Вавилон и Башня
Шрифт:
– Не знаю, давай у Роба, что ли, спросим, а?
Я достал Роберта и проделал весь ритуал от начала до конца. Роб на этот раз все кричал про какую-то финансовую рентабельность, голосил про «здесь и сейчас» и вывел странный лозунг – приложи свое намерение к своей финансовой рентабельности. Наверное, на этот раз в него вселился «продавец счетов». Или как там они называются? Поток Роба оборвался на фразе «живи сейчас», после чего я с силой закрутил крышку и сам куда-то провалился. Не хватало мне еще «жить сейчас». Этого мне точно не надо! Так лучше и не жить совсем.
Глава 7. До
<Без географического наименования, 2100-е годы. Новая цивилизация>
Над площадкой поднялся большой пласт Пао, на нем сидел светло-коричневый ЛЮ.
Рядом с ним еще один цвет. Еле различимый, серо-голубой, почти прозрачный.
Старый мудрый ЕТ!
Пласт Пао упал на площадку, разлетевшись на множество кусков в разные стороны. Но никто не побежал их подбирать. Пришло время для последнего урока старому мудрому ЕТ.
Самый яркий цвет станет прозрачным. Это я вспомнил грустный урок МА.
Последний урок важен и не важен. Потом уже не дать последний урок. Прозрачный коридор – не место для уроков.
Старому мудрому ЕТ я дал свой урок-воспоминание. Я вспомнил, как первый раз увидел его, когда пришел к Башне, как узнал, для чего нужен Подъемный Блок, как надо подниматься на Башню и как опасны пласты Пао во время темнолетающего Пао.
И очень важный урок: делать Башню выше – тяжело, делать Башню выше – легко.
С каждым пластом Пао, который поднимал старый мудрый ЕТ, Башня становилась выше, значит, очень скоро мы дотянемся до Яркого Пао, каждый получит свой самый яркий урок.
Вот почему ЕТ стоит у Подъемного Блока, как когда-то стоял его учитель, старый мудрый ЯТ. ЕТ даже не нужно ходить к Перекладинам. Каждый новый пласт Пао делает Башню выше. Пао больше, Башня выше.
«Пао больше, Башня выше», – передал я свой прощальный урок старому мудрому ЕТ.
ЕТ стал совсем прозрачным. Мы понесли его в Прозрачный Коридор.
Часть третья
Глава 1. Конбор
<Уссурийская тайга, 1946 год>
– Слушайте не звуки, а состояние, – сказал Сато, и его слова растянулись как смола, вытекающая из дерева, сначала в виде блестящей капли, потом тянущейся ниточки. – Состояние важнее.
Я подумал, что не понимаю, на каком языке он говорит.
– Вы научитесь различать звуки внутри состояния. Но пока звуки – это всего лишь звуки. В самих звуках ничего нет. Состояние. Состояние есть.
Мы стояли на краю высокого утеса, ловили рыбу. Даже не ловили, а поддевали. Весной рыбы в уссурийских реках больше, чем воды. Достаточно опустить загнутый гвоздь, с какой-нибудь наживкой, как рыба на нее сама бросится.
Я слышал, местные рыбаки ловили рыбу чуть ли не руками, но мы не решались. Перчатки давно уже разлетелись на лохмотья, а вода была такой студеной, что казалось, нарушены всякие законы физики. Ведь вода не может быть ниже ноля? Но эта вода именно такой и была. Сунешь руки, будто в ледник попал. Кожа краснеет как ошпаренная, чувствуются покалывания.
– Что вы сейчас слышите? Какие ощущения? – голос Сато опять прозвучал смолой.
– Я…
Не могу понять. Так много звуков в весенней тайге. Все они звонкие, завораживающие. Вода звенит сотней колокольчиков, ветки по-особому колышутся, птицы снова ведут бесконечные беседы, пытаясь наверстать долгие месяцы тишины.
Звук веток весной не такой, как зимой. Зимой сухой, застывший. А сейчас приятный, бархатистый. Словно ветки знают, что с каждым днем ближе весна, тепло, жизнь.
Но это все не то, не то… это все выводы. Умствования, как, наверное, сказал бы дед Матвей. Но состояние. Состояние! Оно где-то глубже. Может быть, даже где-то не во мне.
– Я… я… хм… что-то переливается зелеными и золотистыми красками, – наконец смог сформулировать я.
Сато ничего не ответил. Он посмотрел вдаль, куда-то за горизонт. Потом нагнулся, взял камень и с силой швырнул на середину реки. От этого у берегов послышался резкий свист. Рыба, стоящая в заводях, рванула в разные стороны.
– А теперь?
– Что теперь? – не понял я.
– Какие цвета? Какое состояние?
Я закрыл глаза и погрузился в дремоту. Внутри скакали целые толпы мыслей. Сначала тревожные. Про то, что большой палец на правой ноге, кажется, попал наружу из истертой подошвы болотоходов, и я стою им на ледяной корке. Потом успокоился, запас еще есть. Совсем небольшой… подошва на мыске износилась чуть ли не до толщины бумажного листа, но какая-то преграда между моими распухшими ногами, камнями и льдом еще оставалась.
У Сато с этим хуже. Его сапоги давно развалились, приходилось каждый день переплетать онучи, сушить их и отрезать отвалившиеся лохмотья. С другой стороны, это была вечная обувь. Сколько бы он ни бегал по лесам и горам, всегда сможет скрутить себе новую из травы и каких-нибудь стеблей. Настоящая природная мудрость.
Нет, нет… это опять мысли, опять выводы. Это неправильно, нет… не то чтобы неправильно… Нет правильного и неправильного. Но так не увидеть, не понять главного – состояния.
«В мыслях можно ловить только слова, а слова – это не состояние. Слова! Слова – это только оболочки чего-то. Сами по себе они не несут смысла», – недавно объяснял мне Сато.
Интересно, что японец, говоря о значении слов, использовал английское charge, которое имеет два значения: «заряд» и «нагрузка». Я пытался понять, какое из них он подразумевает, но так и не понял. Хотя мне все больше казалось, что Сато имеет в виду «нагрузка». Что слова – на самом деле нагрузка, а не заряд. Нагрузка, которая, как в электрической цепи, создает силу тока и в то же время ее ограничивает.