Шрифт:
Есть на нашей планете много чудесных мест, куда стремятся туристы, чтоб насладиться красотами природы, а есть места, почему-то оказавшиеся на обочине их устремлений. То ли из-за хитросплетений исторических событий, то ли из-за равной удаленности и от западной цивилизации, и от восточной, а может быть из-за особенностей капризного климата Урал не стал Меккой туристического бизнеса. Седой величественный Урал приоткрыл пока свои тайны для немногочисленных и неприхотливых храбрецов, зачаровав их гремучей смесью своего своенравного характера и скрытым от посторонних глаз богатством древних лесов на пологих склонах. Даже местное население не перестает удивляться переменчивости его настроений: старик то уснет под снежным покрывалом на долгие месяцы, то взбодрит своих обитателей быстрым пробуждением пышных лесов, то остановит бег времени снежной бурей в начале лета. Разверзнет помрачневшее враз небо лавиной холодных белых мух, спрячет красоту расцветшего мира под снежными панамами и обрушит метельной круговертью сотни деревьев и в городах, и в лесах. А потом, спохватившись, последим решающим шквалом ветра разгонит зловещее нагромождение туч, позволив небесному куполу засиять умытой синевой, напустит жара, растопит им же содеянное
Глава 1.
Закончилось календарное время весны, по тому же календарю подошла очередь и лету прийти, но Уральский Край оно не спешило посетить, видимо, по каким-то своим причинам задержалось на просторах европейской части континента. Люди терпеливо ждали его настоящего прихода, готовились встретить во всеоружии, но удивились искренно и от неожиданности растерялись, когда в одно прекрасное утро на небе не оказалось ни тучки, ни облачка легкого, а только ласковый на тепло яркий диск Солнца. Он единственным правителем царствовал в размытой его светом голубизне небосвода, щедро рассыпал блики от своих лучей по глянцевой поверхности еще не успевшей покрыться серой пылью молодой листвы деревьев, сверкал зеркальным блеском на водной глади рек и озер. Люди счастливо и глупо улыбались, радуясь красоте помолодевшего мира, и спешили быстрее выскочить из тесных коробок обшарпанных холодом домов навстречу этому чуду.
Лето вернулось в Уральский Край не в выходной день, как надо бы торжеству, а в обычный трудовой, но получилось празднично, потому, как людей успела утомить зимняя тягостная медлительность рабочих недель, хотелось чего-то необычного и нестандартного. Все, кто еще умел радоваться и удивляться, старались под любым предлогом на пару минут вырваться из-за застенков душных производственных цехов, контор, магазинов и больниц в сказочный мир первого дня настоящего лета.
Федор разучился радоваться. Теперь Федор пил, пил много и регулярно, и причина тому была весомая, основательная. Когда-то, далеко в юности, ему хорошо и сладко мечталось, будущее представлялось преображенным, светлым, а немалая заслуга в трудной борьбе со злом принадлежала Федору и его друзьям. Мечталось, но не сбылось. Подумаешь! Все мы мечтаем. Но если большинство из нас мечтает о легкой, красивой жизни без проблем, неизвестно каким образом сделавшейся таковой, и именно для нас, любимых, то Федор мечтал активно преобразовывать мир для всех. Ему надо было действовать, бороться за счастье всемирных масштабов, потому и враг рисовался не меньших размеров. Его надо было вычислить, предъявить, так сказать, на опознание, а потом сплотиться всем миром, составить программу грандиозного наступления и с позором изгнать за пределы матушки Земли.
В то время, когда его сверстники, люди обыкновенные и скромные в своих желаниях, благополучно прощались с розовым миражом детства, Федор приступил к осуществлению своей мечты. Читал и изучал труды древних и не очень мыслителей, окунулся в таинственные глубины языческих измышлений, ознакомился со всеми религиями, что человечество исповедовало на данный момент и… вычислил! Враг оказался многолик, носил сотню имен, каждое из коих соответствовало случаю и представлениям народа, узнавшего его, но, что обидно, осязаемой оболочки не имел, а потому указать на него пальцем не предоставлялось возможности, а из-за этого и программа по его уничтожению не складывалась. Воевали с сим невидимым и неуловимым созданием и до Федора, но каждый раз вырисовывалась странная ситуация: против чего боролись, на то и напоролись. Федор окончательно запутался и растерялся, поостыл, притих и задумался надолго.
