Ватерлиния (сборник)
Шрифт:
Без боли, без крика. Лишь закружилась голова, лишь несильно шатнуло меня, прежде чем обрушилось небо.
Ударило с размаха. И встало на место.
– Ну здравствуй, Искандер, – сказал господин Шелленграм. – Здравствуй, блудный сын.
Лейтенант Филипп Альвело сделал шаг назад, последний свой шаг. И сейчас же разведчик Северного Редута, бывший военный пилот Федерации Александр Шабан сделал шаг вперед.
– Вин… сент?!
Спадала шелуха. Сыпалось прошлое, хрустя осколками. Винсент Менигон улыбался, кривя угол рта.
– Узнал? Здравствуй, опасный тихоня.
– Здравствуй, ядовитый аспид…
Глава 2
Тридцатая годовщина основания Порт-Бьюно, помимо закладки тоннеля, гибели Хромца Гийома и скоротечной
В этом году объединенный космофлот Лиги демонстративно провел свои ежегодные маневры в совершенно никчемной точке ровно на полпути между Землей и Прокной. На Прокне злорадно молчали. Земля молчала тоже, однако с признанием независимости своего старого сырьевого придатка там не спешили. Прибывший точно в срок «Юкон» привез не только закупленное оборудование, но и группу контрактников, совсем как в старые добрые времена. Кульминация конфликта откладывалась, сгустившиеся тучи были задержаны чьей-то умелой рукой и, погромыхивая в отдалении, изнывали под бременем избыточной влаги. Мир, населенный людьми, работая и веселясь, творя и разрушая, в очередной раз завис в неустойчивом равновесии. Он к этому привык.
Вскоре после торжеств, посвященных присоединению к Лиге и повсеместно шумно отмеченных, Менигон обнаружил очередную пропажу. На этот раз с вездехода, припаркованного, как обычно, в подошве Порт-Бьюно, исчез не только аварийный НЗ – кто-то снял и, очевидно, украл всю систему воздухоочистки, от лучевого обеззараживателя до последней прокладки включительно. Пока Шабан, бегая от Позднякова к снабженцам, добывал новый очиститель, а Менигон бил морду диспетчеру вездеходного парка, по Порт-Бьюно прокатилась новость: две пары разведчиков отказались выехать на маршрут. Несмотря на то что все четверо работали в Редуте далеко не первый год, мотивировка их решения оказалась по-детски смехотворной: истечение срока контракта. У старожилов это вызвало лишь саркастические усмешки: большинство из них давно уже видело Землю разве что в розовых снах. Зато почти все разведчики были в сборе, и вольтерьянцы получили немедленную и шумную поддержку. Порт-Бьюно бурлил. Ни с того ни с сего возникали потасовки, шепотом обсуждались шансы саботажников на ренатурализацию; чаще всего высказывалось мнение, что шансы эти ничтожны и что бунтарям, подобно всем нормальным людям, придется удовлетвориться полуторным окладом и не вводить старожилов в соблазн. «Ишь, чего захотели! А если вот каждый так, а? Хотя, – многозначительно качали головой, – разведчики – это ребята, я тебе скажу, о-го-го! Не сахар ребята, да еще при оружии, да еще их человек пятьдесят… Я думаю, Живоглоту с ними так просто не справиться, верно?.. Молчу, молчу…»
Пока что шла торговля. Ни охранники Живоглота, ни желтые каски правительственной охраны не мозолили глаза сверх необходимого. Шли переговоры. Разведка временно приостановилась. Правительственный Совет счел необходимым посвятить проблеме специальное заседание.
Кому не сиделось на месте, так это Менигону. Будто его донимал зуд. Как потом выяснилось, прослонявшись без дела один день, крепко выпив и повздорив до потасовки с кем-то из бунтарей, он явился к Позднякову и заявил, что готов выехать на маршрут хоть сейчас, какие будут распоряжения? В Большой каньон? Годится. И на неделю? Прекрасно, только вот напарник мой, малыш этот… да-да, Шабан, именно Шабан – пусть он останется, зачем ему неприятности? Разведчики – люди грубые… Договорились?.. Поздняков едва не прослезился и, как уверял Менигон, даже удержался от высоких напутственных слов, только с чувством пожал на прощанье руку – здорово, видно, допекли человека.
