нашей страны подвигу народа.
Еще во время финской кампании к поэту пришло ощущение великой трудности войны и ее трагизма. Находясь в положении «писателя с двумя шпалами», которое «не выслужено (не то слово)», — Твардовский то и дело ставил себя на место рядового красноармейца и испытывал «чувство прямо-таки нежности ко всем
64
«Новый мир», 1969, № 2, стр. 118.
65
Там же, стр. 148-149.
У поэта возникло непреодолимое желание «высказаться как следует» по поводу этой войны, создать о ней большое эпическое произведение: «Я как бы обижен за фронт и людей. Как это все могут жить, как жили, интересоваться, чем интересовались, когда они должны же знать, какая это была война, сколько тысяч людей <…> заглянули в ее жуткие глаза, пережили ни с чем не сравнимое и никогда об этом не расскажут <…> Жизнь больше войны. <…> Но я только тогда смогу вновь в полную меру сердца волноваться всем тем, чем волновался прежде <…>, когда выпишусь, выскажусь как следует на темы финляндского похода». 66 Это писалось 3 апреля 1940 г., спустя полмесяца после окончания войны 1939-1940 гг.
66
«Новый мир», 1969, № 2, стр. 120-121.
После этой «малой войны», задумывая «Василия Теркина», Твардовский писал: «Я чувствую, что армия для меня будет такой же дорогой темой, как и тема переустройства жизни в деревне, ее люди мне так же дороги, как и люди колхозной деревни, да потом ведь это же в большинстве те же люди.
Задача — проникнуть в их духовный внутренний мир, почувствовать их как свое поколение (писатель — ровесник любому поколению). Их детство, отрочество, юность прошли в условиях Советской власти, в заводских школах, в колхозной деревне, в советских вузах. Их сознание формировалось под воздействием, между прочим, и нашей литературы». 67
67
См. в наст. издании, стр. 241-242.
Демократическая муза Твардовского, как и в других случаях, нашла простого героя. Василий Теркин — рядовой советский боец. Это — обобщающий, собирательный образ советского солдата, или — еще шире — вообще русского человека; фигура, символизирующая народ на войне. В этом образе-символе дана и вся Советская Армия, а в поединке Теркина с немцем-разведчиком символически отображена вся великая битва советского народа с фашизмом в войне 1941-1945 гг. Об индивидуально-личной биографии и судьбе героя и даже о его специфических внешних приметах не говорится почти ничего, образ максимально обобщен, символизирован — как Неизвестный солдат. Теркин, «большой охотник жить лет до девяноста», — солдат только по необходимости, а в сущности — сугубо гражданский и мирный человек («из запаса рядовой»), обычная жизнь которого нарушена, прервана войной, как стихийным бедствием. Поэтому для него и война — «работа», продолжение его обычной жизни, что можно сказать обо всем советском народе. Все качества Теркина подчеркиваются как черты народные и типичные. Теркин — национальный тип. Он — рядовой боец (и притом — «обыкновенный», обобщенный, с ничем не примечательной внешностью), хотя может в случае надобности принять на себя обязанности командира, и это — глубоко симптоматично и символично: Теркин — воплощение солдатской массы, вынесшей на себе всю тяжесть войны. В нем автор избегал индивидуализации; приметы героя общи, свойственны многим. Твардовский отказался от первоначального плана изобразить экстравагантное пребывание Теркина за линией фронта или вывести его в офицеры, хотя этот сюжетный ход, как закономерный, подсказывался автору и некоторыми читателями.
Не случайно и то, что Теркин — солдат-пехотинец. «В нем — пафос пехоты, войска, самого близкого к земле, к холоду, к огню и смерти», — писал А. Твардовский при самом начале своего замысла. 68
В то же время Теркин не безжизненный символ, а яркая личность, живущая на страницах поэмы конкретной жизнью.
Теркин — широкая, жизнерадостная, добродушногуманная русская натура, «щедрое сердце», «помочь любитель», человек с открытой душой, соединение душевности и благородства, брызжущего остроумия и веселости, естественности и природной сметливости, мудрости — с выдержкой и терпением, жизнестойкостью, смелостью (но — не до безрассудства!), высокоразвитым чувством воинского долга, ответственности, скромной готовностью к подвигу.