Между тем на пороге нового тысячелетия, когда в душе многих людей зрела тайная надежда на чудесное преобразование старых устоев мира, события в его стране разворачивались по намеченному коварным врагом плану. Несомненно, по размышлению Федора, это тот в очередной раз посетил трещавшую по всем подлатанным швам «великую и нерушимую» империю свободных народов, коих перессорил друг с другом. По ходу им придуманной мистерии исподтишка выдал на-гора порцию неизменного пафоса лозунгов «Хлеба и свободы каждому!», кои еще никогда не удавалось распределить согласно потребностям многочисленных слоев общества, столкнул лбами как неразумных и слепых щенят бывших братьев и соратников по построению небывалого будущего и разогнал по закуткам преображать свою конуру.
Преобразование потекло по своему веками наторенному руслу. Чиновничья братия, лишившись «указующего перста» обанкротившейся партии, активно распродавала кровные богатства страны подпольным ростовщикам, не имея другого разумения, как ими распорядится для своей выгоды, а народы, оставшись наедине с единственным своим правом на труд, но без оплаты, дружно боролись за свое выживание. Федор же страдал, страдал от своего бессилия изменить ход событий, так как шла, по его разумению, очередная бескровная великая революция, а противопоставить ей можно было только контрреволюцию с обильным кровопусканием. Что-что, а кровь Федор не желал проливать ни свою, ни чужую. Наблюдал, как нищают народы, а поделать ничего не мог, пока ему не открылась простая и старая, как его мир, истина. Она пряталась в библейских заповедях и предлагала изменить, прежде всего, себя, дабы победить кабальную зависимость от материальных благ. Федору изменять себя, практически, не надо было. Бесхитростный и беззлобный, он любил всех и готов был поделиться с ближним всем, что у него было. Но, если поделиться еще и этой своей находкой с другими, убедить их в простоте и легкости исполнения заповедей, то… даже дух захватывало, что будет! Федор безотлагательно принялся за дело. Он вещал всем, встречному и поперечному, но больше всех досталось его сослуживцам по работе и соседям по жительству. Результат этих добрых начинаний получился ошеломляющий: как раз изменять самих себя никто и не собирался, а Федоровы нравоучения злили и мешали поискам хлеба насущного и ненавистных ему теперь материальных благ. Сотрудники от Федора отмахнулись многозначительным молчанием, изгнать из своего коллектива не изгнали, т.к. профессиональные качества Федора были высокие, да и работоспособность завидная, но общаться с ним перестали. Федор еще некоторое время буянил, но кричать в образовавшейся вокруг него пустоте не было смысла, и он замолчал. Сначала от обиды, затем от разочарования: оказалось, что атеистическое большинство общества над идеей Бога посмеивалось, козни Сатаны переадресовывало правящей верхушке, религиозным наследием предков не интересовалось, потому, как считало, что жить надо проще и веселее, не засорять голову философскими бреднями, а раскрепощать, уставшую от забот, затейливым детективом или любовным романом-интрижкой. Федор обратился в последней надежде к Богу, долго ждал заказанного чуда, а оно не случилось, и это обстоятельство окончательно надломило его. Несбыточная мечта распалась на десятки мелких, тоже невыполнимых, желаний. Они еще некоторое время будоражили его сознание, но на смену им непреодолимо надвигалась зияющая пропасть будущего бесцельного существования, из которого не было выхода. Желая как-то восполнить невыносимую утрату, Федор с головой окунулся в работу, не позволяя себе ни на минуту расслабиться, чтобы тяжелые мысли не преследовали его хотя бы в продолжение рабочей недели. Потому что в выходные дни нужны были силы для безуспешного преодоления медлительного потока времени, который с каждым новым месяцем увеличивался на неизвестно откуда взявшиеся невидимые дополнительные минуты. Он пытался заполнить их чтением расплодившихся под влиянием текущих событий детективов, но не мог сосредоточить свое внимание на хитроумных сплетениях преступной мысли, а кровавый беспредел нового общества повергал его в отчаяние, от которого так хотелось избавиться. Выход из временного тупика подсказал сосед по этажу, Витек, пригласивший однажды его к себе в гости, чтоб вместе скоротать субботний вечер в дружеской беседе за бутылкой спасительной сорокаградусной настойки. Федор хотел вежливо отказать ему по причине своего негативного отношения к распитию алкогольных напитков, но неожиданно для себя передумал и согласился. В голове как-то вдруг родилась мысль, что один раз можно и попробовать скрыться от самого себя за искусственно созданным хорошим настроением.
– «Это будет только один раз. Надо попробовать расслабиться, иначе, не ровен час, сойду с ума от этого нескончаемого кошмара». –
Этот вечер не принес ничего нового ни для пытливого ума Федора, ни для успокоения его души, но под воздействием алкогольной эйфории ход времени для него ускорился в десятки раз. За пустой болтовней о насущных проблемах незаметно пролетел вечер, одним мигом проскочила ночь, а утро и полдень следующего дня пропали в пьяном забытьи крепкого сна. Поэтому, когда подоспели следующие выходные дни после тяжелой трудовой недели, Федор, не задумываясь, согласился на очередные посиделки, потом согласился и на следующие «оживленные» беседы. Так продолжалось до тех пор, пока не закончился дачный сезон, и семья соседа не вернулась домой. Друзья еще некоторое время пытались продолжить общение друг с другом в квартире Федора, но бдительная жена быстро вычислила их и с позором водворила своего благоверного на его законное место.
Под воздействием этих неодолимых обстоятельств Федор некоторое время вел трезвый образ жизни, тщетно выискивая себе новое занятие, которое заполнило бы образовавшийся пробел в его времяпровождении, пока не смирился с настойчивыми доводами своего внутреннего голоса в пользу посиделок наедине с самим собой. Тем более что первый же опыт показал действенность такого начинания. Когда никто не загружал его сознание своими проблемами, к нему возвращалась его былая мечта во всей своей красе, легко и непринужденно складывались планы по ее воплощению в жизнь, а если что-то не получалось наяву, то пьяные слезы быстро облегчали душу.
Федор не заметил, как втянулся в такой распорядок своей жизни. В субботу пил без ограничения, в воскресенье отсыпался, опохмелялся и тщательно готовился к трудовым будням, на которые наложил табу на алкоголь. Правда, в понедельник коллеги по работе подозрительно морщились, общаясь с ним по рабочим вопросам, но он не придавал этому обстоятельству особого значения, потому что точно знал, что многие из них не без греха, поэтому и его грех переживут безболезненно. В таком новом для него ритме он беззаботно пережил слякотную серую осень, незаметно пересидел темные морозные вечера долгой зимы и уже строил планы на свой отдых на природе с приходом теплых денечков. У него даже возникло желание выбраться летом в лес с ночевкой, как во времена его беззаботной юности, и он выстраивал мысленно нужные фразы, чтобы уговорить на такой подвиг своего соседа, как вдруг в налаженном им под себя временном токе произошел непредвиденный сбой. В его душе поселился страх, непонятный, беспричинный страх неизвестной природы. Сначала он незаметно вполз в безмятежную пустоту сна, заполнив существующие пробелы надолго запоминающимися сценами возможной Федоровой гибели то от падения с головокружительной высоты, то в неотвратимо засасывающих топях болота, то от удушья в безвоздушной ватной бесконечности некой пропасти. Потом, при тщательном анализе и поиске причин непонятного явления с общечеловеческой тенденцией искать их не в себе, а извне и обязательно с мистическим приложением, страх приобрел конкретные формы. Из непроглядной темени, образовавшейся в Федоровой душе после крушения тщательно выпестованных им надежд, стал являться непобежденный враг, мерзко и ехидно кривляться и морочить ему голову своим чудовищным и многоликим разнообразием. При таком повороте событий и учитывая наглость бестелесного противника, Федор решил придавить своего врага увеличенной дозой дурманящего напитка, а тот каким-то непонятным образом переселился из убийственного для него пьяного беспамятства в реальную жизнь, превратившись в серое туманное облачко пыли в дальнем углу комнаты. Федор на некоторое время притих от ужаса, потом перенес свои посиделки в людные забегаловки, но шумные, драчливые «друзья по несчастью» быстро ему надоели, да и в душе взыграла задетая за живое гордыня.
– Все, баста! Завязываю! – Грозно заявил притихшим на миг собутыльникам. Решительно встал и под общее недоуменное молчание навсегда покинул грязное заведение.
До середины мая месяца он с большим усилием следовал своему обещанию, хотя враг коварно провоцировал его, нашептывая ему мягким внутренним голосом беспочвенность обвинений в его адрес, и уговаривал не портить себе так удачно налаженную жизнь.
– «Алкоголь здесь ни при чем. Подумай сам. Ну, сколько ты пьешь? Четыре дня в месяц, за неполный год и двух месяцев не наберется. Так откуда взяться пьяным глюкам? Нет, здесь что-то другое. Может быть, «Ему» как раз и не нравиться, что ты перестал в отчаяние впадать? Может быть, может быть…» – Постоянно обдумывал Федор свою теперешнюю позицию. – Но пьянство до добра не доведет, это факт. – Громко заявил вслух. – «Ладно, скоро отпуск, отмечу его и свой последний пьяный сбой и тогда с новыми силами в новую жизнь». И точка на этом! –