Вавилон и Башня

Коста Алекс

На этот раз выпил, конец смены все-таки. Вроде небольшой глоток, но почти ничего не осталось. Мало наливают, что сказать. Обожгло, внутри как-то приятно сделалось.

Дальше сидел в гостиной на приколе. Ждал, что «халат» скажет. Остальные ребята, кто не охранял по периметру, поехали искать некую Юлю, которая, как успел сказать Егорка, его поюзала¹⁶.

Если по правде, никакой Юли, по ходу, и не было… точнее, была… но за этот вечер столько Юль всяких мелькнуло, что уже не важно, какая из них намарафетила¹⁷

пацана, тачку подбила угнать.

Для меня это ништяк, что позвали сюда. Как будто я член семьи, а не просто торпеда¹⁸ какая. Что-то типа гордости родилось внутри. Дал я тут слабину, короче. Что бы на это сказал Сергуша, да и весь тот тюльпан?.. Что бы сказал?.. Ни-че-го. Никто оттуда уже не вернется.

Миша вышел из спальни. Я тоже приподнялся:

– Ну что там?

Миша, сука, оглядел меня подозрительно. Но рядом хозяйка. Он и начал свою ахинею травить:

– Что ж… шок, безусловно, есть. Даже и ушибы… однако ничего серьезного. Мальчик, на этот раз, отделался легким испугом…

– На этот раз?! – внимательно так посмотрела на него мать мальчика, аж ноздри запрыгали. – На этот раз?! Что вы имеете в виду, Михаил Симонович?

– Кхе-кхе, – изобразил Миша. – В анализах слюны и мочи существенная доза… как бы помягше-то… опиатов и мелатонина… то есть, простите меня, это кокаин и амфетамин… не говоря уже… кхе-кхе… о большом количестве этанола… кхе-кхе, то есть алкоголя. В общем, все это дорога в один конец, так сказать. Понимаете?

– Это мой cы-н-н! Это мой, это мой… сын… Что вы говорите такое?!

Я, понятно, тоже даю! Рванул за волыну. Вовремя остановился, а то бы и пригномил Симоновича, чего уж там.

– Да, да, да… – закозырял Миша и сам весь задрожал, сука. Пузо ходуном ходит, как кисель. – Да и еще раз да! Упаси господи! Надо лечиться, есть специальные программы. Наркотики никого до добра не доводят. Вы поймите, уважаемая Елизавета Викторовна… – «халат» любил сказануть, как в книжках, прежде чем получить на лапу. – Вы поймите, есть, есть способы… если нужно, мы поедем, мы организуем лучшую программу в Швейцарии.

– Богдан, расплатись!

Не ожидал от нее. Похоже, она Егорку-то сильно любит.

Я вытащил пару соток, швырнул на столик, в руки пархатому не дал. Симонович посюсюкал чего-то еще. Но Елизавета махнула ему, типа «иди». Он, сука, быстро подхватил бабосик, поклонился даже, вот падла. Сначала, сука, мне! Попутал, видать. Потом Елизавете. И такой, как крыса, пошел.

– До свиданья, до свиданья… скорейшего выздоровления. Если все-таки насчет программ…

Елизавета еще раз махнула, Миша заткнулся, дверь за собой закрыл.

– Фу, какой мерзавец… – по ходу, без сил Елизавета села на диван. – Богдан, налей мне тоже, пожалуйста.

– Вам виски? – у меня голос аж сорвался. Блин, как у салаги.

– Все равно…

Поехал после смены домой. Так и вышел перед Арбатом. Решил постоять, воздухом подышать.

Город-герой, блин. Жахнуть бы здесь, чтоб засветилось вокруг, как в Джелалабаде¹⁹. Вот тогда бы это был герой.

На душе хреново как-то, не по себе. Хотелось скорей зашариться²⁰,

накидаться до отключки, чтоб без тормозов. Виски этот стоял в горле, приятно так, не хотелось его не пойми какой дешевой водярой заливать, культурного чего-то хотелось.

Мы с Сергушей обычно бухали спокойно, как люди, без излишеств. Просто выпивали, просто вспоминали. На моей кухне простенькой. Сигареты, водка, закуска, все как положено. Я-то как? Последние лет десять голова не та. Как накидаюсь, передо мной колодцы Кандагара, пески Баграма… как настоящие, сука. Все горит, тюльпаны потом подбирают, что осталось.

Перевалы, перевалы, без конца и края. Природа, сука, кое-где красивая, но чужая. Сколько их вообще тогда было, этих перевалов?.. Меня всегда там напрягали камни здоровые. Эти камни, уж хрен знает сколько лет там смотрели, как подыхает кто-нибудь. В смысле не только мы, а вообще все. То в форме, то в халатах этих дебильных. Какая разница…

А тут витрины на меня смотрят. Еще хуже, чем камни те. То ли купить пельменей, закусона, водки и спокойно посидеть. То ли зашариться куда, просадить бабла маленько. Елизавета Викторовна предлагала мне в нагрузку, за «спасение Егорки». Какое там спасение! Так, обычный косепор разгреб. В общем, не взял я. Сама сунула в карман, сказала: «Ладно тебе, Богдан, ты тоже человек, проведи как-то время».

Бабосы я не вытащил, не вернул. Так до сих пор и торчат в кармане. Нет, не потому, что деньги не хотел возвращать. Подумал, раз Лиза положила, не могу я вернуть вот так просто. Короче, как олень я думал.

Раз олень, значит, бабосы эти надо и потратить по-тупому. И решил-таки не пельмени, а культурно повялиться где-то. Тем более давно отдыха нормального не было. Ребята в том месяце приглашали, не пошел. Без Сергуши не хочу. Неправильно как-то.

Зашел во что-то японское. Заказал водки, закусь. В зале ни туши. Полы пахнут химией какой-то. Но не ядреной, как в военгоспитале, жить можно. В углу салага-официант трет глаза. Видно, приехал из своего города на ранней «собаке»²¹.

Выпил первые сто пятьдесят. Косепор с Егоркой все крутился в башке. Когда мы в юности барагозили, случалось всякое, чего уж там. Но никто не страховал, никто не заботился. Как-то иначе все было устроено. Сделал – сам разбирайся. И все. Халаты так же латали, предки так же опекали, но не пытались порешать. Что было, то было, типа сам порешаешь.

Это приучало относиться к жизни по-другому, не быть якорями²². По-взрослому, как мы думали. Куда нас привело это по-взрослому? Туда и привело, что половина моих теперь лежат где-то, а караваны по ним ходят. И что, караваны виноваты? Или те, кто приехали туда с волынами и стали по этим караванам шмалять? Караваны там уже тысячи лет. И чё? Значит, мы, получается, не правы? А мы-то что?! Сказали: «Надо отслужить». Пошел. Не спросил ни у кого. Такая же логика: сам разберусь. Как будто самый умный, что ли… и как можно быть самым умным в семнадцать?! Потом сказали: «В Афган пойдешь?» А я: «Ну пойду. А чё?» И пошел. Опять, сука, не спросил. Откуда это взялось? Может, оттого, что должен кому-то? Но кому?!