Ватажники атамана Галани
Шрифт:
Вечером казаки сели в кружок думать думу, как им лучше подступиться с подарками к астраханскому губернатору Артемию Волынскому. Задачку решил Лёшка Кортнев.
— У меня в Астрахани живёт кум, — сказал он. — Служит счетоводом у одного армянина. Армяне же заправляют там чуть ли не всей торговлей. Даже воевода вынужден с ними считаться. Купец этот, как водиться, алчен до скупердяйства и жалование куму платит такое, что едва хватает не загнуться с голодухи. Семья же у него большая, четверо детишек. Потому лишний рубль никогда не лишний. Он сведёт нас со своим хозяином, а тот
Атаманы план действий одобрили. Лёшку снарядили в Астрахань. Вручили ему изящный ларчик турецкой работы, на содержимое которого можно было купить небольшое поместье с деревенькой и сотней душ крепостных.
Кум Лёшки быстро договорился со своим хозяином. Хитрый торгаш смекнул, какими барышами тут пахнет и согласился заключить с казаками договорённость, по которой он уговаривает воеводу Волынского на недельку ослепнуть и не замечать, что Галаня с братками гуляет в городе. В качестве ответной любезности, те должны были отдавать армянским купцам всяческое предпочтение в торговых делах. Ударили по рукам, и на воеводский двор был послан слуга, с просьбой об аудиенции по срочному и важному делу.
Воевода Волынский тоже не лаптем щи хлебал. Шпионы ещё накануне донесли ему, что на острове Четыре Бугра обосновался воровской атаман Галаня, вернувшийся из Персии с великими богатствами. Служба предписывала Волынскому немедленно отрядить воинскую команду для поимки оного атамана, но внутренний голос возражал. Не беги, говорил, поперёк оглобли, кабы ноги не переломать. Казачков тех не одна сотня будет и все свирепые аки звери лесные. Как бы они солдат твоих, которым зазря тоже помирать не охота, в бегство не обратили. Во позору то будет. А может и того хуже, солдаты сами к казакам переметнуться, как было во время Астраханского бунта. Его же воеводу Волынского, за все несправедливости им учинённые, вздёрнут на крепостной стене.
Армянский купец говорил долго и цветисто. Будто бы пришёл из-за моря богатый караван. Хозяин того каравана, старый его приятель, хочет остановиться на острове вблизи Астрахани и вести там торговлю. В знак признательности сей купец просит принять чудный ларец чёрного дерева, сработанный лучшими мастерами Константинополя.
Волынский на мгновенье приоткрыл крышку ларца и, оставшись доволен его содержимым, дал своё высочайшее соизволение.
Перед тем как плыть в Астрахань, Галаня напутствовал нас. Воровства и членовредительства местным не чинить. Кто будет замечен в этом, держать тому ответ перед самим атаманом. И кара буяну будет суровая, несмотря ни на какие прошлые заслуги.
Город Астрахань расположен на острове Долгом. Издалека он выглядит очень красиво. Над островерхими башнями кремля, стоящего на холме за бойкими, заполненными судами пристанями, возвышается множество куполов каменных и деревянных церквей. К кремлю пристроены стены Белого города. Астрахань хорошо защищена от нападения врага. На стенах стоит около пятисот пушек. Губернатор имеет в своём распоряжении сильный гарнизон и военные корабли стоящие в Ярковской гавани.
В городе живёт множество иноземных купцов, в особенности армян, персов, бухарцев и индусов. А вокруг, в степи, обитают многочисленные кочевые орды ногайцев и калмыков.
Рыбные угодья здесь богаты осетром и белугой, которая вырастает порой до невиданных размеров. Соль со здешних солончаков расходиться по всей России. Зато хлеб, несмотря на обилие пахотных земель, как и в Саратове, никто не сеет, из-за постоянной угрозы нападения степняков. Его привозят сплавные караваны из Нижнего.
Мы устроили стан на Заячем острове в получасе плаванья на лодке от Астрахани. Галаня велел нам с Мишкой Баламутом сосчитать всех казаков и разделить их на две равные части, которые тут же окрестили «гулящими сотнями», хотя людей в той и в другой было не менее двухсот. Каждая «сотня» гуляла в городе посменно один день и одну ночь. Всего Галаня хотел пробыть в Астрахани шесть дней.
Мы с Мишкой записались в первую «гулящую сотню» и в тот же день отправились в город. Сойдя с лодок, под любопытствующие взгляды зевак, казаки разбрелись по Астрахани.
Атаман велел своим браткам быть паиньками и они были паиньками: местных не задирали, гуляли хоть и шумно, но не безобразничали. Чинно жрали канновку, играли в кости и карты и даже если проигрывались в драку не лезли.
Астраханские портные и сапожники озолотились. Казаки скупали самое дорогое платье как русское, так и иноземное, обувались в сафьяновые сапожки и туфли с серебряными пряжками. За всё платили не жилясь, сколько попросят.
Мы с Мишкой Баламутом тоже принарядились. Мишка оделся как настоящий франт, в европейское платье с кружевами. У сапожника купил замшевые ботфорты. Он чисто выбрился, надел закрученный парик, приобрёл изящную тросточку и даже не поскупился на дорогие карманные часы. После чего Мишка стал сам на себя не похож. Ни холоп ни разбойник, а самый настоящий галантный кавалер, на которого встречные барышни бросали нежные взгляды и вздыхали вслед. Ходил он важно, разговаривал красиво, даже не матерился.
Я же оделся более обычно для воровского казака, в алую парчовую рубаху с галуном, кафтан из самого лучшего сукна и сафьяновые сапожки.
Принарядившись, мы отправились искать подходящий трактир, где и жрачка вкусна и девки пригожи. Нашли таковой за стенами Белого города, недалеко от Исадных ворот. Там упились до бесчувствия. Проснулись мы на улице, в одних подштанниках. Башка трещала, глаза лезли из орбит.
— Ты помнишь, что было? — спросил я Мишку.
— Не-а.
— Я тоже.
— Нас что ограбили?
— Не знаю. Идём разберёмся.
Мы ворвались в трактир грязным провонявшим перегаром вихрем. Мишка схватил трактирщика за грудки и, вытащив из-за стойки, задал ему прямой и понятный вопрос, отчего мы, два почтенных господина, при деньгах, валялись в одном исподнем на улице, как два голодранца. Тот, заикаясь от страха, сказал, что никто нас не грабил. Загуляли мы вчера без оглядки. Пили, ели и угощали всех, кто был в трактире. Непотребным девкам серебра отсыпали, чтобы те плясали на столах нагишом. Когда деньги кончились, пропили одёжку, трость и часы. А когда начали буянить, требуя, налить вина в долг, нас из трактира и выставили.