– Вот еще, – сказал Шабан, выслушав. – Я с тобой. Мало тебе, что в прошлый раз один ездил?
– Мне-то не мало, – буркнул Менигон. – Тебе много будет. Если только побьют за штрейкбрехерство, считай, дешево отделался. Сиди тут и не очень высовывайся. Уяснил?
– Уяснил. – Шабан провел рукой по волосам, стряхнул с пальцев прилипший клок. – Вот черт, опять лезут… Отчего это, а?
– От натурализации, наверно, – объяснил Менигон. – Легенду знаешь?
– Это насчет того, что на Прокне лысеют лишь хорошие люди?
– Ее, родную. Веришь?
Шабан вздохнул.
– Приходится…
– А я не верю: видишь – не лысею никак.
– И неудивительно… А может, все-таки не от натурализации, а?
Менигон пожал плечами.
– Ну тогда от пыли. Или от сырости.
– Или от зубной пасты, – сказал Шабан. – Так когда мы едем?
Менигон посмотрел на него с интересом.
– Решил, значит?
– Решил.
– И не передумаешь?
Шабан помотал головой. Сзади подошла Лиза, молча прильнула, обняв за шею. Она уже умела немного говорить, но при Менигоне боялась даже дышать, если только не чувствовала кожей тепло своего бога и господина. Шабан блаженно закрыл глаза. Ехать ему уже никуда не хотелось.
– Собирайся, – хмуро сказал Менигон. – Смотри, не пожалей потом.
…Хижина была широкая и низкая, с просевшими от времени углами. Она стояла на краю неширокой долины в густой тени крутой и как-то особенно нахально выпирающей скалы; ее крыша была крыта гнутой рифленой жестью, в которой легко угадывалась наружная обшивка стандартных ангаров под флайдарты, только жесть давно уже не сияла, а была крашена в какой-то особенно тусклый цвет. Мало того, на крыше хижины неведомые хозяева зачем-то терпели землю и россыпь булыжников, уже изрядно затянутых рыжим лишайником. «Почему они не уберут эту дрянь?» – с недоумением подумал Шабан и вдруг понял, почему, и одобрительно хмыкнул. Он представил себя смотрящим вниз со стандартной высоты полета патрульной платформы – хм, даже с минимально возможной высоты полета над горным рельефом хижина выглядела бы не хижиной и не ангаром, а просто ничем – бугорком, на котором не остановится взгляд. Чтобы увидеть, нужно сесть, а сесть тут негде: вокруг какие-то развалины, растрескавшиеся фундаменты, бренные руины времен Второго Нашествия, если не Первого. Археология.
Шабан был рад и этому. Они шли уже второй день – без пищи, без связи, без сигнального буя, без сна. Без батарей «ишаков», вычерпанных до дна на перевалах, без отдыха, с единственной надеждой: выйти на равнину и ждать, что их рано или поздно заметят с воздуха. Или не заметят. А может быть, заметят слишком поздно: равнина не горы, и в отработанных дыхательных фильтрах недолго ждать пятнистой горячки.
Нельзя было оставлять сигнальный буй в вездеходе. Равно как и нельзя было оставлять вездеход в Большом каньоне, зря Менигон не послушал. Непростительная беспечность. Ищи теперь этот вездеход на равнине под наносами: судя по гулу и ошметкам грязи на скалах, первый вал селя был высотой едва ли не в половину стены Порт-Бьюно.
И ведь знали, что в Большом каньоне селеопасно! И ведь не без оснований предполагали, что в горах недавно прошел аммиачный дождь!
– Хозяев, кажется, нет, – сказал Менигон, сопя обмороженным носом. – Подождем, спешить некуда.
– Мистика какая-то, – сказал Шабан, оглядываясь. – Никогда бы не подумал, что в Редуте кто-то живет вне Порт-Бьюно и поселков. Я бы так не смог. Кто эти отшельники?
– Хорошие люди. А насчет «не смог бы» – не зарекайся.
Пока Шабан раздумывал, как это понимать, Менигон уже стучал в дверь – три удара, потом еще четыре. Ответа не было. Внутри оказалось темно, и пока глаза привыкали к сумраку, Шабан чувствовал себя неуверенно. Он мысленно сравнил себя с зондом, просунутым в неведомый и чуждый человеку организм, и нашел сравнение довольно точным.