Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
Длящуюся всего-то минут десять пьесу народ принимал лучше всего: и смеялся, и хлопал, и щедро кидал денежки в большую, подставленную Корнелиусом кружку, из которой старый жонглер сразу же после выступления отсыпал треть воинам городской стражи. Просто подошел и, не говоря ни слова, отсыпал в подставленный стражником в серой кольчуге мешочек, наверняка заранее приготовленный. Ну а как же? Всем кушать хочется, всем кормиться надо – это в средние века хорошо понимали.
Пока собирали кибитку, Альма с Иоганном сбегали, купили на рынке припасов – едва
– Пора, пора, – старик Корнелиус сурово погонял мулов. – Пошли, но-о, пошли-и-и! Нам еще за городом сколько ехать.
– А неплохо мы сегодня заработали, правда, дядюшка? – прижалась к старому жонглеру Альма.
– Неплохо, да, – старик откликнулся не очень-то весело. – Правда, стражникам пришлось куда больше дать… и на воротах так же придется.
– А что такое?
– Просто больше их нынче, ловят кого-то, – чуть помолчав, пояснил старый жонглер.
– Ловят, дядюшка? А кого?
– То ли поляков… то ли чехов… то ли вообще – татар. В общем – чужаков каких-то, – махнув рукой, Корнелиус обернулся к чутко прислушивающемуся к беседе Вожникову:
– Эй, Георг, не твой брат-студент что натворил?
– Не, – тут же улыбнулся Егор. – Средь нашего брата татар нету.
– Ты все же смотри, молчи больше, – старик предупреждающе покачал пальцем. – Узнают по выговору у ворот – хлопот не оберешься. – У нас ведь как? Сначала похватают кого попало, а уж потом разбираться будут. Стражник сказал – по всем постоялым дворам вестники посланы, по деревням, селеньям. Награда немалая обещана – целых пять дукатов!
– Пять дукатов! – ахнул белобрысый Иоганн. – Мы и за полгода столько не заработаем!
– Заработали бы, – Айльф вдруг нахмурился и с ненавистью сплюнул на дорогу. – Если бы лишние рты не кормить. А то стражникам на площади – дай, у ворот опять же – дай, аббату – дай… А он еще и людей послал – нас выгнать. Мало дали, что ли?
Корнелиус обернулся:
– Вообще ничего не давали. Не успели просто.
– А-а-а, тогда понятно, – атлет задумчиво почесал выбритый до синевы подбородок. – Как бы с нас и в верховьях не взяли. Тамошняя-то земля, она ведь тоже – чья-то!
– Да кому они вообще нужны, эти пустоши? – со смехом дернулась Альма. – Нет, ну, правда – кому?
Брат с нежностью прижал ее к себе и погладил:
– Э, не скажи, сестренка! Нынче нет земли без хозяина. Нет!
Айльф как в воду глядел: в верховьях реки, на пустоши, едва жонглеры успели развести костер, как к ним сразу же подошли двое, представившись слугами некоего барона фон дер Леха, и попросили плату за пользование землей и водой в размере дюжины серебряных монет, без собой правда разницы, чьих – мы, мол, ежели что, так сами на господских весах взвесим.
– Нет, ну надо же! – не выдержав, возмутился Готфрид. – Двенадцать грошей требуют! Да на любом постоялом дворе возьмут вполовину меньше!
– Может, и так, господин, – один из слуг – кривобокий, лет сорока – скривился. – Но ведь здесь-то вы не одни – и повозка,
– А откуда мы вообще знаем, кто ваш господин и чья эта земля?
– Сейчас воины прискачут – узнаете! Ага!
Вожников было напрягся, однако до воинов местного барона, слава богу, дело не дошло – за восемь кельнских серебряных грошей все-таки сговорились.
Слуги ушли, а Готфрид, усевшись к костру, продолжал бурчать – все же считал, что восемь грошей за такое гиблое место – много:
– Нет, вы только послушайте! Рыбу они нам разрешили ловить – да рыба тут сто лет не водилась, одни, прости, господи, жабы! А заработали-то мы – не очень… Эх! Нам бы пьес побольше…
– Хотя бы одну, но хорошую, – поддакнул Айльф. – Через две недели праздник – день святой Афры. С хорошей-то мистерией нам был разрешили где-нибудь на окраине выступить. А по праздникам и на окраине народу полно, тем более – в день святой Афры!
Быстро поужинали купленными в городе припасами – парной телятиной по полтора гроша за фунт, двумя большими жареными линями за два с половиной гроша, да хлебом, да с луком, да еще запили вином – ужин не так уж и дешево обошелся: землекопу, к примеру – почти что сутки за такое работать.
Вожников уснул вместе со всеми, под телегою – в повозке спала Альма и старик Корнелиус, остальные – вот так, на подстеленной мешковине, на травке. Да и неплохо – здесь, в Южной Германии, ночи стояли теплые, сухие.
Сразу уснув, Егор проснулся средь ночи от громкого кваканья лягушек и потом долго не мог уснуть, ворочался, пока, наконец, не провалился в звенящую черноту сна.
– Хватайте его, вот он!
Хозяин постоялого двора – чернобородый, с хищным оскалом, мужик – выхватил из-за пояса нож, позади маячили дюжие слуги с дубинками, а у ворот – четверо воинов в блестящих, надетых поверх кольчуг панцирях, с короткими алебардами и в круглых открытых шлемах. Хорошие доспехи – они везде в Европе во время Столетней войны подешевели в разы, теперь почти любой рыцарь мог себе позволить экипироваться как следует. Полный доспех – латы – еще формировался, еще – особенно в Германии и восточных землях – в цене были кольчуги… такие, как на этих. Черт! Еще один! С арбалетом!
Солнце вроде было, жара летняя… и вдруг – дождь… капли дождя, хмурое осеннее небо. А вот уже – снег: падает и тут же тает, а под ногами чавкает жирная грязь.
– А ну-ка, парень, нож брось!
Это они ему, Егору… Князю великому!!! А им до черта, что князь.
– Теперь руки вытяни… ага…
Вот и веревки. Схватили, связали – довольные все, щурятся… еще бы, деньгу от Вандервельде срубили нехилую. Вон он, гад голландский стоит, ухмыляется, бацинет под мышкой держит, сука! А солнце-то, солнце – садится пожаром… режет глаза! Господи… Это же не солнце! Огонь! Лижет, лижет лицо… плавит кости, и кровь уже в жилах кипит! Костер! Аутодафе! Рядом так же пылает Ян Гус – не ко времени реформатор… Боже! Боже! Горячо! Больно-то ка-ак! А-а-а-а!!!