Ватиканские Народные Сказки
Шрифт:
Папа Амабилий ХХХ – изобретатель целибата
Однажды к одной знатной даме, жене архиепископа, пришёл в гости папа Амабилий XXX. Следует сказать, что в те далёкие благословенные времена целибат – обет безбрачия – не был ещё открыт, и ватиканские клирики вовсю наслаждались благами семейной жизни.
Папа Амабилий любил захаживать в гости к своим подчинённым, да вот незадача, всё-то их дома не оказывалось: то на работе были, то на рыбалке, а то вообще в магазин пошли и уже третий час не возвращались. Папа был статен и крайне хорош собой, и едва ли какая клерикальная жена, которую он заставал тогда дома одну, могла отказать себе в удовольствии скоротать с ним время в приятной беседе.
Вот и сейчас жена архиепископа, с сожалением сказав, что мужа нет дома, тем не менее пригласила любезного папу на партию в шахматы. Игра оказалась настолько напряжённой, что даже служанки на кухне с завистью вздыхали, кручинясь, что не дал Бог им в мужья хотя бы завалящего нунция; β а сторож у ворот – отставной
Но как только Амабилий поставил жене архиепископа мат, неожиданно в окно ввалился сам архиепископ. Был он зело пьян, и вместо того чтобы, как порядочный архиепископ, войти сначала в ворота, а затем во все двери, он, нарушая все законы ватиканской физики, сразу вошёл в окно III этажа. Нарушив один закон, он не остановился перед нарушением второго: видя, что его жене поставили мат, он, не считаясь ни с какой спортивной этикой, схватил победителя за причинные места и тут же сделал их беспричинными…
После этого случая папа Амабилий XXX перестал ходить в гости, стал больше времени проводить в ватиканской библиотеке им. Абеляра, (и писать стихи, в которых воспевал все радости платонической любви. Переменив свой образ жизни, папа решил и другим помочь на пути духовного совершенствования. Уединившись в своей лаборатории, он через неделю усердных трудов и смелых опытов вышел оттуда с изобретённым им целибатом.
IV
Через месяц своего путешествия сказочник решил, что не стоит ограничивать себя пределами Ватиканской империи, и направился на Восток. Долго ли, коротко ли, но вот, пришёл он к крепости Конкордия, располагавшейся на старой ватикано-византийской границе. Он вдруг вспомнил эпизод из своей давно прошедшей молодости, связанный с этой крепостью: как он тогда прочитал в газете «Истинные ватиканские новости», что доблестью ватиканского оружия и искусностью ватиканской дипломатии граница славной и необоримой Ватиканской державы передвинулась. Но куда она передвинулась, какие населённые пункты были заняты – об этом не сообщалось. Теперь сказочник на месте нашёл ответы на все вопросы…
Рано поутру, сидя в тени чинары и разбирая причудливую вязь византийской речи, сказочник услышал, как один такой же, как и он, уснеженный сединами старец рассказывал о тех далёких событиях сказку:
О посрамлении коварного византийского посла
Однажды в Ватикан, ко двору святейшего, непогрешимого, наимудрейшего и раба последних негоднейших рабов папы Иоанна XLVIII прибыл византийский посол. Как и все византийцы, был он хитрым, льстивым, изворотливым, вероломным, ткал интриги так же ловко и умело, как лионские ткачи ткут свои гобелены, из уст своих источал мёд, обращавшийся впоследствии в смертельный яд. Как рассказывали люди осведомлённые, он в своё время перехитрил дьявола, а при желании мог провести самого святого Петра, чтобы проникнуть в заповедный Сад! А ватиканские старожилы добавляли, что давно не видали таких хитрых послов. (
И вот, сей посол прибыл к священному престолу вести переговоры о передаче византийцам высокогорной крепости Конкордии на южной границе необъятных земель Ватикана. Восточная империя склонна была называть это возвратом, но как такое возможно! Если крепость перешла к превосходному и благочестивому Ватикану по промыслу Божьему, то только по попущению Его она может быть захвачена Византией. (
И вот, предстал посол восточного императора пред собранием кардиналов, епископов, прелатов, нунциев и самого наисмиреннейшего, превосходнейшего, пресвятейшего папы. И начал говорить он речи свои хитросплетённые, мудрёные. И тогда, чтобы не поддаться соблазну словес его, вперёд выступает епископ Иннокентий. И говорит он послу: «Не для того собралось тут столько святейших мужей, чтобы смущал ты их речами богопротивными!» Лицемерный византиец стал оправдываться, что, мол, это обыкновенная, даже в чём-то рутинная, дипломатическая практика, но в ком из собравшихся была хоть толика веры его словам! «Негоже доле отравлять умы наши чумой уст твоих!» – воскликнул тогда непоколебимый Иннокентий, и, подбежав к вероломному послу, изгнал своим посохом нечистую силу из тела его. Посол, держась за ушибленные места, удалился из собрания.
Через несколько дней византийское посольство ни с чем возвратилось к себе… в Конкордию.
V
Один византийский крестьянин сказал сказочнику, что если тот не видел Константинополя, то он не видел мира – ведь в одном этом городе сосредоточилась вся Вселенная! Сказочнику ничего не оставалось, как направиться прямиком в столицу Восточной империи.
В Константинополе, в театре Диониса он услышал трагедию Еврифокла. (Сказочник всецело принадлежал к западной, ватиканской культуре и едва ли мог понять морфологию этой драмы, но, будучи аккуратным, как все ватиканцы, он пунктуально сохранил в памяти, а затем и записал всё, что услышал. А сказка то была или нет, уже не имело для него особого значения.
Византийская трапеза
Пролог
Коль властью ты прельстился
И злодеянье совершить
Готов ты ради трона,
И суверена кровь пролить,
Не потерпев урона,
Пусть раньше попадётся
В твои глаза сей скромный труд.
