Васька. Сотворение
Шрифт:
Пройдя несколько шагов по мощенной гладким плоским камнем дорожке посередине нетронутого человеческой рукой лугового разнотравья, Васька остановилась, с удивлением обнаружив, что вход на центральном фасаде дома отсутствует, а вместо него от бревенчатой стены вытянулся вперед широкий, не менее двух метров, полупрозрачный дуговой навес на деревянных решетчатых консолях, накрывавший собой низкое квадратное окно. Под окном вровень с его боковыми откосами стоял простой деревянный столик, издалека создавая в паре с ним иллюзию остекленной двери. Девушка в недоумении пожала плечами и еще раз осмотрелась вокруг.
– Странно, а где вход? С какой стороны? – Наклонилась вправо. – Там вроде как огородик. Точно, грядки обработанные, с картошкой, что ли? Похоже. А там… тю, ничего не понимаю! В глаз что-то попало? – Она сильно зажмурилась и старательно
Очнулась Васька от легкого шлепка по щеке. Приоткрыла глаза и с выжиданием смотрела на бородатое лицо лохматого старика с густыми черными бровями, вокруг которого струился плотный воздушный поток, наподобие живой капсулы. Лицо не пропадало, а наоборот вырисовывалось все отчетливей, пока Васька не поняла, что перед ней не старик, а взрослый мужчина с внешностью зажиточного цыгана и лукавыми серыми глазами русского мужика. Она подождала еще немного и решилась спросить:
– Вы живой?
–
– С божьей помощью. – Усмехнулся очередной незнакомец и размеренно перекрестился, четко фиксируя каждое движение руки. Воздух вокруг него тоже пришел в движение, очерчивая свои границы слабыми искрящимися разрядами.
– Ты-то как себя чувствуешь?
–
Васька повернулась на знакомый голос и радостно улыбнулась профессору:
– Слава Богу, нашлись.
–
– Ты зачем без разрешения полезла в силовую будку, а? Покажи ладони.
–
Девушка вопросительно посмотрела на профессора, на свои ладони, растерянно осмотрела новое место своего пребывания, («Задний двор, наверное, ага, вот и вход обрисовывался») и непонимающе улыбнулась:
– В какую будку?
–
– Вон в ту. – Профессор махнул рукой в сторону угла ограды, где стояла выкрашенная в серый цвет металлическая будка с закрытой на висячий замок дверью и предупредительной надписью с черепом в центре между слов. – А ладони обожгла. И как ты ухитрилась? Замок, вроде, на месте.
–
– Там не было черепа. – Она несколько раз для убедительности ткнула пальцем в сторону угла ограды. – Нет же! Причем тут череп? Я ребенка видела… -
– Ребенка? Ого, похоже, ты бредишь, девонька. Ты единственный здесь ребенок. Сильно напуганная девочка. Идем в дом, лечить тебя буду.
–
– Вы не понимаете! Я видела его, он просил шар забрать у него, – Васька вытянула перед собой сложенные лодочкой ладошки, но заметив как многозначительно переглянулись между собой мужчины, смиренно опустила руки, – что ж вы? В таком мире, а все туда же…, – вздохнула обиженно, – ладно, пусть будет по-вашему. Только я эту вашу будку не открывала. – Снизу вверх открыто посмотрела в глаза стоявших над ней мужчин.
– Не переживай, – тяжелая рука бородатого незнакомца примирительно похлопала ее по плечу, – видела так видела – имеешь на то право. А мы не видели – на то наше право. Согласна? А лекарство все-таки прими, разрядом тебя хорошенько бухнуло.
–
– А вы кто? Вы же оттуда? – Васька вспомнила о воздушной оболочке вокруг незнакомца.
– Оттуда? Гляди, Сергеич, приметила-таки. – Профессор промолчал. Подозрительно смотрел на нее и задумчиво гладил рукой свои волосы. – Я и оттуда, и отсюда. Лесник я, Степан Егорыч, и хозяйство мое там, где начальство определило, без исключений. Все, пора мне, а ты, душа моя, встань-ка на минутку, я тебя на глазок измерю.
–
– Зачем?
–
– Наряд у тебя ветхий и несовременный. Присмотрю тебе другой в магазине.
–
– Не надо.
–
– Надо, детка, и давно надо. И куда твои родители смотрят?
–
– У нас семья большая, многодетная…, – она запнулась, – с ними что-то произошло.
–
– Тем более. А мне заботиться не о ком, вот и потрачу завалявшийся капитал с толком. Поднимайся – не стесняйся. Вот так. Ох и худенькая ты, но ладненькая. Нынешние оболтусы не обойдут вниманием. Молчу-молчу. Это я для связки слов сказал, чтоб ты не унывала и не горюнилась по пустякам. Все, сфотографировал, теперь давай до встречи, стрекоза. Сергеич, будь здоров. По поводу твоих предположений сомневаюсь, – лесник еще раз окинул Ваську оценивающим взглядом, – но просьбу выполню, а тогда посмотрим, что к чему. Получить информацию – полдела провернуть. До встречи.
–
– До встречи, Степан Егорович, буду ждать. Сам понимаешь, дополнительные проблемы мне не нужны. – Мужчины пожали друг другу руки.
– Решим с божьей помощью. Деваться все одно нам некуда. – Лесник весело подморгнул Ваське на прощание, подхватил лежавший на траве тулуп и широким уверенным шагом двинулся по песчаной тропке к просвету в зеленой ограде, где через пару шагов исчез за плотными рядами деревьев.
– Ну что, боец невидимого фронта, руки болят? – Профессор широко распахнул дверь в избу и взмахом руки пригласил девушку войти вовнутрь.
Васька рассеянно открыла ладони. Боли она не чувствовала, но на бледно-розовой коже рук багровыми метками выделялись следы от удара плетки, не вызывая у нее никаких сомнений по поводу своего появления. На данный момент ее совсем не интересовал вопрос о том, что произошло с ней. Ее поразило другое открытие, связанное с появлением следующего действующего лица: оказывается, этот мир избирательно относится к людям! Кого-то впускает без права выхода, с кем-то вообще не хочет иметь никакого контакта, а кому-то не препятствует ни в чем. А она, Васька, попала в первую категорию, и это значит, что в ней есть нечто, роднящее ее с такими непохожими друг на друга «колдуном и амазонками», не говоря уж о ней в сравнении со всеми ними. Оно, это нечто, скрыто от ее понимания, потому что она, изначально, с момента своего рождения, оказалась на обочине человеческих интересов и взаимоотношений и никогда никто не относился к ее восприятию мира серьезно. Разве что учителя? Но и те – с осторожным недоумением, высоко оценивая ее успехи в учебе. Лесник, наоборот, отнесся к ней с пониманием, и Васька всем нутром почувствовала, что в нем не было ни капельки наигранности – он вполне серьезно предположил, что она, Васька, может видеть этот мир по-другому. Одна только эта точка зрения могла объединить их, но мир решил иначе – он разделил их!