Ватажники атамана Галани
Шрифт:
Галаня созвал ватагу на совет и разъяснил наше положение. Город необходимо было взять за самое короткое время, иначе придётся сражаться с войском в несколько раз превосходящим по численности, или уходить с пустыми руками. Позвали Данилу Долгова.
— Посоветуй купец, как нам одолеть эти стены, — сказал ему Галаня. — Ты знаешь Шемаху лучше нас и наверняка имеешь на этот счёт свои соображения.
Данила ответил:
— Имею атаман. Стены города ветхие. Десять лет назад им уже пришлось пережить осаду орд Гаджи Давуда. В ней немало слабых мест, которым не устоять
Ночью Данила Долгов и канонир Гришка Осипов совершили опасную вылазку к стенам и, осмотрев их, наметили наиболее хлипкий на вид участок.
В эту ночь нам довелось поспать совсем недолго. До самого утра проклятые басурмане беспокоили нас. Пользуясь темнотой, они пробирались к нам в лагерь и перерезали глотки спящим казакам. Из-за этого мы все хоть и клевали носами, но спать боялись и утром чувствовали себя совершенно разбитыми. Персы, очевидно, этого и добивались.
Как только начало светать, мы принялись устанавливать «Толстуху». Первый же выстрел проделал в верхней части стены огромную брешь. Пушку остудили маслом и заново зарядили. После второго выстрела брешь увеличилась в два раза. Когда мы стали заряжать «Толстуху» в третий раз, шемаханцы предприняли отчаянную вылазку. Откуда не возьмись появились всадники. Они неслись на нас с неумолимой решимостью уничтожить страшную пушку или умереть.
Однако канонир Гришка Осипов был малый не робкого десятка и повидал в жизни и не такие страсти. Он спокойно велел развернуть «Толстуху». В чрево пушки набили несколько пудов картечи. Выстрел из гигантского орудия смёл персидскую конницу с лёгкостью урагана, сметающего забытых ребёнком во дворе оловянных солдатиков. Каким то чудом уцелел только офицер, возглавлявший атаку. Его конь остановился и в замешательстве топтался на месте. Галаня бросился вперёд и со всего размаха ударил коня кулаком в ухо. Животное, заржав, повалилось на землю. Вытащив турецкий ятаган Галаня одним ударом снёс персу голову, а затем принялся одного за другим добивать стонавших на земле раненых.
Когда рассеялся дым от восьмого выстрела «Толстухи», сотни разбойничьих глоток издали торжествующий рёв. Отрезок стены шириной в двадцать саженей превратился в груду камней. Через пролом, бряцая сталью, в город хлынула смерть.
Она неслась по улицам, хватая людей скрюченными руками и железными когтями вырывала у них души. Смерть была многолика. Она, визжа от удовольствия, гонялась за людьми верхом на маленьких свинцовых шариках, сверкала на острие палашей и сабель, хрустела вместе с крошащимися под ударами кистеней костями.
Люди не ждали пощады от смерти, а потому бились с ней, пока последний вздох со стоном не вырывался из их груди. С крыш кидали камни и лили кипящее масло. Смерть испуганно шарахалась в сторону. Но испуг тут же сменялся гневом и она, рыча как разъярённый зверь, бросалась вперёд, забирая с собой всех, кто вставал на её пути.
Дом за домом, улица за улицей, площадь за площадью становились вотчиной костлявой старухи, и она хозяйничала здесь с размахом барыни-самодурки находящей извращённое удовольствие в страдании людей. Она разъезжала по улицам на чумной огнедышащей кобыле, размахивая ржавой косой. Одних казнила, других миловала, и только ей было известно, чем провинились перед ней первые и угодили вторые.
Последним оплотом защитников стал дворец ширваншахов. В нём нашли убежище несколько тысяч человек. В основном старики женщины и дети. Измотанные остатки гарнизона и уцелевшие ополченцы готовились принять последний бой.
Казаки, со всех сторон окружили дворец. Он был неплохо укреплён и бой обещал быть долгим и жарким. Стрелки забрались на крыши домов и осыпали дворец градом пуль. Разгорячённые схваткой ушкуйники собирались немедленно броситься на приступ. Но Галаня, окинув взглядом своё изрядно поредевшее войско, удержал их.
— Хватит, други мои, кровь лить, — сказал он. — Тута и дипломатией можно. Волоките «Толстуху».
Стрелкам велели прекратить огонь. Напротив дворца поставили пушку.
— Васька, айда на переговоры, — сказал мне Галаня. — Будешь переводить, да смотри переводи точнее.
Атаман, размахивая палкой с привязанным к ней лоскутом белой ткани, пошёл к воротам дворца. Я следовал за ним.
— Стойте там гяуры, — раздался из-за ворот голос.
Я перевёл. Мы остановились.
— Говорите что нужно.
Галаня стал говорить:
— Вы славные воины и храбро сражались. Вам не в чем будет себя упрекнуть, если вы внемлите голосу разума и сложите оружие. В этом случае я заберу ваше золото, но оставлю вам жизнь.
Галаня настойчиво и терпеливо уговаривал персов сдаться, всё время хваля их храбрость и умение воевать. А в конце сурово предупредил:
— Если же не послушаетесь моего доброго слова, не сдадитесь, то видите ту пушку, — он указал на «Толстуху», которую как раз наводили на ворота. — Я велю палить из неё до тех пор, пока от этой хоромины не останется камня на камне. Долго ей супротив «Толстухи» не простоять.
Атаман блефовал. У нас оставалось всего пять или шесть ядер. А чтобы разрушить шахский дворец нужно было никак не меньше тридцати выстрелов. Об этом мне потом сказал Гришка Осипов.
Однако защитники Шемахи этого не знали, и змей искуситель уговорил таки их сложить оружие. Кнутом и пряником уговорил.
Персидский офицер, посовещавшись со своими, ответил:
— Хорошо гяур, мы сдадимся, если обещаешь, что твои люди не будут насиловать наших женщин. Иначе пусть лучше они умрут, и мы вместе с ними.
Галаня поклялся, что казаки женщин не тронут.
Ворота открылись и из них цепочкой потянулись измученные перепуганные люди. Солдаты, выходя, складывали оружие. Данила Долгов, закрыв лицо, чтобы не быть узнанным, стоял рядом с Галаней и указывал на городских толстосумов, которые, как он и говорил при первой встрече с атаманом, все без исключения были наряжены простолюдинами. Тех сразу хватали и тащили на сердечный разговор с катом Вакулой. А так как Вакула говорить не умел, вопросы задавал Лёшка Кортнев. Вернее один вопрос: