Шрифт:
Первая часть.
Шел снег. В сонном безмолвии безлюдного простора спящего города лениво парили крупные мохнатые снежинки. Они тихо ложились на темный асфальт дорог, равномерно укутывая его своей ажурной шалью, или бесследно исчезали в белых покровах газонов под окнами незатейливых коробок трехэтажных домов и на приусадебных участках скромных домиков частного сектора. Изредка попадали на разгоряченное от быстрой ходьбы лицо Васьки и щекотливо скатывались со щек капельками талой воды. Васька не реагировала. Торопливо спешила куда-то вдоль полутемных и сиротливых улиц, ничего не замечая вокруг себя. Вглядывалась
– «Васютка, Василиса, очнись». – Не слышала. Поскользнулась на замершей лужице, а внезапный порыв ветра опрокинул ее в мягкий сугроб. Упала на бок, неловко подкосившись на одну ногу. Вязаная шапочка соскользнула с беспорядочно сложенных под ней длинных волос, освобождая их от своего недолгого плена. Васька замерла на мгновение, доверчиво прижавшись плечом к холодной поверхности, растерянно провела ладонью по гладкому шелку рассыпавшихся волос и недоуменно оглянулась в поисках шапки. Взгляд остановился на темно красном шерстяном комочке в освещенном круге чистого снега под одиноким фонарем. Она вскрикнула испуганно, вспомнив медленно расширяющееся пятно крови под полуголым жилистым телом неказистого мужика в приспущенных непристойно брюках, который остался лежать на полу детской комнаты родительской квартиры. Не вставая на ноги, попятилась задом, скользя шерстяной материей пальто по мокрому снегу, затем резко подскочила и громким шепотом позвала кого-то.
– Вей, Веюшка, ты здесь? – Темные пряди волос разлетелись в стороны под дуновением ветра и ровным покровом опустились на плечи.
– Что мне делать, Вей!? Не хочу назад, грязная я теперь. – Беспомощно всхлипнула.
Очередной порыв ветра толкнул ее сзади, выталкивая из снежного месива на твердыню дороги:
– «Беги, детка, беги. Я путь укажу». – Редкие тяжелые снежинки взметнулись вверх, не успев вплестись в узор кружевного покрывала тротуара, рассыпались мелкой крупой и белым смерчем завертелись вдоль дороги, оседая на поворотах дороги и вновь заводя свой хоровод на следующем отрезке пути.
Васька бежала за ним. Останавливалась на мгновение перевести дыхание, но вспомнив недавние события, скулила жалобно потерявшимся щенком, прижав к груди сплетенные в единый кулак ладошки. Ветер в спину подталкивал своими порывами: – «Беги».
–
– Вей, уведи из города. Не могу здесь.
–
Бежала к лесу.
– Грязная я, противная. Вей! – В исступлении одежду от снега отряхивала.
– «Здесь я, девочка». – Напоминал о себе ветер, гулко раскачивая трескучие ветви лесных деревьев.
– Не покидай меня. Отмоюсь я. – Остановилась между двух пирамид огромных елей, опустивших долу под белоснежным грузом свои разлапистые ветви, и машинально выхватила с одной из них рассыпчатый ком холодных пушинок. Тщательно протерла им ладони. Сильный шквал ветра разметал в разные стороны белую насыпь сугроба перед Васькой, обдав ее с ног до головы легким облаком снега. Она зажмурилась и нечаянно улыбнулась своим воспоминаниям. Озябшими кулачками протерла глаза и, разлепив мокрые ресницы, удивленно уставилась на блеклый контур света, неуверенным маячком замигавший средь темноты ночного зимнего леса. Ветер сменил направление и сзади подтолкнул ее в освещенный круг.
– «Иди туда. Я буду ждать тебя». – Тихим, печальным дождем пролился на заснеженную землю посередь зимы.
* * *
В лицо ярким лучом прожектора брызнул солнечный полуденный свет. Васька зажмурилась, попятилась спиной, но, споткнувшись о небольшой бугорок, провалилась в густую зелень травы и изнеможенно распласталась на земле, не желая больше бежать неизвестно куда и зачем. Лежала долго, не решаясь открыть глаза, переводила дыхание, шумно стараясь выдохнуть из себя холод зимы в неожиданное тепло внезапно наступившего лета.
– «Замерзаю, – подумала отрешенно, – и пусть. С этим жить нельзя. Теперь у меня никого не осталось». – Вспомнила восковые лица родителей и братьев и, перекрестившись смиренно, мысленно отдала себя в руки Всевышнего.
Легкое дуновение пряного ветерка коснулось щеки, защекотав пробуждающим прикосновением вздрогнувшей под его напором травинки. Васька сморщилась, провела рукой по лицу и, словив пальцами шалунью, удивленно приподняла опухшие от слез веки. Сквозь их узкую прорезь увидела необозримую глубину небесной сини. Свет показался необыкновенным, струящимся многослойным потоком разнообразных, не виданных ею доселе, оттенков синевы. Скосила медленно глаза в сторону: с земли, навстречу воздушным струям, текли неуловимо для глаза плотные волны зелени и, соприкоснувшись с размытой голубизной атмосферы, испаряли в нее свой цвет, преображаясь в узком слое условной границы в неустойчивую смесь новых соцветий. Воздух дрожал и переливался в такт невидимым волнам песни, сплетенной из веселого щебета птиц, шороха травы, далекого журчания воды.
Васька заинтересованно приподнялась и открыла полностью глаза. Мир изменился: вокруг нее простирался красочный летний луг, впереди блестела водная гладь реки, сзади и с боков полукругом стройных стволов деревьев громоздился лес.
– Показалось. – Прошептала разочарованно и с открытыми глазами устало опустилась назад на пышный ковер трав. Все вокруг медленно преобразилось, вернувшись к прежнему своему состоянию.
– Что же это? – Резко приподнялась и пересела на колени. – Странно. Наверное, голова кружится от бега. – Тщательно осмотрелась вокруг. – Да ладно! Как так? Лето средь зимы? – Нахмурилась задумчиво. – Может, другой мир? Ну и пусть! – Счастливо улыбнулась. – Пусть будет, как в моей сказке. – Мирно сложила руки на коленях. – Хорошо как.
–
Стайка птиц сорвалась дружно с веток белых берез, закружилась над ее головой. Песню не пели, настороженно щебетали между собой. Опустились, паря кругами, поближе к незнакомке и приземлились чуть поодаль, блестя черными бусинками глаз. Васька протянула было руку к ним, но тут же резко отдернула назад: на запястье руки, на манжете кофты матовыми темно-красными пятнами запеклась чья-то кровь. Некоторое время тупо смотрела на них.
– Нет, не хочу! Грязь, гадость! – Закричала, вскочила на ноги. Срывала с себя одежды, путалась в длинных рукавах, рвала клочьями ткань ветхого пальто не жалея. Снять быстрей, избавиться, затоптать нечисть ногами, чтоб не видеть никогда, забыть, забыть, забыть…
Уничтожала тряпье мстительно, как живое. Мир вокруг замер, застыл неподвижным, безветренным зноем пустыни, смолкли звуки. Васька остановилась, посмотрела на сбившихся испуганной стайкой птиц на удалении от себя и попятилась виновато от неопрятной кучи порванной одежды.
– Все-все, не буду больше. У вас хорошо, а это грязь, – ткнула пальцем в сторону тряпья, – не хочу, – осела на землю, надломившись беззащитной травинкой, – помнить нет сил. – Прошептала просительно.
Со стороны реки налетел ветер, подхватил клочки одежды и унес в тень леса.