Ватсьяянана, или Юность автора Кама-сутры
Шрифт:
Выбрав затем две подушки, Шриядеви подсунула плоскую себе под спину, а на высокую возлёгла головой. Левую ногу она положила на правое плечо опустившегося на колени Ватсьяяны, а правую свободно вытянула на постели. Устроившись подобным образом, Шриядеви ухватила лингам возлюбленного и ввёла его в свою йони.
– Действуй, – сказала она, – посмотрим, какой ты работник.
Ватсьяяна стал наносить удары, сначала слабые, потом всё сильней и сильней. Шриядеви, полузакрыв глаза, отвечала на них тихими стонами. Постепенно она пришла в такое возбуждение, что принялась попеременно закидывать ему на плечо то одну свою ногу, то другую, выпрямляя их затем и вращая при этом бёдрами. От этих замысловатых движений наслаждение, испытанное обоими, оказалось особенно сильным и изысканным. Таким образом довели они друг друга до сладостных содроганий и, обнявшись, прилегли отдохнуть.
– Молодец! – похвалила Шриядеви, – теперь я знаю, что тебе многое по силам: тот, кому удалось с первого раза «расщепить бамбук», не спасует и перед более трудной работой.
Она кликнула служанку и велела подать на подносе фрукты с манговым вином, в которое была примешана настойка перца чаба и лакрицы. Этого оказалось достаточно, чтобы быстро вернуть им утраченные силы. Тут Шриядеви стала вновь заигрывать с лингамом. А когда тот восстал для битвы, она, приняв его в своё лоно, уселась на животе Ватсьяяны и начала грациозно двигать бёдрами. Раскачиваясь всем своим гибким станом, Шриядеви то откидывалась далеко назад, то, покрыв лицо возлюбленного душистыми волосами, прижималась к самой его груди и, страстно дыша, шептала на ухо:
– Теперь ты знаешь, что значит оказаться снизу. Прежде я была твоей пленницей, и ты делал со мной всё, что хотел, утомив меня. Теперь ты в моей власти, и я буду делать с тобой всё, что мне хочется.
И она задорно отвечала ударом на каждый его удар, с бесстыдной откровенностью подзадоривая и подразнивая любовника, словно, и в самом деле была мужчиной. Своими горячими речами и страстными телодвижениями она довела Ватсьяяну до неистовства. Спустя недолгое время они вместе вкусили несказанное блаженство и, лишённые всяких сил, упали на ложе.
– Если бы ты не был брахмачарином, – промолвила Шриядеви, – я бы не отпустила тебя раньше рассвета, но, боюсь, это нанесёт непоправимый урон твоим учёным занятиям. Отправляйся теперь домой и постарайся хорошенько выспаться. Однако завтра ночью вновь приходи ко мне той же дорогой, и мы продолжим с того самого места, на котором остановились сейчас.
Ни к чему говорить, что планы Шриядеви полностью и во всём совпадали с желаниями самого Ватсьяяны, но, увы, – ни тем, ни другим не дано было осуществиться. В ту минуту, когда сын Самудрадатты осторожно пробирался через окно в свою комнату, дверь её внезапно распахнулась, и он увидел перед собой рассерженное лицо жены наставника.
– Итак, голубчик, – воскликнула Мандаравати, – потрудись сообщить мне, где ты был.
– Вы только не подумайте ничего дурного, госпожа, – отвечал напуганный Ватсьяяна. – Чувство голода не давало мне спать, и я хотел раздобыть себе хоть немного хлеба.
Однако провести жену брахмана было нелегко.
– Немного хлеба? – переспросила она сердито. – Негодный обманщик! Ты говоришь о муках голода, когда от тебя на целую данду несёт дорогим вином, возбуждающими снадобьями и непотребными женщинами! Хочешь, чтобы я позвала мужа, и он сам нашёл на твоём теле следы их нечистых ласк?
Эта угроза совершенно лишила Ватсьяяну мужества. Пав перед Мандаравати на колени, он со слезами стал умолять её о снисхождении. Право, твердил он, вина его заключается лишь в том, что, поддавшись нечистым мыслям, он не устоял перед искушением. Но теперь, осознав всю глубину падения, он будет вести строгую жизнь, подобающую ученику такого святого человека, как Харидатта.
