Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
Занятия начинались только третьего октября, а значит, у Робина и Рами осталось целых три дня, чтобы исследовать город.
Три самых счастливых дня в жизни Робина. Ему не нужно было читать или заниматься, не нужно готовиться к сочинениям или докладам. Впервые в жизни он сам распоряжался своим временем и кошельком и сходил с ума от свободы.
Первый день они посвятили магазинам. Они зашли к «Ид и Рейвенскрофт» снять мерку для костюмов, в книжный Торнтона, чтобы купить книги по списку, на лотках Корнмаркет-стрит купили чайники, ложки, постельное белье и аргандовы лампы. Приобретя все необходимое для жизни студента, они
И они начали транжирить деньги. Купили несколько кульков с засахаренными орехами и карамелью. Взяли напрокат университетский ялик и всю вторую половину дня пытались лавировать между берегами Черуэлла. Зашли в кофейню на Квинс-лейн, где потратили безумную сумму на разнообразную выпечку, которую ни разу не пробовали. Рами обожал овсяные лепешки.
– В них даже овес становится вкусным, – сказал он, – и я понимаю лошадей.
А Робин предпочитал липкие сладкие булочки, настолько пропитанные сахаром, что от них много часов болели зубы.
В Оксфорде они выделялись как белые вороны. Поначалу это нервировало Робина. В чуть более космополитичном Лондоне на иностранцев так не пялились. Но жителей Оксфорда они постоянно пугали. Рами привлекал больше внимания, чем Робин. Робин выглядел иностранцем только вблизи и при определенном освещении, но чужеродность Рами сразу же бросалась в глаза.
– О да, – сказал он с деланым акцентом, когда булочник спросил, не из Индостана ли он. – У меня там большая семья. Только между нами, но я королевских кровей, четвертый в линии наследования. Какого трона? Ну, местного. Наша политическая система очень запутанная. Но мне захотелось попробовать обычную жизнь, получить настоящее британское образование, видите ли, вот и я покинул свой дворец и приехал сюда.
– Почему ты так говорил? – спросил его Робин, когда они отошли подальше. – И что все это значит, ты и впрямь королевских кровей?
– Любой англичанин при встрече пытается встроить меня в какую-нибудь известную ему историю, – ответил Рами. – Либо я грязный вороватый ласкар, либо слуга какого-нибудь набоба. И я понял, что в Йоркшире проще жить, если они будут думать, будто я принц из империи Великих Моголов.
– А я всегда пытался раствориться среди местных, – признался Робин.
– Для меня это невозможно. Приходится играть роль. В Калькутте нам рассказывали историю про Сейка Дина Магомеда, первого мусульманина из Бенгалии, который разбогател в Англии. Он женился на белой ирландке. И владел в Лондоне собственностью. И знаешь, как у него получилось? Он открыл ресторан, но прогорел, и тогда решил наняться дворецким или камердинером, но ничего не вышло. А потом ему пришла в голову блестящая мысль открыть в Брайтоне парную, где принимают ванны с пеной. – Рами хихикнул. – «Целительный пар! Массаж индийскими маслами! Он излечивает астму и ревматизм, и даже паралич». Конечно, мы знали, что это не так. Но Дину Магомеду нужно было только объявить себя целителем, убедить всех в магических свойствах восточной медицины, и публика начала есть у него с рук. О чем это говорит, Птах? Если о тебе сочиняют россказни, используй их в своих интересах. Англичане никогда не будут считать меня красавцем, но, если я впишусь в их фантазии, пусть хотя бы думают, будто я принц.
В этом была разница между ними. Приехав в Лондон, Робин пытался не высовываться и ассимилироваться в местное общество, замаскировать свою инаковость. Он думал, что чем незаметнее станет, тем меньше будет привлекать внимания. Но у Рами
– Мирза и правда означает «принц»? – спросил Робин, услышав, как Рами в третий раз объявил это очередному лавочнику.
– Конечно. Ну, вообще-то, это титул, происходящий от персидского «эмирзаде», но довольно близко к принцу.
– Значит, ты…
– Нет, – отрезал Рами. – Ну, может, когда-то. В общем, это семейное предание. Отец говорит, что мы были аристократами при дворе Моголов, что-то в этом роде. Но то было давно.
– И что случилось?
Рами окинул его долгим взглядом.
– Британцы, Птах. Не тупи.
Тем вечером они потратили огромную сумму на корзину с хлебом, сыром и сладким виноградом, которую взяли в Южный парк на востоке территории колледжа, и устроили пикник. Они нашли тихое местечко у небольшой рощицы, достаточно уединенное, чтобы Рами мог помолиться на закате, и сели на траву, скрестив ноги, отрывали хлеб прямо руками и расспрашивали друг друга о жизни с трепетом мальчишек, которые много лет считали, что никогда не найдут подобного себе.
Рами очень быстро догадался, что профессор Ловелл – отец Робина.
– Как пить дать. Иначе зачем он так уклончив? И откуда еще он мог знать твою маму? Он знает, что ты в курсе, или до сих пор пытается это скрывать?
Робина тревожила его прямота. Он привык обходить стороной эту тему, и ему странно было слышать такие откровения.
– Не знаю. В смысле, все эти подробности.
– Хм. Он похож на тебя?
– Немного, мне кажется. Он преподает здесь восточные языки, ты наверняка с ним еще встретишься.
– Ты никогда его об этом не спрашивал?
– Даже не пытался, – сказал Робин. – Я… Я не знаю, что он ответит. – Нет, это неправда. – То есть вряд ли он вообще ответит.
Они были знакомы всего один день, но Рами уже научился читать выражение лица Робина и благоразумно не стал напирать.
Рами гораздо откровеннее рассказывал о своем прошлом. Первые тринадцать лет жизни он провел в Калькутте, у него было три младшие сестры, а семья прислуживала богатому набобу по имени сэр Хорас Уилсон. Следующие четыре года он жил в Йоркшире, в сельском поместье, пытаясь произвести впечатление на Уилсона чтением на древнегреческом и латыни и стараясь не выцарапать ему глаза от скуки.
– Тебе повезло получить образование в Лондоне, – сказал Рами. – Ты хотя бы мог куда-нибудь сходить на выходных. А я торчал все детство среди холмов и болот, и вокруг никого моложе сорока. Ты когда-нибудь видел короля?
Еще один талант Рами – так резко перескакивать на другую тему, что Робин с трудом за ним поспевал.
– Вильгельма? Нет, он редко появлялся на публике. В особенности в последнее время, когда приняли Фабричный акт и Законы о бедных, после которых реформаторы устроили уличные беспорядки и выходить стало небезопасно.
– Реформаторы… – с тоской повторил Рами. – Повезло тебе. А в Йоркшире самые значительные события – пара свадеб. Иногда курица сбежит из курятника.
– Но я все равно не принимал никакого участия в событиях, – сказал Робин. – Честно говоря, мои дни были довольно монотонными. Бесконечная зубрежка для подготовки к поступлению сюда.
– Но теперь ты здесь.
– Выпьем за это.
Робин со вздохом откинулся назад. Рами протянул ему чашку со смесью сиропа из цветков бузины с водой и медом, которую сделал лично. Они чокнулись и выпили.