Ватажники атамана Галани
Шрифт:
Широкие людные улицы вскоре кончились. Мимо потянулись глухие заборы по обеим сторонам узких переулков. Злобно брехали цепные псы.
Вдруг солдат насторожился. Невдалеке мелькнули быстрые почти бесшумные тени. Он усадил меня на завалинку, пробурчал что-то, и, сняв фузею с плеча, скрылся в темноте. Через некоторое время, словно из другого мира, до меня долетел звук выстрела и мучительный крик умирающего человека. Ещё через бесконечно долгое время надо мной наклонился коренастый мужик державший в руке топор, и имевший явное намерение зарубить меня. Но его остановил
— Обожди Осип. Это ж наш Васька Дьяк.
— И верно, — произнёс Осип, убрав занесённый топор. — Эка его разукрасили. Значит, знатно бился. Эй, Васька, ты меня слышишь? — Он помахал перед моим лицом рукой.
Я его слышал, но словно во сне, с трудом осознавая происходящее.
— Похоже по голове стукнули, — заключил казак. — Бросим его. Самим бы ноги унести.
— Нет, — отрезала атаманша. — Дунька Казанская своих в беде не бросает. Берите его под руки.
Я застонал, мысленно проклиная разбойницу за дурацкое благородство.
Двое ушкуйников подхватили меня и потащили к освещённым пламенем пожаров стенам Белого города. По дороге мне удалось незаметно выкинуть царскую бумагу, свидетельствующую о том, что я никакой ни разбойник Васька Дьяк, а тайный подсыл.
Очень скоро мы были у Кабацких ворот, где Галаня и ещё полсотни казаков, с ног до головы покрытые пылью и кровью, яростно бились с преградившими им путь к спасению драгунами.
Драгуны храбро отбивали атаки. Но из тёмных переулков появлялись всё новые и новые разбойники и тут же вступали в бой.
Наконец Галаня прорвался к офицеру и зарубил его своим ятаганом. Бой сразу утих, стороны разошлись, готовые, однако, в любой момент вновь броситься друг на друга.
— Уходите! — закричал атаман драгунам. — Вам незачем здесь умирать! Вот! Берите! Подели-те меж собой!
Галаня кинул драгунам туго набитый кошелёк. Те переглянулись, кивнули головами и отступили. Ушкуйники с радостным воплем распахнули створки ворот и подняли решётки. Путь к спасению был открыт.
Пока в Астрахани шли уличные бои, два шкоута, направлялись со своей стоянки в Ярковской гавани к Заячьему острову. Огней не зажигали, и один из них в темноте перевернул посреди реки какую то лодку. Когда вытащили из воды людей, оказалось, что это галанинские братки, те, что сумели ускользнуть из ловушки в посаде. Их тут же побросали в трюм и заковали в цепи.
Тем временем разбуженные казаки столпились на песчаном берегу острова, глядя на зарево пожаров. Никто не знал что происходит, но все понимали, что случилось что-то ужасное. Они в заворожённом оцепенении глазели на взметавшиеся над стенами города языки пламени, пока из темноты не возникла лодка, а в ней человек десять из тех, что утром уехали в город.
На берег выскочил десятник Иван Бобров.
— Что там за чертовщина? — бросился к нему Лёшка Кортнев.
— Волынский предал нас, — ответил тот. — Солдаты хватают всех подряд. Галаня наверняка уже в кандалах в остроге. Мы едва унесли в ноги. Скоро они и сюда доберутся!
— Смотрите! — испуганным голосом воскликнул один из казаков, указывая на реку.
Там из темноты выплыли угрожающие силуэты военных кораблей и принялись разворачиваться, чтобы дать бортовой залп. Казаки, сообразив, что сейчас по ним начнут стрелять из пушек, бросились врассыпную. Многие побежали на другую сторону острова, чтобы попытаться спастись вплавь.
На месте остались только Лёшка Кортнев и Иван Бобров. Есаул, размахивал пистолетом и бешено матерился, пытаясь остановить панику. Громыхнул первый залп. Зарево освятило корабли. Двенадцатифунтовые ядра с протяжным воем понеслись над водой. Одно из них угодило прямо в Ивана Боброва, тело которого в мгновение ока разлетелось на куски. Остальные обрушились на струги, пробивая их борта и снося мачты.
Пушки шлюпов утюжили остров целый час. Все струги были разбиты ещё первыми залпами. Человек двадцать разбойников погибло. Но за это время Лёшке Кортневу с помощью убеждений и угроз, которые он без раздумья приводил в исполнение, удалось организовать казаков для встречи десанта.
Гришка Осипов, командуя полусотней человек, под ураганным огнём, вытащил из-под обломков атаманского струга «Толстуху» и поставил её на лафет. Так же смогли наладить чудом уцелевшую мортирную батарею.
Небо на востоке начало сереть. От военных судов отделились шесть шлюпок наполненных солдатами. Гришка принялся тщательно наводить пушку, бормоча что-то невнятное себе под нос.
— Только бы не промазать, — сказал он и поднёс фитиль к запалу.
Огненный столб вырвался вперёд саженей на двадцать. Ядро «толстухи» попало в одну из лодок, превратив в кровавое месиво почти всех сидевших в ней солдат.
На шкоутах были так потрясены этим выстрелом, что канонада на некоторое время стихла. Однако, очухавшись, капитаны закричали своим канонирам, чтобы те немедленно уничтожили чудовищную пушку. Канониры были полностью единодушны со своим начальством в этом желании, поэтому проявили максимум усердия, наводя орудия.
— Ты бы Гриша по кораблям лучше стрелял, — сказал Лёшка Кортнев.
— Корабли я парой выстрелов на дно не пущу, а вот десант…, — ответил бывший канонир Новгородского полка.
Договорить он не успел. Прямое попадание разбило лафет «Толстухи». Ствол гигантской пушки резко развернулся и размозжил голову ему, Лёшке Котрневу и ещё двум казакам.
На приближавшихся шлюпках грянуло громогласное «ура». Солдаты начали выпрыгивать в воду, подняв ружья казённой частью вверх, чтобы не замочить порох.
Капитаны шкоутов увидели в свои подзорные трубы, как берег окутался плотным пороховым дымом, и огонь мортирной батареи выкосил часть наступавших. Правда многие гранаты попали в воду и не взорвались. Выбравшись на песок, солдаты сомкнули ряды и дали залп в нестройную толпу бросившихся в атаку казаков.
Бой продолжался долго. Разбойники поняв, что с острова им не уйти, рубились с яростью смертников. Солдаты один за другим валились на покрасневший от крови прибрежный песок. Шаг за шагом ушкуйники теснили десант обратно в воду. Поражение его, казалось, было неизбежно.