Надеюсь планы мерзкие
Тотчас умрут…
Вместо тебя.
Парод
Константинополь в зарю одевался,
Солнце входило в дворцы и лачуги,
Форумы вмиг суетой наполнялись,
В улицы-вены народ изливался.
Зёв подавляя, в синклит шёл сенатор.
А у эмпорьев толпились навклиры.
И стратиотов шла тагма по Месе,
Путь направляя в восточные фемы.
А у Галаты дромоны стояли —
Слава и мощь Византийской державы —
Огнь мидийский готовые вылить
На моноксилы гостей нежеланных.
Звон в эргастериях с улиц был слышен.
И бык догорал неудачником греком.
I Эписодий
Пригласил муж благородный,
Что проэдром был синклита,
Двух друзей, высоких рангом,
На фиал вина с Родоса.
Первый был друнгарий виглы,
А второй – магистр оффиций.
Оба были родом славны
И севаст (к ним благоволил.
Сигму (заняв, кубки взяли —
И вино лилось рекою.
Вместе с ним лилась беседа,
С каждой чашей всё вольнее.
В час урочный наш хозяин
(Звался он Феофилактом,
Родом был из Кесарии).
Осторожно мысль озвучил:
«Император всем хорош наш —
Бел лицом, румян щеками,
Только есть один изъян в нём —
говорит как иудей он,
«р» произнося фальшиво.
Да ещё вот незадача:
Эфиопы из Аксума
Захватили весь Египет».
Поддержал его друнгарий —
Мокий, уроженец Тарса:
«Император наш, о боги,
Благосклонен, вот, к венетам.
Мне же по сердцу прасины.
Да к тому же некий варвар
Разорил уж пол-Эллады».
Наконец вступил магистр,
Славной Смирны уроженец.
(Осторожность подсказала
Выступить ему последним).
«Я, Флегонт, вам заявляю:
Император наш прекрасен —
Ходит он с осанкой гордой,
Речи говорит умело.
Был бы я ему так предан,
Если б не одна формальность:
Мы с Армении налогов
Уж давно не получаем:
Вследствие войны последней
Край под властью шахиншаха.
Но уж если откровенный
Разговор идёт, о други,
То совсем я недоволен,
Что стою от трона слева,
Хотя должен быть правее».
I Стасима
Вот и амфора
Опустошена.
План созрел у «триумвиров» —
Взять севастову порфиру,
Свергнуть кесаря долой
Иль проститься с головой.
II Эписодий
Но тотчас неумолимо
Встал вопрос: «А кто же будет,
Троном обладать вакантным?
Все хотели государство
Вознести к вершинам славы.
Вновь заговорил проэдр:
«Коль была моя идея
Может, мне и стать владыкой?
Впрочем, всё ещё обсудим».
Тут восстал друнгарий Мокий,
Взвился пылкий киликиец,
Очень власть его прельстила.
Но однако ж спохватился,
Обуздал свои порывы,
Скрыл свои улыбкой мысли —
Уж давно в столице жил он.
«Ну конечно ж, всё обсудим, —
Вкрадчиво Флегонт вступил тут, —
А пока наполним кубки,
Ни к чему сейчас волненье».
II Стасима
Ещё амфора
Выпита до дна
Гелиос пó небу мчит колесницу,
В пределы Зефира (свой путь направляя.
Коварный Дионис, простёрши десницу,
Ввергает в погибель, умы отравляя.
III Эписодий
Третьей амфоры настало
Время жертвою пасть Вакха.
Среди планов грандиозных
Кронос (мчится незаметно.
Вдруг, живот рукой схвативши,
С ложа вскакивает Мокий.
Вон из пиршественной залы
В атрий (бег свой направляет.
Яд из жаб и саламандр,
С медной зеленью и ртутью,
Сделал своё дело быстро,
Душу передав Танату.
(Фолиант Диоскурида
Многие тогда имели).
«О, завистливые боги!
О, жестокая судьбина!» —
Возопил Флегонт тотчас же, —
«Величайшая утрата!..
Кстати, часом, не заметил,
Как наш Мокий торопился,
Жадно пищу поглощая?
Видно, заворот кишечный
Приключился с нашим другом».
Не успев сказать всё это,
Он в конвульсиях забился,
И, лицом побагровевши,
Выкатил глаза наружу.
А из-под него на ложе
Шипя, змейка выползала.
(Очень интересовался
Наш проэдр всяким гадом,
И в саду Феофилакта
Серпентарий находился.
Очевидно, раб-садовник,
Ох, рассеянный он малый!
У змеиного притона
Дверь оставил незакрытой.
Так Феофилакт, проэдр,
Волею богов бессмертных,
Двух друзей лишился разом.
(Было это всё, конечно,
Для него большим сюрпризом. )
Но когда в главе своей он
Уж монодию (составил,
Пред собой узрел, о Фобос!
Мокия, прям из Гадеса.
Тот не даром был друнгарий,
Схол (дворцовых командиром,
Был здоров, как все гвардейцы.
И, извергнув яд, он выжил.
Меч из ножен вынимая,
Мокий быстро приближался.
И, в чём дело, понимая,
Наш проэдр заметался.
Но, сноровкой обладая,
Мокий всё ж настиг проэдра.
И от уха до гортани
Разрубил Феофилакта.
Кровью зала обагрилась,
И друнгарий, ослабевший
От отравы изверженья,
Неуверенной стопою
Прочь пытался удалиться.
Но в крови Феофилакта —
Деле рук своих нечистых —
Он нашёл свою погибель,
Ибо Мокий поскользнулся,
Неудачно подвернулся,
Меч в руках ещё сжимая,
Пал на лезвие всем телом.