Вавилон
Шрифт:
Забада и Элос рассматривали спящую. У обоих, как незадолго перед тем у слуги, шевельнулось дурное предчувствие.
— Будь осторожен, князь, — поспешил предостеречь Устигу Забада. — Не допусти, чтобы она здесь очнулась. Помни, она хоть и приходится двоюродной сестрой Сурме, но совсем недавно ее видели в обществе самого Набусардара, который выслеживает нас.
— Да, да, князь, — поддержал его Элос, — пусть имя Набусардара послужит тебе предостережением. Устига принужденно засмеялся.
— Вы говорите так, будто из-за нее я изменю своему долгу, обману доверие царя, возложившего
— Мы только напоминаем об осторожности, — заметил Забада.
— Никто и не думает подозревать тебя, князь, — добавил Элос. — Ты всегда был достойнейшим из нас, и твои героические деяния запечатлены в царских анналах Экбатаны.
— Верьте мне, братья, — сказал Устига. — Она потеряла много крови и придет в себя не раньше, чем через два часа. За это время мы сможем все обдумать и найти разумный выход. Но не требуйте, чтобы, спасши человека, я потом сам обрек его на смерть. Защищая ее жизнь, я собственноручно отправил на тот свет жреца Эсагилы, так неужели теперь проводить и ее за ним следом? Почему Нанаи должна погибнуть? Персидское могущество не строится на бессмысленно принесенных в жертву женщинах. Сила Персии в армии, в нас.
— Верно, князь, но женщина больше других способна на предательство. Самое вероломное, самое коварное предательство. Мужчина изменяет хладнокровно. А женщина предает с пламенем в сердце. Никогда не угадаешь, в какую минуту ее любовь обернется укусом змеи.
Устига был задет за живое.
— Я думаю, мы напрасно преувеличиваем. По рассказам Сурмы и по своим наблюдениям я убедился в том, что Нанаи в высшей степени присуще чувство достоинства, честность и великодушие. Я видел собственными глазами, как она встретила жрецов с кинжалом в руке. Измена гнездится в душе труса, тропой вероломства идут лишь низменные натуры.
— Ты хочешь и нас уверить в том, что Нанаи не сможет стать предательницей? — вмешался Забада и многозначительно усмехнулся.
— Заверяю вас в том перед лицом высшей справедливости, — торжественно произнес Устига, и его глаза вспыхнули, подобно факелам, освещавшим подвал и распространявшим вокруг запах земляной смолы.
Забада лишь покачал головой.
— Желаю тебе не обмануться. Желаю этого во имя твоей и нашей родины, потому что едва ли Персия найдет более отважного и преданного сына. Твоя гибель была бы невозместимой утратой.
Всякий раз, когда речь заходила о его жизни, Устига пренебрежительно усмехался. И теперь не замедлил возразить:
— Ничего бы не случилось. Ничего непоправимого. Таких сыновей уже обрела Персия и в тебе, Забада, и в тебе, Элос.
Он задумался и, обняв их за плечи, прошел с ними в соседнее подземелье.
Человеку не дано знать последнюю черту своей жизни. Устига чувствовал, что с ним творится неладное. Он вдруг усомнился в своей воле, в собственных силах. Тем не менее он противился мысли, что его сомнения связаны с Нанаи, видя в ней скорее дар, ниспосланный судьбой.
Однако, вняв своему внутреннему голосу, князь задумал связать присягой Забаду и Элоса. своих возможных преемников. Он велел им положить руки на рукоять своего меча и повторить за ним слова клятвы.
Они
— Кто знает, что ждет нас впереди? — твердо произнес Устига. — И вы должны поклясться мне, что всегда согласие пребудет меж вами, что без зависти, ненависти и козней будете сообща служить своему народу в этой чужой стране, которую готовится покорить великий Кир. Станьте же вы двое единым мужем, и пусть моя смерть навеки свяжет вас неразрывными узами воли и духа.
Прозвучала клятва, и в подземелье повеяло могильным холодом.
Устига еще раз вышел взглянуть, не проснулась ли Нанаи, и собрался слушать рассказ о событиях в Вавилоне.
В первую очередь его заинтересовало известие о том, что тайный договор между жрецами Эсагилы и Экбатаны вступил в силу. Посланцы святыни Ормузда подписали соглашение и от имени царя Кира, так как в Персии каста жрецов отличалась патриотизмом и боготворила царя. Персидские жрецы были преданны родине, в отличие от Эсагилы, пестовавшей изменников.
Перед встречей со жрецами Мардука служители Ормузда побывали в пещерах Оливковой рощи. Они передали новые распоряжения Кира, из которых явствовало, что царь намерен тотчас после спада летней жары вторгнуться в Вавилонию и овладеть ее столицей. Армия готова к этому, вооружена по последнему слову военной техники, в ее составе непобедимая персидская конница, во главе — опытные и славные военачальники. Кир намеревается окружить Вавилонию сразу с трех сторон. Одну часть войска он бросит под прикрытием Эламских холмов на юг, вторая займет позицию на берегу Тигра, нацеливаясь на Вавилон, третья останется на севере. Труднее всего будет форсировать реку, в этом месте очень глубокую и бурную. Легче было бы проникнуть в Вавилонию со стороны Мидийской стены. Поэтому Кир приказал. Устиге любой ценой раздобыть план этого оборонительного сооружения.
Не теряя времени, Устига принялся за работу. Вслед за экбатанскими жрецами он отослал в Вавилон Забаду и Элоса. Они-то и сыграли роль шпионов, которых Эсагила подсунула царю Валтасару.
После допроса их под конвоем должны были доставить к границе и выдворить за пределы Халдейской державы. Но Эсагила позаботилась о том, чтобы конвой состоял из храмовых солдат, которые, выведя шпионов за городские ворота, по приказу верховного жреца тут же отпустили их на все четыре стороны. Так Забада и Злое вместе с третьим персом оказались на свободе. Они потом долго бродили по улицам и увеселительным заведениям Вавилона, выдавая себя то за портовых грузчиков, то за богатых чужестранцев.
Так они стали очевидцами всех важнейших событий в столице.
Они узнали от Сан-Урри, что Набусардар сам отправился на поимку персидских лазутчиков.
Для них не осталось тайной, что за измену Сан-Урри смещен со своего поста. Забада и Элос выяснили даже то, что пока не было известно Набусардару. Они выследили Сан-Урри, который нашел убежище в Храмовом Городе, снискав благоволение могущественного Мардука тем, что передал Исме-Ададу выкраденный план Мидийской стены с описанием ее военных секретов.