– Святого человека? – произнесла Мандаравати с усмешкой. – Оставь в покое моего супруга и подумай лучше о своём отце! Каково будет этому достойному мужу узнать, о твоём скандальном изгнании?
– Он не перенесёт моего позора! – прошептал в искреннем раскаянии Ватсьяяна. – Умоляю вас, госпожа, ради моего отца сохраните эту историю в тайне. А я буду вечно молить богов о вашем драгоценном здоровье.
– Хорошо, – смягчилась Мандаравати. – На этот раз я промолчу. Но знай, что с сегодняшнего дня ты находишься под моим неусыпным надзором.
С этими словами хозяйка удалилась, оставив несчастного ученика в чрезвычайно подавленном состоянии духа.
В последующие дни Ватсьяяне пришлось забыть о ночных похождениях. С Чандрикой он виделся только мельком, о том же, чтобы вновь отправиться к Шриядеви не приходилось даже мечтать. И вот в то время, когда будущее рисовалось Ватсьяяне в весьма мрачных тонах, в его судьбе произошла новая неожиданная перемена. Всё началось с письма, полученного Харидаттой от его старшей дочери. Женщина эта уже давно вышла замуж и проживала в деревне довольно далеко от города. Её младшему сыну должно было вскоре исполниться три года, и она звала отца для совершения над ним обряда гудакармы. Старый брахман засобирался в дорогу. Он должен был отсутствовать не менее трёх дней, так что у Ватсьяяны нежданно-негаданно образовались небольшие каникулы. Возликовав душой, он надеялся использовать ниспосланное судьбой время на возобновление связи с Чандрикой, однако в последний момент старик по просьбе жены решил взять младшую дочь с собой. Вместе с ними отправилось несколько слуг и служанок. Большой дом наполовину опустел. Всё это оказалось весьма удобным для завязывания нового любовного приключения. Утром Мандаравати встретила Ватсьяяну возле ворот и спросила, куда он направляется.
– Разве госпожа не знает? – удивился юноша. – Закон предписывает мне побираться. Если я с утра не обойду с чашей город, то буду иметь на обед одну только колодезную воду.
– Мой муж всегда отличался чрезмерной приверженностью к старинным обычаям, – возразила Мандаравати. – Добро бы мы были нищими, но слава богам, дом наш – полная чаша. Лишняя горсточка риса нас не обременит. К тому же твои занятия на время прекратились, и ты можешь пока забыть об обязанностях ученика.
В результате Ватсьяяна остался дома и не прогадал. Хозяйка не ограничилась горсточкой риса, но в придачу к ней прислала ещё масла и сладких пшеничных лепёшек, замешанных на патоке. Уже давно наш герой не имел такого обильного и изысканного обеда.
Дальше – больше! Ближе к вечеру Мандаравати позвала Ватсьяяну в свою светёлку и попросила помочь ей перемотать шерсть. Интимная обстановка и сам характер их занятия (Ватсьяяна сидел с широко раздвинутыми руками, а Мандаравати сматывала с них нитки в клубки) весьма располагали к непринуждённой беседе.
– Давно хотела узнать у тебя, красавчик, – спросила жена брахмана, – скольким женщинам в нашем городе ты уже успел разбить сердце? Думаю, их было немало.
– Вы шутите, госпожа, – попытался разубедить хозяйку юноша. – Брахмачарину не подобает помышлять о женщинах; к тому же у меня нет необходимого досуга, ведь всё моё время без остатка отдано изучению вед и душеспасительным размышлениям.
– Значит, все твои помыслы обращены к божественным предметам? – спросила Мандаравати, пряча в черных живых глазах улыбку.
– Иначе, зачем бы я приехал в этот город?
– Скажи тогда, дружок, – усмехнулась хозяйка, – какая небесная апсара исцарапала тебе всю спину?
– Откуда вы об этом узнали, госпожа? – изумился Ватсьяяна.
– Всё очень просто, – без тени смущения объяснила Мандаравати, – я подсматривала за тобой, когда ты совершал омовение. Чему ты так удивляешься? Разве тебе самому не приходилось прятаться в прибрежных зарослях, наблюдая за купанием девушек? А ведь женщины слеплены из того же теста, что и мужчины. У них тоже есть любопытство.