68
См. в наст. издании, стр. 286.
Патриотическое чувство — основа всех этих свойств Теркина, его героического поведения.
По явному недоразумению некоторые критики заносили Теркина в разряд традиционных героев русских сказок и Платонов Каратаевых. Чувства солдатского и гражданского долга в герое Твардовского имеют вполне сознательный характер, воспитаны революцией и строительством новой жизни. Теркин, как советский солдат, знает, что он «в ответе» за родину «и за все на свете», понимает всемирно-историческое, международное значение борьбы с фашизмом, освободительную миссию Советской Армии:
И на русского солдата Брат-француз, британец-брат, Брат-поляк и все подряд С дружбой будто виноватой, Но сердечною глядят.Советская сущность Теркина совершенно ясна. До революции такой герой был бы невозможен.
Теркин — это прежде всего простой человек; все его качества — естественные, природные. Во всех своих проявлениях он поэтому очень конкретен. Конкретен его патриотизм, который проявляется у него в любви к своей родине — России, которую, по его убеждению, необходимо беречь пуще всего святого (глава «О потере»), в заботливом отношении к боевым товарищам и ко всем советским людям, в щемящем чувстве нежной любви к «малой родине» — к родному Смоленскому краю, захваченному и разграбленному врагом, вероломно нарушившим мирную жизнь народа. Его «политбеседа» также вполне конкретна и заключается в призыве не унывать, а главное — в наглядном, живом примере собственного поведения и действия.
Теркин прост, но вовсе не простоват, не беден духовно. От природы ему свойственна тончайшая душевная чуткость и деликатность — «высшая интеллигентность сердца», как выразился критик А. В. Македонов. 69 Его жизнелюбие, феерическая талантливость, широта, доброта, щедрость отдачи и умение быть «от скуки на все руки» — качества, необходимые всем в тягчайшей боевой обстановке, особенно ярко показаны в главе «Бой в болоте», где Теркин особенно «в ударе».
Самая фамилия героя выбрана не случайно; она — характеристична: «Теркин» — то есть «тертый», бывалый («тертый калач», — говорит народная мудрость).
69
В кн.: А. Твардовский. Стихотворения. Поэмы, стр. 14.
— пишет и сам автор поэмы.
Теркин удачлив, как герой народной сказки, но эта удачливость неслучайна; она — результат всех прочих его качеств. Теркин, конечно, — необыкновенный, талантливый (стало быть — редкий) человек; но он в то же время впитал в себя лучшие качества всего своего народа. Это подчеркивается заключительными главами книги, где Теркин как-то уже и неотличим от своего окружения: у него появляются двойники («Теркин — Теркин»); невозможно сказать, он ли попался возвращающейся домой русской старухе «по дороге на Берлин»: популярным уже в ту пору и веселым именем Теркина мог в шутку назваться всякий другой солдат; представленный главой «В бане» бывалый солдат — «все равно что Теркин», как восклицает кто-то, но тоже не обязательно он. — «Неслышно, незаметно Теркин влился в человеческое море…», — заключает А. М. Турков. 70 И это вполне соответствует общей идее книги и идеалу ее автора. Подобная мысль неизменно сродни Твардовскому. Ведь в сущности приблизительно так же растушеваны Анна и Андрей Сивцовы в конце поэмы «Дом у дороги»; а в статье «Как был написан «Василий Теркин» поэт удовлетворенно замечает по поводу судьбы своей книги, питающей современную полу-фольклорную газетную и эстрадную «стихию»: «Откуда пришел — туда и уходит». В статье о Бунине этот прием находит у Твардовского и прямое программное обоснование как свойство многих лучших произведений литературы: произведения эти, по мысли поэта, «возникнув из живой жизни, <…> в своих концовках стремятся как бы сомкнуться с той же действительностью, откуда вышли, и раствориться в ней, оставляя читателю широкий простор для мысленного продолжения их, для додумывания, «доследования» затронутых в них человеческих судеб, идей и вопросов». 71
70
А. Турков. Александр Твардовский. М., 1970, стр. 77.
71
«Новый мир», 1965, № 7, стр. 225.